Страница 44 из 141
(Из книги Е. В. Тарле «Наполеон»)
Но и этого Ельцину тоже кажется мало. Уже после того, как убрали его из горкома, он выдумывает очередную эффектную легенду. Якобы врачи-убийцы, пока лежал он в больничной палате, специально обкололи бедолагу психотропными средствами, отчего ум зашел у него за разум и в таком невменяемом состоянии вытащили на пленум МГК.
Изнанку этого психотропного мифа, как бы объясняющего ельцинское самобичевание, мы подробно вывернули уже в предыдущей главе.
Остановимся лишь на деталях.
По версии самого Ельцина, главным виновником его мучений (помимо, конечно, Горбачева) был начальник 4-го управления Минздрава академик Чазов.
В «Президентском марафоне» читаем:
«Чазов приехал в больницу: “Михаил Сергеевич просил вас быть на пленуме МГК, это необходимо”. А умру я или не умру после этого – не важно. Меня накачали лекарствами, посадили в машину. На пленуме чувствовал себя так плохо, что казалось – умру прямо здесь, в зале заседаний.
Наина говорила: “Но как же так! Ведь он же врач!” А что врач? Врач тоже лицо подневольное. Не было тогда просто врачей, просто учителей, все, так или иначе, были солдатами партии. Солдатами государства».
Но вот, что пишет он в «Исповеди», то есть десятью годами раньше:
«Они накачали меня лекарствами так, что я практически ничего не воспринимал, и, может быть, я должен быть благодарен им за это, что они в тот момент спасли мне жизнь…».
Они – это, значит, врачи. В первую очередь Чазов. К подобным шараханьям Бориса Николаевича мы уже привыкли.
Ему никогда невозможно угодить. «Накачали» лекарствами – плохо. Спасли жизнь – тоже плохо.
А если б не накачали? Не спасли? Если б оставили умирать от потери крови или же раструбили на всю Ивановскую, что герой и трибун пырнул себя ножницами по пьяной лавочке?
Это было бы лучше?
Между прочим, по версии Коржакова, лошадиную дозу баралгина Ельцину вводил отнюдь не Чазов, а другой доктор – Дмитрий Нечаев.
Но о Нечаеве Борис Николаевич ни разу не упоминает. Более того, через пяток лет, даже, узнав, что человек этот стал лечащим врачом премьера Черномырдина, и не подумал требовать его увольнения.
Впрочем, Нечаев все равно проработал недолго. В апреле 1996 года, при таинственных обстоятельствах, он был застрелен наемными убийцами у подъезда собственного дома. Преступников, ясное дело, не нашли…
А так и оставшаяся загадкой история с экстренной ноябрьской госпитализацией, нападением хулиганов и врачами-вредителями стала одним из тех мифов, которые обеспечили Ельцину всенародное сочувствие, а значит, и признание…
Таинственные происшествия с Ельциным неизменно смахивают на хороший детектив. И это вполне объяснимо.
Не было в советской стране жанра более популярного. Эту метаморфозу филологам и обществоведам лишь предстоит еще разгадать, но я хорошо помню, как вымирали улицы во время показов сериала о «Знатоках» или «Мгновений», а толпа страждущих граждан сметала с прилавков любые, даже самые затрапезные, завалящие книжонки, если в них присутствовало хоть какое-то подобие детективного сюжета.
На черном рынке столицы самым котирующимся изданием был тогда сборник Агаты Кристи «Загадка Ситафорда» (как сейчас помню, в серой ледериновой обложке). Она оценивалась в баснословную сумму – сорок рублей. (У бабки моей, например, пенсия была тридцать.)
Немудрено, что детективные перипетии в судьбе Ельцина, появление завораживающих слухов о нем, мгновенно вызывало массовый ажиотаж.
Феномен Ельцина объясняется, по-моему, тем, что каждый видел в нем то, что желал увидеть. Это был собирательный образ героя. Что-то от Иванушки Дурачка, что-то от Че Гевары, что-то от комиссара Каттани.
Кстати, знаменитый сериал «Спрут», из которого советские люди впервые узнали о существовании мафии, кажется, и появился именно в 1988 году. Это было событие национального масштаба. Конечно, и раньше киногерои стреляли друг в друга, дрались и любили роскошных красавиц. Но все это было… несерьезно, что ли.
