Страница 3 из 15
– Вспомни Галину Уланову и Майю Плисецкую. Повторяй их имена, как заклинание, а я буду болеть за тебя.
– Обещаю, не обману доверия, – я пожала протянутую мне руку.
– Рукопожатие уверенное. Покажи им на что способна!
Генрих Павлов – старинный приятель. Я знала его вечность и даже немного дольше. Наши души влекло друг к другу, словно мы были знакомы и в предыдущей жизни. Существует тайное духовное родство, соединяющее двух посторонних людей. Генрих был для меня близким человеком, хотя я не могла назвать подобное чувство любовью. В подростковом возрасте, когда я сбежала из дома из-за сложных отношений с матерью, семья Павловых дала мне приют.
Как бы я описала внешность Генриха? Он очень походил на Есенина. Пшеничные локоны, взгляд пронзительных глаз цвета ультрамарина и романтический склад характера. Генрих цитировал наизусть Евтушенко, Пастернака и Рождественского. Друг отрицал схожесть с гениальным поэтом, но всё же я звала его Есениным, когда он не слышал. Обычно он одевался строго – классические брюки, жилет, свои кудри скрывал модными шляпами. Рубашки носил с закатанными рукавами, отчего казался расслабленным. Генрих работал осветителем в театре современного танца и большую часть времени мы проводили вместе.
В репетиционном зале зажглись огни. Оживлённые голоса наполнили помещение. Сегодня состоится отбор на главную партию. Танцовщицы взволнованно спорили, кто откроет пробы.
– Кинем жребий. Пусть распоряжается случай, – предложила одна из претенденток. Все согласились с ней.
Мне выпала участь выступать последней. Придётся потерпеть. Я ждала несколько лет, что такое ещё полчаса. Хореограф включил музыку – необычную аранжировку классики и мотивы из рока. В сценических постановках использовали как музыку композиторов, чьи имена знакомы всему миру, так и мелодии новаторов. Хореограф предпочитал экспериментировать с формой и содержанием. Он хотел поставить "Портрет Дориана Грея" в современной трактовке. Спектакль будет сопровождаться видеоинсталляцией. Подчеркнув новую роль женщины в обществе, главную партию отвели не мужчине, как в романе, а девушке. Задумывалось грандиозное шоу, которое повысит интерес к театру. Необходимо показать нечто экстраординарное, чтобы поразить постановщика.
Хореограф, ставивший спектакли, требовал от нас беспрекословного подчинения и дисциплины, словно мы солдаты, готовившиеся к бою. Некоторые артисты считали его тираном. Но он прав, ведь нам предстоит биться за симпатии публики, которая, как известно, капризна. Поэтому движения должны быть отточенными, образы выверенными до мельчайших нюансов.
Претендовавшие на исполнение главной партии танцовщицы выстроились в ряд. Любая была готова на всё, чтобы обойти конкуренток. Смотр начался. Девушки показывали своё видение роли, пластикой передавая нрав красавицы Дорианы Грей. Я смотрела выступления коллег, заворожено ловила каждый пируэт очередной претендентки, запоминала изъяны, чтобы не совершить ошибок. Время, что я провела в предвосхищении, показалось целой эпохой, наполненной музыкой и самоистязанием. Ведь никто в здравом уме не позволит терзать своё тело изнурительными репетициями, диетами и стремлением к совершенству. Будто древнегреческие жрицы мы преданно служили своему Богу – танцу.
Завершилось выступление предпоследней кандидатки. Настал мой черёд. Я вышла в центр зала, по старой балетной привычке заняла подготовительную позицию и застыла в ожидании. Первые мелодии подхватили меня. Хотелось доказать, что именно я достойна главной партии. Радость, страсть и невероятный азарт кружили меня в вихре музыки. Я искала логику в хаосе бытия, вкладывая эмоции в немыслимые прыжки. Язык тела выразительное средство, с помощью которого легко передать состояние человеческого духа и все оттенки настроения. Каждая клетка налилась музыкой и чувствовала ритм. То была вдохновенная музыка моей Вселенной. У каждого человека свой микрокосм. Красивый и непостижимый, он открывает секреты избранным. Когда я танцевала, моя душа очищалась. Я долго занималась классическим балетом, но в нём не находила той свободы самовыражения, что есть в современном танце. Часами я экспериментировала и придумывала новые па.
