Страница 5 из 14
Летом я обретала сестру и подругу. Расставались мы каждый раз одинаково – со слезами на глазах, и я подолгу, по несколько месяцев снова привыкала быть одной. Но день шахтера – был мой день. День, когда мы еще были друг у друга перед большой разлукой.
После поздравлений дедуля светился, и мы все садились за праздничный стол. То и дело звонил телефон – такой, как раньше рисовали в книжке про «Айболита» – красный, с белым диском. Бабушка снимала трубку, передавала дедушке, провод от трубки натягивался, распрямлялся… Дедушку многие помнили, любили, уважали, спешили поздравить. Редко удавалось посидеть спокойно за столом, без звонков. А мне не терпелось – дождаться вечера. Вечером в жизни города происходили три замечательных, с моей точки зрения, события. Карнавал. «Огоньки». И салют.
Мы с родителями отправлялись в центр. Троллейбус довозил нас до Детского мира, а потом дальше все шли пешком. На Артема движение перекрывали. Вместо машин – стройные яркие колонны танцующих ряженых людей. Грузовики в цветах и транспарантах. Карнавал полз по центральной улице гигантской гусеницей. Мы доходили в общем облаке праздничной эйфории до площади Ленина и оставались на «фонтане». Здесь, на «лобном месте» города я ждала второй порции счастья – наступления темноты и «огоньков». Так в детстве я называла праздничную иллюминацию – выкрашенные в разные цвета лампочки, прикрученные к плоскому основанию или картинке. Когда легкие сумерки спускались на город, я начинала нетерпеливо дергать родителей: «Пошли, ну пошли же!». Мы пешком направлялись в сторону дома. Во все глаза я рассматривала светящиеся фигуры – факел, роза, голубь, дом, солнце. Картинки не менялись с годами, а я смотрела и смотрела во все глаза… Потому что эти лампочки были про мой город, счастье, детство и лето.
Раскрыв рот и распахнув глаза, я смотрела на желтые россыпи огней. Если залп взрывался разноцветными огнями, по толпе людей проносился восторженный гул… Однажды орудия расположили как-то совсем близко, и большие яркие зонты раскрывались прямо над головами. Иногда салюта не было, и мы шли пешком до ДОНУГи, потому что невозможно было втиснуться в переполненный дежурный троллейбус. Там, на кольце, были шансы сесть в абсолютно пустой салон. Сидя возле папы, я дремала у него на плече – день шахтера и лето подходили к концу…
Чуть позже, когда мы стали взрослее – придумали зажечь в последнее воскресенье прощальный летний костер во дворе. Помню, как задыхаясь, мелись с первого на девятый этаж, попутно вставляя в двери соседских мальчишек приглашения хенд-мейд – криво нарисованное красное пламя.
Вечером, сидя возле кучи хвороста на пустыре, волновались – придут не придут? Мало ли, посчитают несерьезным приглашение трех девчонок. «Пацанов» в подъезде было в разы больше – по три-четыре штуки на каждом этаже. С независимым видом они стали подтягиваться ко времени. Языки пламени взметались вверх, возле костра сидели уже не только наши, «подъездные», подтянулись друзья из соседних домов, из частного сектора, пришли взрослые. Они помогали нам раскапывать в золе горячую черную, пахнущую дымом картошку. Вечер вышел торжественным.
Потом я выросла. И стала ходить в город с друзьями. Куда-то подевались разноцветные лампочки. Потом снова появились. К ним добавились светящиеся экраны и реклама. К тому времени у меня уже был сын, и я попыталась возродить традицию вечерних прогулок по праздничному Донецку.
Сына перспектива смотреть «огоньки» не вдохновила. Новое поколение выбирает пепси. На работе я стала брать отпуск так, чтобы «захватить» и день шахтера – жуткая аллергия на амброзию гнала за пределы города и области. Но счастливые воспоминания об этом дне – остались навсегда. И то самое чувство, что ты живешь в большой, где все друг друга ценят и любят, семье. И собираются за «одним столом» в последнее воскресенье лета. Любая компания в этот день отмечала день города и день шахтера, добавляя по случаю день рождения, если праздники совпадали.
Все мы – «одного поля ягоды». Дети одной земли. Почти у каждого есть или были в семье шахтеры. Некоторых беда коснулась в мирное время. Мой сосед погиб восемь лет назад – 13-тым вошел в забой и был 13-тым, найденным по списку. Родился он тоже 13-го и не боялся этого дня.
