Страница 7 из 14
«Ну, а как иначе?.. – довольный собой, усмехнулся ундер-лейтенант. – …Ведь это лишь я один смиловался над тем нищим, облагодетельствовав его, едва ли не недельным содержанием, в то время как остальные офицеры готовы были гнать голландца взашей…»
Правда, всё вышеозначенные размышления были пока что на уровне неких догадок, предположений. А быть может, то были лишь тайные желания и фантазии самого Говорова.
Чуть повернувшись, дабы дотянуться до камзола, офицер вдруг почувствовал острую боль в области спины. Подошёл к зеркалу и глянул на своё отражение. Вся спина Германа была располосована параллельными царапинами. Не оставалось никаких сомнений в том, что нанесены они, были женскими коготками.
Выходило так, что две ночи подряд ундер-лейтенант и не бодрствовал, и не погружался в волшебное сновидение. Складывалось полное ощущение, будто бы Говоров переходил в какой-то иной мир, иную реальность, расположенную на границе реального и нереального. А быть может, по своей или чужой воле, он включился в некую загадочную и увлекательную игру, так и не успев познать её правила. При этом отыгравшие карты не сбрасывались в отбой, а доставались ему в качестве трофея. Если принять вышеозначенное за истину, в этом случае оставался открытым ещё один вопрос: с кем именно офицер играет, и что в итоге он может проиграть, либо напротив, приобрести?
«Да, какая в том разница?..– весело отвечал сам себе Говоров. – …Если данная игра доставляет мне неслыханное наслаждение и невероятное удовольствие, так чего ломать голову над второстепенными мелочами».
Примерно в том же, весьма приподнятом настроение Герман проснулся и на следующее утро. Минувшей ночью в его постели побывала рыжеволосая прелестница по имени Берта. Причём, эта самая Берты, ныне смотрела на него с карты номиналом: «двойка червей».
Укладываясь минувшим вечером спать, Говоров, конечно же, предвкушал очередное интимное приключения, однако он вовсе не предполагал, с каким, доселе неиспытанным им благоговением, офицер будет вспоминать о той ночи.
Дело в том, что Берта не просто лежала под Говоровым, тупо раздвинув ноги, как это прежде было с Кризантой и Карин… Да, собственно, и весь прежний интимный опыт офицера был связан лишь с одним положением тел. Речь сейчас идёт о исключительно горизонтальной проекции, когда мужчина находился исключительно сверху. Потому и любое новшество воспринималось Говоровым, как нечто диковинное, если не сказать больше: как нечто внеземное.
С приятной истомой офицер будет вспоминать, как Берта приподнимала свои стройные ножки и опускала их на плечи Германа. Именно в этом положении Говоров ощущал свои интимные движения более плотными, более ощутимыми. Когда ж ночная гостья и вовсе, выскочив из-под ундер-лейтенанта, вдруг уселась на него сверху… Причём, оседлала она его так, что в лунном свете офицер мог видеть всё её стройное и гибкое обнажённое тело. Тут-то Говоров и вовсе поплыл от счастья. В этом самом положении от Германа и вовсе ничего не требовалось, ведь рыжеволосая проказница сама принялась производить какие-то немыслимые телодвижения. Офицеру оставалось лишь расслабиться и получать поистине непередаваемое удовольствие.
Миновало уже три ночи. В постели Говорова побывали три разные дамы, причём, одна ни в чём не уступала иной, у каждой имелась своя изюминка. Как не странно, но все они в последствие оказывались не тронутыми девицами. Потому и воспринимал Говоров все предыдущие события не иначе, как щедрый подарок Небес.
Весь последующий день Герман был полон сил. Он шутил, поднимался вместе с матросами по бушприту, фок- и грот мачтам натягивал и подвязывал фок-марсель; прохаживался по орудийной палубе, спускался в носовой трюм – в общем, был весьма активен и достаточно энергичен. Причём, любое занятие, даже самое грязное или чересчур трудоёмкое, было ему исключительно в радость.
– Говоров, тебя кто укусил или ужалил? – глядя на энтузиазм ундер-лейтенанта, в шутку поинтересовался Демидов.
– Почему «укусил»? – не понял вопроса Герман.
– Да, просто ты какой-то нынче бешеный.
