Нити судьбы

   Тёплый майский ветер освежал. Я взглянул на часы. Полшестого. До начала рабочего дня ещё осталось время. Нужно успокоиться и привести мысли в порядок.

   Весна успела заглянуть в город. Я шёл по Невскому проспекту, залитому солнечным светом. Улицы наполнили люди, истосковавшиеся по теплу. Я брёл, потеряв ориентиры, не слыша людских голосов. Проспект вывел к гранитной набережной. По магистрали мчались машины, создавая музыку вечернего Петербурга.

   Моя изменчивая противоречивая натура не давала покоя  родным. Особенно мама переживала за мою судьбу. Я был единственным ребёнком. По настоянию отца поступил в Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет на архитектурный факультет. Как мог, вникал в дизайн, проектирование, геометрию и инженерную графику. Ни один предмет не увлёк меня. Закончив пару курсов, я перевёлся на экономический факультет, но посетив несколько занятий, понял, что и финансовая наука мне не по зубам. Я завидовал известным писателям.

– Ищи своё призвание где угодно, только о литературе забудь, – скажет папа. Я уже слышу его голос в своей голове.

   Многие из моих сверстников, дети из влиятельных семей, считавшие, что им всё дозволено. Нет, они не были плохими людьми. Просто они незнакомы с иной жизнью, как и я, впрочем. Хотелось узнать, каково это – добиться успеха своими силами, почувствовать удовлетворение от результатов труда. Я ощущал себя в этой среде белой вороной, хотя и был вхож в круг литературной элиты. Жизнь мажора, за которого путь выбирают другие мне не по вкусу. Я хотел быть человеком, а не казаться. У человека есть призвание. Увы, найти свою дорогу непросто. Иногда уходят долгие годы. Годы проб и ошибок. Но я желал сам пройти этот путь. Как мне казалось, я нашёл своё предназначение и то, что отец не одобрял его, придавало мне дерзости осуществить задуманное.

   Но сегодня моя уверенность уменьшилась, будто шагреневая кожа. Такие же метаморфозы переживал и блокнот. Я вырвал из него лист с пожеланиями критиков, сделал аккуратный самолётик, пустил в небо и с упоением наблюдал, как он, вращаясь, словно сбитый истребитель, упал в воду. Течение реки быстро унесло его прочь. Я с остервенением отрывал листы с набросками новой повести. Рукопись казалась мне жалкой пародией на что-то стоящее. Так же как и моя жизнь. Из листков, испещрённых неровным почерком, получались дивные самолётики. Они, словно одинокие журавли стремительно вылетали из рук. Истинный полёт мысли. Моя душа не дрогнула. Со спокойствием, на которое способен человек с разбитыми мечтами, я созерцал, как целая эскадрилья белоснежных самолётиков отправилась к горизонту. Издалека они казались всплывшими обломками роскошного лайнера. Солнце растворилось вдали. Багровые лучи заката тонули в тихих водах Мойки. Тогда я и предположить не смел, что жизнь подкинет мне занимательную фабулу.

    ***

   Вечер неспешно зажигал фонари. Я торопился на работу. Сбылось то, что предрекал отец – я стал холуём, мальчиком – принеси-подай. Я подрабатывал барменом в престижном ресторане, располагавшемся в самом сердце Санкт-Петербурга, где собирались, как принято говорить, буржуа. Спавший днём, ближе к полуночи ресторан оживал и шумел множеством голосов. Приглушённый свет придавал эфемерность, а изрядное количество алкоголя делало людей философами. Их интересы всегда были одинаковыми, встречались небольшие вариации.

   Я не считал такую работу постыдной, она приносила скромный доход. Здесь я искал историю, которая легла бы в основу сюжета. Наблюдал за клиентами, впитывал подобно губке, их характеры, слова, интересовался их судьбами. Попадались большие оригиналы, которые стали бы идеальными персонажами фельетона. Сейчас передо мной сидел вероятный герой сатирического рассказа.