«Спрут» знаменовал собой совершенно новую эпоху в массовой культуре. Никогда еще кровь на экране не выглядела так натуралистично.
А поскольку мы привыкли проецировать киногероев в реальную действительность, отважного комиссара Каттани невольно принялись сравнивать с Ельциным, а его злейшего врага, хитроумного адвоката Терразини – с Егором Кузьмичем Лигачевым.
Вот и то, что случилось в сентябре 1989 года, как нельзя лучше соответствовало этому «комиссарскому» имиджу. Потому как, в отличие от Италии, народных депутатов никогда прежде не сбрасывали у нас в реки завернутыми в мешок.
Эпохальное это событие произошло 28 сентября 1989 года. Вокруг него, как и вокруг ноябрьского приступа, наверчено тоже немало. И пришла, наконец, пора разобраться: что же стряслось тогда на самом деле…
Для начала – предоставим слово главному герою.
«Ехал к старому свердловскому другу. Недалеко от дома отпустил машину. Прошел несколько метров, вдруг сзади появилась другая машина. И… я оказался в реке. Вода была страшно холодная. Судорогой сводило ноги, я еле доплыл до берега, хотя до него несколько метров. От холода меня трясло».
В тот день, как потом выяснится, Ельцин с Полтораниным встречались с избирателями в столичном микрорайоне Раменки.
«Зал не мог вместить всех желающих, – читаем в отчете о встрече в малотиражке МИФИ «Инженер-физик«, – и жители района собрались на площади перед ДК “Высотник”, где шла трансляция… Б. Н. Ельцин отчитался по итогам своей поездки в США… высказал свое возмущение публикацией в “Правде”».
Откуда слушателям было знать, сколь драматично завершится этот вечер, который породит новые «чудовищные» обвинения в адрес их любимца.
Верный помощник и наперсник его Лев Суханов, присутствовавший на мероприятии , говорит, что посадил Ельцина в служебную «Волгу», а сам, с другими доверенными лицами, отправился домой. Больше патрона никто в тот вечер не видел…
Л. Суханов:
«Вечером мне позвонила Наина Иосифовна и спросила – где Борис Николаевич?.. Я позвонил водителю Ельцина и попросил того объяснить ситуацию. Оказывается, он довез Бориса Николаевича до Успенских дач, где тот вышел из машины и дальше пошел пешком».
Пошел, значит, себе «к старому свердловскому другу», в правительственный дачный поселок. А около полуночи позвонил домой и дрожащим голосом попросил его забрать.
– Где ты? – враз охрипнув от ужаса, кричала в трубку Наина Иосифовна.
– На КПП в Успенском…
Встревоженная Наина Иосифовна вместе с зятем, Татьяниным мужем, орлицей ринулась на выручку супруга.
Родственники застали Ельцина на КПП. Он был вымокшим до нитки и отогревался горячим чаем, которым потчевали его милиционеры.
Тут-то и поведал он жуткую историю про таинственных злоумышленников, кинувших его в реку.
Якобы, когда от поворота на Рублевке шел он в сторону искомых дач, сзади подъехали «Жигули», и четверо выскочивших злоумышленников набросили ему на голову мешок.
«Не успел я очухаться, как меня куда-то понесли, и очнулся уже в воде, под мостом», – воспроизводит его рассказ помощник Суханов.
Мокрый и обезумевший, клацая зубами (погоды стояли зябкие), Ельцин добрел до КПП на входе в поселке.
«Ребята-милиционеры, дежурившие на посту, сразу меня узнали… Пока пил чай, который ребята мне дали… про себя ругался – до чего дошли…»
«До чего дошли» – это явный кивок в сторону Лубянки. А на кого же еще пенять? Только заплечных дел мастерам, извините уж за каламбур, по плечу такое злодейство…
Цитата из показаний милиционера отделения по охране спецдач Одинцовского УВД В. Костикова:
«28 сентября в 23 часа 15 минут совместно с сержантом милиции Макеевым А. Я. я находился у проходной госдач Успенское. Вовнутрь помещения со стороны улицы зашел народный депутат Ельцин Б. Н., одетый в костюм темного цвета, светлую рубашку. Одежда была совершенно мокрая, с нее капала вода. Мы помогли ему снять пиджак, ботинки, напоили горячим чаем…»