Страница 45 из 141
Как видно, показания Ельцина и милиционеров совпадают в точности. Но лишь с того момента, когда приплелся он на КПП. Ни похищения его, ни драматического заплыва не видела ни одна живая душа. Водитель, как мы помним, уехал, высадив патрона на повороте. Милиционеры – узрели, уже полумертвого, вымокшим с головы до пят.
Все, что происходило до и после, известно со слов исключительно Бориса Николаевича, верить которому на слово – дело неблагодарное.
Что ж, попробуем сами восстановить череду событий того дня.
Итак, где-то в начале одиннадцатого вечера Ельцин уезжает из Раменок. До Успенского ехать ему недалеко – это в том же, западном направлении.
Поворот, где высадил его водитель, расположен в 18 километрах от Москвы. Время было довольно позднее, тем более – будний день, четверг. Получается, не позднее 23 часов он должен был добраться до места.
Ельцин отпускает машину на перекрестке Рублевского и 1-го Успенского шоссе. От поворота этого до проходной в Успенском – всего-ничего: метров двести. (Могу засвидетельствовать лично.)
Милиционерам, однако, он заявляет, что после чудесного спасения, «отлеживался еще около часа на берегу».
Стоп. Но ведь на КПП он пришел примерно в 23.15. То есть никакого часа на лежку у него попросту не оставалось.
Это отнюдь не единственный довод, разбивающий ельцинскую версию в прах.
Потерпевший утверждал, что сбросили его с моста. Но ближайший мост расположен примерно в километре от проходной, по другую сторону Рублево-Успенского шоссе, и высота там – запредельная: не меньше десяти-двенадцати метров.
Если б падал он оттуда, шансов на спасение у него попросту не осталось. (Местные жители рассказывали мне как-то, что один деревенский мальчишка сиганул на спор с этого моста и разбился на месте.)
Дотошные эксперты даже подсчитали потом: при ельцинском росте в 186 сантиметров и стокилограммовом весе прыжок с такой высоты должен был оказаться смертельным. Чтобы затормозить падение, избежать перелома конечностей и позвоночника, требуется как минимум 6-метровая глубина водоема. Но в этом месте она не превышала полутора метров.
Но, может быть, под мостом он подразумевал что-то иное? Например, мостки у пруда, что проходит по границе поселка.
Возле этого пруда, в самом деле, протекает… Как бы помягче сказать – ну типа ручеек. Так вот в одном, максимально глубоком месте – это значит метр с кепкой – заботливыми жильцами, действительно, был перекинут узкий, дощатый мостик.
Мостик, правда, огорожен перилами. Чтобы упасть с него, нужно здорово постараться. Еще труднее принять его за полноценный мост, откуда сбросили тебя, точно спеленатую мумию.
Именно этот злополучный ручей и сыскал поутру будущий генерал Коржаков, когда выехал на место преступления .
«Следов борьбы не обнаружил. Поразило другое: глубина реки в этом месте – не более метра… а шеф рассказывал, что воды было с головой и он, пока развязывал мешок, прыжками добирался до берега, выныривая, чтобы вздохнуть…»
Интересная деталь: этот самый ельцинский пруд находится в трех минутах ходьбы от дачи № 38, куда направлялся он якобы в гости.
Жил на ней бывший председатель Госстроя СССР Сергей Башилов, под началом которого Ельцин работал еще в Свердловске.
Только вот незадача: в тот день и сам Башилов, и его супруга вот уже как несколько дней лежали в больнице на диспансеризации.
К кому же тогда, спрашивается, шел Борис Николаевич?
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Бред – это совокупность идей и представлений, не соответствующих действительности, искажающих ее и не поддающихся логическому объяснению. Это абсолютно ложные суждения, возникающие без адекватных внешних поводов.
Никто из участников той злополучной трагикомедии по сей день не решается назвать вещи своими именами. Хотя кое-какие откровения у них невольно и прорываются.
«Шеф уехал со встречи в Раменках, слегка возбужденный», – пишет, допустим, Коржаков.[11]
Слегка – это сколько? Двести граммов? Или все четыреста?
