Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 14

– О-о-ох, какая ты сладкая!.. – шептал Говоров. – …Какая горячая…

Дама упёрлась ладонями в кровать, ноги её слегка подрагивали. Кажется, она совершенно не слышала слов агрессора, пребывая в каком-то непонятном отрешённом состоянии. И вдруг Хейла звонко вскрикнула, потом ещё раз. Кричала вовсе не от возбуждения, а скорее от очень сильной боли.

– Не ори!.. – прикрикнул на неё Герман. – …Если б ты не дёргалась, я бы сделал всё более аккуратно.

– Мне очень больно… – всхлипнула Хейла. Похоже, по её щекам текли сейчас слёзы. Однако Говоров этого не видел, потому, как перед его взором была лишь её спина, точёные бёдра и два полушария упругих «булочек». И всё же, офицер замер. Сейчас он не двигался. Это помогло даме справиться с изначальными болевыми ощущениями. А впрочем, если бы мужчина вышел из неё, Хейле было бы гораздо легче.

Слившись в одно целое, они стояли довольно-таки долго. Офицер не двигался, он лишь ласкать своими ладонями спину партнёрши, мял булочки и, чуть нагнувшись, несильно сжимал её грудь. Возможно поэтому, то, что было нынче внутри девушки, вовсе не думало уменьшаться. Детородный орган продолжал быть таким же твёрдым, как и в момент проникновения. Именно этот факт наводил девушку на мысль о том, что рано или поздно, этот самый зверь всё же возьмёт то, зачем он, собственно, и пришёл (точнее, вошёл).

– Заканчивай уже побыстрее… – тяжело вздохнув, безучастно проговорила Хейла.

Детородный орган начало понемногу двигаться. Опасаясь почувствовать прежние болевые спазмы, дама сильно напряглась всем своим телом. Однако очень скоро барышня безвольно обмякла. Очевидно поэтому, сделав ещё пару более сильных толчков, Говоров облегчённо застонал…

Разомлевший офицер плюхнулся на кровать. Удовлетворив свою плоть, можно было, и расслабиться, послав всё к чёртовой матери. Однако не тут-то было. Девушка вдруг уткнулась в подушку и разрыдалась в полный голос.

– Ты меня использовал… Какой же ты сволочь… Просто взял и надругался, лишив меня невинности… – причитала она, уливаясь слезами.

– Хейла, перестань. Я ведь не знал… – присев рядом с дамой, офицер принялся поглаживать её по спине, словно то был маленький обидчивый ребёнка. – …Не надо. Успокойся.

– Чего ты не знал?.. – оторвавшись от подушки, дама уставилась на ундер-лейтенанта. – …Ты даже не удосужился узнать кто я, откуда. Лишь спросил, как моё имя и тотчас вогнал в меня свой шампур.

– Ну, извини. Подскажи, чем я могу искупить свою вину? – почувствовав некоторую слабинку, Говоров перешёл из глухой обороны в осторожную контратаку.

– Мог бы налить девушки вина, поговорить, расположить. А уж после и начал свои похотливые приставания.

– На военном корабле спиртного нет… – Говоров попытался возразить, однако тотчас встрепенулся. – …А впрочем, обожди…

В голову Германа вдруг пришла идея, сбегать к Лазареву, отвечавшему за продовольственное снабжение корабля. У этого прохвоста всегда можно было разжиться чем-то этаким. Но в самый последний момент что-то заставило его заглянуть в свой сундук. Именно там он обнаружил две бутылки французской наливки.

В сознании офицера тут же мелькнула мысль: «Ну, конечно. Ведь это сон, потому и всё здесь возможно».

Молча выпили. Дама чуть повеселела. На её лице появился кое-какой намёк на улыбку.

Следующая их близость была уже обоюдно желаемой. И, тем не менее, под самое утро, когда мужчина и женщина в блаженной истоме оторвались друг от друга, Хейла вновь закрыла лицо одеялом и тихо расплакалась.

– И всё же, ты меня подло опорочил… – её голос, прорывающийся сквозь тяжёлые всхлипывания, звучал несколько отрывисто и весьма сумбурно. – …Ведь я тебя никогда более не увижу… Как и ты меня… Поматросил, и бросил…





Герману ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть, закрыть глаза и погрузиться в блаженную полудрёму.