Композиция закончилась, и я замерла, вдруг увидев, что пристальные взоры находившихся в комнате, прикованы ко мне. Они искали подвох. Я поблагодарила всех за внимание. Просмотр подошёл к концу, предстояло снова ждать. Я волновалась так, словно сдавала вступительные экзамены и от того какую оценку я получу сейчас, зависела моя судьба.
Хореограф с художественным руководителем шептались в стороне, изредка поглядывая на танцовщиц. Артистки расслабились, как солдаты после команды вольно, разбрелись по репетиционному залу. Изящные девушки смеялись и щебетали. Мы считались конкурентками, однако вне стен театра дружили. Ходили в кафе или кино, но никогда не забывали о невольном соперничестве.
Усевшись по-турецки, Генрих наблюдал за разминавшимися танцовщицами. Он был не один – рядом с ним незнакомец. Они оживлённо беседовали. Последовав примеру Павлова, незнакомец вёл себя непринуждённо, сидел по-турецки и при немалом росте выглядел внушительно и неловко, но не ощущал скованности. Танцовщицы заинтересованно смотрели в сторону чужака, посмевшего появиться на их территории без предупреждения. Заметив меня, молодые люди встали.
– Аделина, познакомься – Артём Дубовицкий!
Я улыбнулась, чуть склонив голову. Артём был выше всех собравшихся, имел крепкое телосложение и вьющиеся взъерошенные волосы. Этакий Пьер Безухов. В его круглых серых глазах светилось любопытство.
– Аделина Анисимова, – коротко представилась я.
– Я наблюдал за репетицией. Спектакль получится … – он задумался, подбирая нужное слово, – потрясающим. Вы прекрасно танцуете, лучше многих. Исполняете главную роль?
– Сие неизвестно, но я мечтаю быть солисткой.
– Несомненно, будете.
Я смущённо поблагодарила Артёма. А он, забыв обо мне, обращался только к Генриху.
– Митинг состоится завтра, – понизив голос до шёпота, сказал Дубовицкий.
– Что за митинг? – полюбопытствовала я. Артём кинул взгляд, полный беспокойства, на Генриха, но тот кивнул – мне можно доверять.
– Демонстрация в защиту парка у "Озерков", где полуразрушенный храм и пруд – временное пристанище лебедей. Вы бывали там?
– Давно не заглядывала.
– Там строят торговый комплекс. Вырубили часть парка, но в ближайшее время собираются снести храм, и засыпать водоём. Они продают вырубленные деревья. Эти сволочи убили лебедя, замусорили озеро. Мы должны повлиять на ситуацию, – горячо промолвил Артём и в его глазах вспыхнул огонёк.– Мне удалось привлечь больше десятка неравнодушных. Вместе мы нарисуем плакаты, придумаем лозунги.
Артём – целеустремлённый человек, его нетерпение выдавало увлекающуюся натуру. Одержимость идеей и вера в то, что он борется за правое дело, передавалась и нам. Со свойственной ему скоропалительностью Генрих сжал кулаки, и, казалось, готов ринуться в бой.
Любопытство одержало верх. Захотелось участвовать в этой авантюре.
– Я непременно приду, – пообещала я.
3. Арсений
У порога меня встретил Коля. Крепко пожав его ладонь, я заметил, что он необычайно взволнован. Природа наделила Николая Воробьёва худощавым телосложением, русыми волосами, неказистым лицом и длинным носом. Ему позавидовал бы Мехмет Озурек из Турции – обладатель самого длинного носа в мире. Но двадцатипятилетний Николай, сын генерального директора международного банка, никогда не стеснялся этой особенности. Он был обаятельным собеседником и мог за несколько минут расположить к себе незнакомых людей.
У него было странное увлечение. Он – пранкер. Я тоже удивился, первый раз услышав. Попробую объяснить: Коля хранил толстый телефонный справочник, в котором после работы в банке, пребывая в озорном расположении духа, выискивал среди тысяч и тысяч имён случайную жертву. Звонил и начинал разыгрывать. Обычно он представляется коллектором из агентства по взысканию долгов. Половина населения Петербурга обременена ссудами, поэтому узнав, кем является Николай, собеседники не радовались такому звонку. Сегодня приятель нашёл номер соседа из дома напротив. Удобно устроившись в кресле, набрал цифры и включил громкую связь. После нескольких гудков трубку снял мужчина.