   Этот посетитель не отличался умением пить и после трёх стопок коньяка, лишивших его остатков самообладания, заплакал. Он выглядел небрежно в мятой рубашке и обшарканных брюках. Нос и глаза покраснели. Некая Эллочка безраздельно властвовала в его жизни и жестоко распорядилась его сердцем. Я выпил с ним, ибо нет ничего страшнее поруганной любви. Он опьянел, и, всхлипнув, расплатился. Клиенты, принимая лишнюю стопку, раскрепощались и раскрывали свои сокровенные мысли. Они считали меня кем-то вроде батюшки, облачённого в рясу, или психотерапевта. Прав мудрец, изрёкший in vino veritas. Истина в вине.

В ресторан заглядывала разная публика. Посещавшие бар люди снимали груз забот и проводили одинокие вечера. Тусклый свет размывал лица, а музыка заглушала ничего не значившие фразы. Мужчины приходили в надежде завести мимолётные знакомства, и если повезёт, покинуть заведение под руку с девушкой. Женщины шли в клуб, уповая на то, что кто-то разбавит серые краски одиночества. Не все получали желаемое. Неспособные жить в гармонии, не принимавшие уединения, они отчаянно хотели, чтобы в них нуждались, дожидались их возвращения, считали минуты до свидания. Они мечтали быть нужными. Но этим вечером получат счёт за напитки да пару номеров, нацарапанных на салфетке нетвёрдой рукой.

   Завибрировал мобильный, лежавший в кармане фартука. Я взглянул на экран, ожидая решения издателя. Звонил мой друг Коля.

– Говори громче! – выкрикнул я.

   Из-за щелчков я ничего не разобрал.

– У меня появилась новая жертва, – серьёзно проговорил Коля.

   Николай был другом детства, и я прекрасно изучил его пристрастия, но у него появилось странное увлечение.

– Кто?

– Приезжай завтра ко мне, – ответил Коля.

   С приближением ночи ресторан наполнялся посетителями. Как наивные мотыльки они слетались на свет неоновых вывесок. Время, насыщенное бессмысленными разговорами, случайными встречами и короткими знакомствами, пролетало незаметно. Когда последний клиент закрыл за собой дверь, я убрал стойку, расставил бутылки с алкоголем на полки. Хотя я не любил порядок. Только из хаоса рождалось что-то необыкновенное.

Закончив с уборкой, я поднимался на крышу. Здесь я слушал тишину. С высоты открывалась чудесная панорама предрассветного спавшего Петербурга. Безмятежность служила мне помощницей. В фантазии рождались образы, сотканные из туманных снов. Я ждал, что тени вдохновения обступят меня. Но музы не спешили на встречу. Удача отвернулась от меня, после того как литературоведы по камню разобрали мой роман.

Когда занимался рассвет, я спустился, запер дверь и пошёл домой. Квартира, которую я снимал, располагалась далеко от шумной суеты. Домовладелица, Алла Георгиевна, запретила менять интерьер. Я жил в комнатах, обставленных в середине прошлого столетия. Кресла, обитые плюшем, массивный дряхлый диван и маленький столик из дуба навевали мысли о шестидесятых. Вдыхая затхлый запах старинной мебели, я быстро заснул, а вечером следующего дня отправился к другу.

2. Аделина

   Я любила полумрак зрительного зала. Из темноты видна суть спектакля, суть жизни. После репетиций я долго сидела, прислушиваясь к собственным ощущениям. Иногда стоит оставаться наедине с собой и ценить каждую минуту, проведённую в одиночестве. В душе воцарилось умиротворение. Было в этой полутьме нечто магическое, словно я попала в мир, где люди живут в предвкушении спектакля. Волшебное царство театра, где нет ничего невозможного, где стираются грани между выдумкой и реальностью, с детства манило и завораживало меня. Кто-то дотронулся до моей руки.

– Аделина, пора, все собираются, – шепнул на ухо Генрих. – Этот день станет для тебя счастливым. Звёзды выстроились так удачно – с примой расторгли контракт. Трон пустует в ожидании новой королевы.

– Кто я – всего лишь девочка из кордебалета. На что я могу надеяться? – с сомнением сказала я.

   Конечно, я мечтала о главной партии. С этой мечтой я просыпалась с восьми лет. Но довольствовалась участием в хореографических миниатюрах. Главные роли доставались ей – Марии Стоцкой, которая была звездой театра, но недавно скрылась с небосклона. Она ушла тихо и с достоинством, как подобает истинной королеве современного танца. Сцена ждёт новую приму. Нельзя упустить удивительный шанс.