Глава 6

На сей раз, пробуждение Говорова было более тягостным. Нет, не в физическом плане, а скорее в эмоциональном. После минувшей ночи, со слезами, всхлипами, обвинениями и прочими девичьими капризами, на душе офицера остался какой-то неприятный осадок. Ранее, всё было гораздо проще, более беззаботно.

Герман достал из своего потайного места всё ту же магическую колоду карт, разложил её на столе веером.

«Вот она, та самая «двойка пик», эта чёртова Хейла, сумевшая подпортить мне настроение. Как не крути, а женщины всегда оставались для меня непредсказуемыми существами. Даже во сне, они умудряются устроить какие-то истерики, скандалы… – всматриваясь в карты, Говоров принялся размышлять о представительницах противоположного пола. – …Выходит так, что между девушками, побывавшими в моей постели, не так уж и много общего. Их ни в коем случае нельзя укладывать в одну единую колоду. Каждая из тех красоток – это отдельная, самостоятельная история, своя независимая повесть, потому и должен я, каждый раз подстраиваться, аккуратно прощупывая свою очередную гостью, дабы вновь не попасть впросак, как с этой самой Хейлой.

А впрочем, кто его знает. Быть может, минувшей ночью я столкнулся с обычным исключением из общих правил. Как говориться: для каждой бочки мёда, должна быть и своя ложка дёгтя. Ладно, поживём – проверим…»

При этом офицер вовсе не заметил одну немаловажную деталь. Дело в том, что все «двойки» в мистической колоде карт, каких-то четыре дня назад, казавшиеся ундер-лейтенанту абсолютно новенькими (от них как будто бы ещё пахло свежей краской), на сей раз выглядели несколько потрёпанными, примерно такими же, как «тройки» или «четвёрки».

Ближе к полудню, Герман столкнулся на верхней палубе с Русаковым.

– Говоров, ты чего по ночам орёшь?.. – завидев ундер-лейтенанта, с некоторым вызовом поинтересовался Мирон. – …Причём, уже который раз просыпаюсь от твоего, едва ли не бабского: ни то визга, ни то скуления.

Здесь стоит отметить, что каюты Говорова и Расакова располагались совсем рядом; друг от друга их отделяла лишь тонкая деревянная стена.

Благо, Герману удалось перевести данный, не очень-то и приятный разговор в шутку. Дескать, после недавнего инцидента на берегу, Русакова более не отпускают с фрегата, потому и смотрит он за мирной жизнью лишь с палубы корабля, вот и мерещатся ему женские страдания с визгами, смехом и криками. Про себя ж, пожалуй, впервые Герман всерьёз призадумался над тем, с чем, собственно, он имеет нынче дело, если голоса его ночных посетительниц слышны и в соседних каютах.

«Если забавы, которыми я наслаждался на протяжении последних четырёх ночей, всего лишь сон, то каким образом завывания Хейлы мог услышать лейтенант? Он что ж, видел со мной один и тот же сон?

Ну, а в том случае, если всё ранее сказанное происходило наяву.… Да, нет. Этого не может быть. Каким-таким образом эти чёртовы «двойки» могли незаметно проникнуть не только в мою каюту, но и на судно? Да, и куда, все они девались позже, ближе к рассвету?

Помнится, я ранее размышлял о нечто среднем: полусном–полуявью. А может, речь сейчас идёт о некой бесовщине, магии, ворожбе…»

– …Тебе, случаем, не больно? – осторожно поинтересовался Герман, как только его мужской стержень оказался в Женевьеве.

Очередной гостьей Говорова нынче была стройная дама лет девятнадцати-двадцати. Она разбудила офицера среди ночи, погладив того своей нежной ладошкой. Ундер-лейтенант нашёл Женевьеву аккуратной, миниатюрной и чертовски обворожительной девушкой. Её струящиеся светлые волосы прикрывали оголённую грудь. В общем, весь негатив, с которым Герман столкнулся минувшей ночью, сам собой отошёл на второй план. Речь, как вы и сами наверняка поняли, идёт о Хейле, о её обидах и капризах.

Тем не менее, памятуя о своём недавнем, достаточно печальном опыте, ундер-лейтенант постарался быть с Женевьевой предельно тактичным и обходительным. Потому и задан был тот неожиданный вопрос, когда продолжительная и отчасти невинная прелюдия с поцелуями, поглаживаниями и прижиманиями тел, наконец-то переросла в нечто иное, в более серьёзную стадию.