Страница 69 из 141
Решение о посылке Лебедя принимал зам.министра обороны Ачалов. И вовсе не для защиты ельцинистов, а как раз наоборот: для защиты от ельцинистов.
«От кого охраняет пост часовой? – ответствовал Лебедь, когда затащили его в кабинет к Ельцину и принялись выпытывать, зачем и по чьему приказу он прибыл. – От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового».
В принципе Лебедь лишь процитировал положение устава, но российского президента этот ответ вполне устроил: каждый хотел услышать то, что хотел услышать. И будущего секретаря Совбеза чуть ли не на руках несут в толпу, объявляют героем и защитником свободной России.
А герой после этого возвращается в Генштаб и сразу же садится чертить план захвата Белого дома, благо систему укреплений видел собственными глазами. Согласно этому плану, фасад и правую часть здания должны были захватывать солдаты дивизии Дзержинского под прикрытием «Альфы», левую и тыльную – тульские десантники: то есть те самые защитники демократии, перешедшие якобы на сторону восставшего народа.
План Лебедя был мгновенно одобрен генералом Ачаловым и направлен на согласование в МВД. Ну а то, что не суждено ему было сбыться, вопрос – не к Лебедю, и уж тем более не к Грачеву…
Нет никаких сомнений: если бы ГКЧП решилось брать штурмом Белый дом, оплот демократии был повержен бы в считанные минуты, и тот же свободолюбивый Грачев стремглав встрепенулся, еще б и орден получил – за героизм и усердие.
«Один залп из БТРов – и вся начинка здания заполыхает, все ваши герои попрыгают из окон», – без обиняков заявлял тогда Ельцину генерал Лебедь.
Примерно то же говорит и руководивший обороной здания, генерал Кобец:
«Как военный человек, я понимал, что против профессионалов, несмотря на то что у нас активных штыков человек пятьсот было, нас хватит максимум на несколько минут».
План под кодовым названием «Гром» должен был вступить в силу в ночь с 20 на 21 августа. Но по устоявшейся уже традиции путчисты начали готовить его лишь в самый последний момент, верстая чуть ли не на коленках.
Решающая роль в операции «Гром» отводилась группе «Альфа».
«В течение получаса поставленная перед “Альфой” задача была бы выполнена, – констатировал сразу после провала ГКЧП командир группы Виктор Карпухин. – Правда, с очень многочисленными жертвами. Мы знали, где находится Ельцин, другие руководители, имели поэтажный план. Каждый боец “Альфы” был обеспечен индивидуальной связью и мог действовать автономно».
Что же произошло? Почему «Гром» так и не прогремел?
Да очень просто. Первые же дни чрезвычайного положения показали всю беспомощность и несостоятельность новоявленных вождей. Если поначалу и возникали еще хоть какие-то иллюзии, то к исходу 20 августа они улетучились окончательно.
Вместо того чтобы железной рукой приступить к наведению порядка, горе-путчисты погрязли в бесчисленных совещаниях и словословиях. Вся их деятельность сводилась к выпуску указов и приказов, которые никем – хотя бы для виду – не выполнялись. Они даже не удосужились отключить телефоны и свет в Белом доме!
И когда генералы поняли, что крайними в очередной раз становятся они – армия, КГБ и МВД – реакция их была вполне понятной.
А тут еще и первые жертвы: когда в ночь на 21 августа колонна бронетехники пытается подойти к Белому дому, путь им преграждают ополченцы – три человека гибнут.
Самое поразительное – об этом сразу постарались забыть – колонна, на которую бросились защитники демократии, к готовящемуся штурму отношения никакого не имела: танкистов послали как раз на охрану Белого дома. По трагической иронии судьбы одни и те же солдаты и офицеры за одну ночь, сами того не подозревая, ухитрились одновременно оказаться и кровавыми палачами и героями, перешедшими на сторону революции.
Кстати, четыре месяца спустя, уголовное дело по факту гибели ополченцев было прекращено. Следствие вынуждено было признать, что военные действовали правомерно, ибо находились при исполнении, отражали нападение и за это достойны награды. Правда, к тому времени все погибшие – Усов, Комарь и Кричевский – указом Горбачева посмертно стали уже Героями Советского Союза: звание это присваивалось в истории в последний раз. (Горбачев хотел наградить звездой Героя еще и Ельцина, но тот в грубой форме от нее отказался.)