– Глеб, а ты сам вспомни, как в Уставе сказано. «И тако всяк может разсудить, что ни от чего иного, то последовало, токмо от доброго порядку. Ибо все безпорядочной варварской обычай смеху есть достойный, и ни какова добра из оного ожидать, возможно. Того ради будучи в сем деле самовидцы обоим, за благо изобрели Воинской устав учинить, да бы всякой чин знал свою должность, и обязан был своим званием, и неведением не отговаривался…»
– Ты это сейчас к чему? – переспросил Глеб.
– К тому, что службу нужно нести, а не с британцами по кабакам кулаки чесать.
– Да, пошёл ты… – отмахнувшись, недовольно пробурчал Демидов.
«Да, и пусть злится. И вообще, пускай считает меня кем угодно. Эти придурки даже представить себе не могут, как порой может быть счастлив молодой человек… – покидая оружейную палубу, весело присвистнул Говоров. – …Точнее, даже не «счастлив»… Скорее, речь идёт о некой гордости, повышенной самооценки.
Я действительно горд за то, что мне ныне подвластна любая баба. За то, что я вовсе не озабочен поиском скорых и беспорядочных любовных утех с грязными девками из портовых борделей. Нет-нет, о своей тайне я никому, никогда не скажу. Не дай-то Бог, сглазят…»
К вечеру, вернувшись в каюту достаточно уставшим, Герман аккуратно взял в свои руки заветную колоду, осторожно её перебрал, мысленно представляя, какие ещё сюрпризы она может ему преподнести. После чего, завернул ту колоду в белоснежный платок и спрятал карты от посторонних глаз, под подушку.
Ближайшей ночью, Говорова действительно поджидал сюрприз. Правда, он был скорее со знаком «минус». Причём, как позже признается самому себе Герман, те неприятности напрямую вытекали из его излишней самоуверенности, отчасти надменности и собственной же кичливости.
А впрочем, ближайшая полночь началась для ундер-лейтенанта, как и прежде, никаких намёков на возможные неприятности. Открыв глаза, офицер очередную нимфу. На сей раз перед ним предстала черноволосая девчушка, присевшая на краешек его койки. Полностью обнажённая юная особа, похоже, была вовсе не против ночных утех. По крайней мере, именно так показалось на тот момент Говорову.
– Как твоё имя? – абсолютно без эмоций поинтересовался Герман, будто бы данная информация для него вовсе ничего не значила.
– Хейла… – очень тихо ответила та.
– Надеюсь, ты будешь не против, разделить со мной любовное ложе? – проговорил хозяин каюты, и несколько бесцеремонно попытался притянуть к себе брюнетку.
Та вырвалась и встала посередине корабельного бытового помещения. При этом дама выглядела несколько испуганной и порядком опешившей. У неё будто бы полностью пропал дар речи, потому как барышня лишь открывала рот не в силах вымолвить ни слова.
Тем временем, Говоров времени зря не терял. Встав с кровати, он мигом снял с себя минимальный набор нижней одежды, после чего, закрыл дверь каюты на ключ. Не дав гостье опомниться, Герман развернул даму к себе спиной, и попытался наклонить брюнетку вперёд, в аккурат над расправленной постелью. По сути, он прибег к своему небогатому интимному опыту. Именно так он иногда поступал с одной из чересчур игривых горничных своего родового имения. Та деревенская девчушка, старше Германа лет на семь, любила изображать из себя недотрогу. Правда, то «насилие» было лишь игрой, забавой, прелюдией перед весёлым барахтаньем в мягкой постели. Горничной нравилось, когда ей овладевали после небольшого сопротивления. В данном же случае, всё обстояло несколько иначе.
Похоже, девушка пыталась воспротивиться на полном серьёзе. Высвобождаясь от жёсткой мужской хватки, Хейла активно принялась работать руками и коготками, при этом, она ещё и извивалась всем своим телом.
Однако было уже поздно. Говоров как-то удачно (причём, с первого раза, без холостых тыканий неизвестно куда) сходу вошёл в неё. И не просто вошёл, а проник на всю длину своего твёрдого стержня. При этом, Герман держал Хейлу за бёдра, сильно прижимая к себе и совершая очень короткие толчковые движения.