Мы всегда помнили и знали про хрупкость человеческой жизни. В городе, где в мирное время гибли мужчины, нас объединяло вот это соседство счастья и беды. Может быть, именно это знание сделало нас мудрыми и сильными – мы видели, как хоронят шахтеров.
Уже два года я не звоню дедушке, чтобы поздравить. Его больше нет с нами. Он ушел стремительно, всего несколько дней не дожив до своего праздника. А я не смогла попрощаться, не смогла проводить. Будь проклята война. Пусть этот пост будет для него – в День шахтера.
На любом празднике, он, уже совсем старенький, вставал и говорил: «Ни жывить уныло, ни жалийть, що было, ни мичтайте, що будэ, бережить, що е…».
Пережить крах, или Об особой миссии переселенцев
Три года назад я прибыла в Киев в состоянии трех «Сильно». Сильно беременной, сильно потерянной и сильно подавленной. Переступив порог дома, который мы сняли, не глядя, на месяц – доносить, родить и подрастить, я чувствовала только усталость и отупение. Хотелось спать. Уснуть – надолго. И вместе с тем я понимала – после пробуждения ничего не изменится. События, стремительно набиравшие обороты в наших жизнях, были вовсе не страшным сном, а самой, что ни на есть, реальной реальностью…
Я знала, что проснусь в чужом доме, в чужой постели, застеленной чужим бельем в нелепых синих розах. Поплетусь в чужую кухню, придерживая живущий отдельной жизнью большой живот. Выпью чай из чужой кружки, на которой выведено «Татьяна». Проживая изо дня в день «свое – не свое» утро, я отлично понимала, что нахожусь в чужом пространстве на правах временного жильца. Но не понимала, что моя упорядоченная жизнь стихийно продолжается… Для меня она зависла в режиме – переждать…
Как и большинство моих земляков, первое время я пребывала в спасительной иллюзии «скоровернемся». Не веря в происходящее, «не приходя в сознание…». Я отгоняла от себя любые мысли о том, что делать, если… Легче было не думать. И верить.
Верить, что скоро все закончится, и мы сможем вернуться домой. Ну в самом деле – двадцать первый век на дворе! Какая война? Неужели будут стрелять – в огромном городе? Разве так может быть??? Мы жили… «временной» жизнью с оглядкой на ту, утраченную.
Легкомысленно покупая вроде бы нужные вещи, я бездумно тратила деньги, но очень трепетно выбирала – все купленное идеально подходило к интерьеру оставленного дома. Или наоборот – «экономила» – не покупала самое необходимое – в Донецке это было…
– Зачем покупать, если там всего полно? – раздраженно вопрошал муж. Я терпеливо объясняла: «Это для дома, давно надо было купить…». Муж неохотно лез в свой священный «бумажник» – покупки дарили надежду.
Однажды, лет двадцать назад, я попала в аварию – в рейсовый автобус на полном ходу въехал мерседес. Со своего сиденья я пролетела метра два вперед, к кабине водителя. Очнувшись, обнаружила, что сижу на грязном полу с разбитыми коленями.
На моем лбу вздулась огромная гематома, но позвонить родным меня сподвигло не плохое самочувствие, а вид разорванных, испачканных кровью колгот – не ехать же через весь город домой в таком виде…
Собравшись с силами, я встала и, шатаясь, вышла из автобуса. После нескольких неуверенных шагов в сторону телефона-автомата, стоявшего поблизости (мобильного у меня не было), я поняла, что лучше вернуться – идти не получалось. На покинутое место, я вползла уже на четвереньках из-за нарастающей боли в ноге. Приехавшая на место аварии «скорая» доставила меня в больницу. Там и выяснилось, что я «ходила» звонить с переломом ступни и сотрясением мозга…
Не думаю, что сильно ошибусь, если стану утверждать, что первое время многие из нас, уехавшие «дней на десять» в отпуск, были в похожем состоянии. Как после внезапной аварии мы, «поломанные», с «сотрясением» бегали в горячке, не понимая, не чувствуя боли… Пытаясь втиснуть свои тела в новые обстоятельства жизни, мы таскали их по чужим улицам и проспектам, усаживали на лавочки, кормили… Сохраняли их жизнеспособность. Но не могли втиснуть в новые рамки свои души…