Очередной абсурд, коего в августе 91-го набиралось с избытком: и убийцам, и их жертвам – по награде…
Узнав о гибели людей, министр обороны Язов отменяет приказ о начале операции «Гром».
Да, если б даже и не отменил: это все равно ничего уже не решило бы. Штурмовать Верховный Совет отказались по очереди внутренние войска, группа «Альфа». Против применения силы категорически возражал генерал Лебедь.
Впрочем, ни Ельцин, ни защитники Белого дома об этом еще не знали. В ту ночь они приготовились к последнему и решающему бою. Даже человеку несведущему в военной науке было ясно, что любое сопротивление бессмысленно.
Первым не выдержали нервы у предсовмина Силаева. Он распустил по домам работников аппарата и трагическим тоном объявил Ельцину, что лучше его возьмут дома, чем он погибнет в кровавой мешанине. «Сегодня ночью с нами будет покончено, – воскликнул отважный премьер. – Прощайте!»
Это малодушие Ельцин припомнит Силаеву очень скоро: уже через месяц его отправят в отставку…
Решающую ночь Борис Николаевич провел в своем кабинете. На случай штурма был разработан план его срочной эвакуации в американское посольство, расположенное неподалеку. Американцы даже специально держали открытыми задние ворота, но Ельцин в последний момент от спасения отказался.
Когда раздались первые выстрелы, президент крепко спал прямо в одежде. Он даже ничего не успел понять, как Коржаков растолкал его и, спустив на лифте в гараж, посадил в машину.
«И тут Ельцин спрашивает:
– Подождите, а куда мы едем?
Видимо, только сейчас он окончательно проснулся.
– Как куда? – удивился я. – В американское посольство. Двести метров, и мы там.
– Какое посольство?!
– Борис Николаевич, я же вам вчера докладывал, что у нас есть два пути: или к американцам, или в свой собственный подвал. Больше некуда.
– Нет, никакого посольства не надо, поехали обратно».
(Из книги А. Коржакова «От рассвета до заката»)
Максимум, в чем удалось его убедить, так это спуститься в бомбоубежище, где и провел он всю ночь до рассвета, снимая стресс излюбленным своим методом.
Пресс-секретарь президента Павел Вощанов признавался позднее, что именно в ту ночь окончательно принял для себя решение уйти в отставку.
«Люди искренне решили защищать демократию, своего президента. Сидели на ступенях, жгли костры. А там был накрыт стол, и Борис Николаевич с ближайшим окружением “расслаблялись”, ожидая разрешения ситуации. Когда я увидел это – мне не по себе стало…»
Впрочем, у Ельцина имелась уважительная причина. Он «расслаблялся», веря, что это – последнее в его жизни застолье.
И то, что остался он в Белом доме накануне обещанного штурма, поступок – надо признать – довольно отчаянный. Впрочем, другого пути у Ельцина попросту не оставалось. Если б в ту ночь он дрогнул и сбежал в американское посольство, бросив десятки тысяч своих сторонников на произвол судьбы, его политическая карьера на этом и закончилась бы. Продолжая революционные аналогии, в истории страны Ельцин навсегда остался бы вторым Керенским – только что без женского платья. (Хотя тот же Коржаков и предлагал загримировать его, приклеив парик и усы.) [18]
Как там, у пламенной Долорес Ибарурри? Лучше умереть стоя, чем жить на коленях? Хотя, мне думается, к поведению Ельцина гораздо лучше подходит русская народная пословица: на миру и смерть красна.
Впрочем, до смерти дело вряд ли дошло бы. Генерал Кобец так излагал разработанный в Белом доме план «Х»:
«Последняя баррикада должна была сопротивляться до такого момента, пока мы не взорвем дамбу на набережной и не выведем через нее руководство правительства и Верховного Совета, а затем посадим на катера, на вертолеты и переедем в Жуковский, где нас ждал самолет».
18
Я, кстати, недавно разбирал свои вещи и неожиданно нашел эти исторические усы с париком. Почти как новенькие. Эту идею с гримом я почерпнул когда – то из фильмов про Ленина. Подумал: вдруг нам тоже придется уходить от слежки. У знакомых артистов взял театральный набор. У меня были с собой 3 – 4 парика и всевозможные накладные усы: висящие, торчащие. Но Ельцин их ни разу так и не примерил.