«Шеф попросил его остановиться, чтобы последние 300 метров до ворот дойти пешком. Борис Николаевич взял цветы и пошел по дороге вверх… Когда я подъехал днем к Успенскому, то действительно обнаружил недалеко от ворот брошенные, увядшие цветы…»
Какой галантный воспитанный визитер! Едет к старому другу с женой, но обязательно берет с собой букет. Каковой, правда, остается лежать у ворот.
Знал ли Ельцин, что Башиловы лежат в больнице? Вернее, не так: мог ли он это знать? Конечно, мог. Все дачи были оборудованы в Успенском городскими телефонами: поселок-то правительственный.
Но он почему-то, наобум Лазаря, на ночь глядя, едет из Москвы за город, отпускает (!) машину.
Зачем? А если он никого не застанет? На дворе четверг, и вероятность эта – весьма велика. Как же добираться обратно?
Куда проще – со всех точек зрения – было доехать ему прямиком до дачи, убедиться в наличии хозяев и лишь потом отправить водителя восвояси. Ни одного мало-мальски внятного объяснения на сей счет Ельцин не дает.
Впрочем, оно напрашивается само собой: водитель – кстати, пришедший совсем недавно, и не успевший еще заслужить доверие – мог оказаться нежелательным свидетелем. Потому что, как выяснится позднее, люди на 38-й даче все-таки были. Там находилась башиловская сестра-хозяйка Елена Степанова.
Не в пример обычным домоправительницам, всяким там фрекен Бок, была Степанова молода и хороша собой. По ее уверениям, она осталась в ту ночь на даче, дабы сделать генеральную уборку.
Все, кто работал тогда в Успенском – поварихи, охранники, строители: словом, многочисленная армия обслуги , чьей осведомленности позавидует любая разведка – по сей день убеждены, что Ельцин шел именно к Степановой. Ей же и предназначался букет.
Но Степанова то ли прогнала (как там у Коржакова? слегка возбужденного?) ухажера, то ли вышла промеж ними какая-то размолвка. В итоге Борис Николаевич несолоно хлебавши, повернул назад.
Дальше – версии разнятся. Либо он от возбуждения рухнул в ручей. Либо сцепился с неведомым соперником, каковой также добивался взаимности симпатичной домоправительницы.
Сама Степанова оба этих варианта отметает с ходу. Она уверяет журналистов, что с Ельциным ничто их не связывало.
Да, он часто приезжал к хозяевам в гости, но все общение их ограничивалось сервировкой стола и подачей блюд. Если и делал комплименты, так исключительно по причине хорошего своего воспитания.
«Здоровались, конечно, перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами, и все. Да и не до флирта мне было – за день так набегаешься, что не до любви».
И все-таки, к кому же шел тогда Ельцин ночью, да еще с букетом?
Парадоксально, но Степанова настаивает: к ним, на 38-ю дачу.
«Просто он, наверное, не знал, что их (хозяев. – Авт .) нет дома».
Успенские милиционеры косвенно подтверждают ее слова. В своих объяснениях они указали, что Ельцин, придя на пост, сразу же попросил связаться с 38-й дачей, но там никто не ответил…
…После всех этих перипетий Степанову долго таскали на допросы, требовали признаться, что она была любовницей опального политика. Степанова отнекивалась. В скором времени – и девяти месяцев не прошло – у нее родился сын Павел. Замуж Елена не вышла до сих пор…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Дошедшие до биографов письма Ленина к Инессе Арманд (их было более 150, но большинство не сохранилось: Ленин попросил вернуть их ему и, вероятно, впоследствии уничтожил) свидетельствуют о быстро сложившихся близких отношениях, которые продолжались вплоть до смерти Инессы. Арманд была незаурядной личностью, способной загораться, эмоционально отзываться, волновать окружающих, и лидер русской социал-демократии оказался в числе ее поклонников. Потомки И. Арманд отрицают романтические отношения между ним и «русской француженкой».
11
На той встрече, в Раменках, Ельцин, не пил. Редкий случай, но он уехал за город ни в одном глазу. Поэтому все, что случилось потом, придумано было абсолютно на трезвую голову.