Донбасский Разлом

Еще раз о предателях

В Фейсбук кинули фото с отчаянной просьбой «терміново репост!». На фото – тяжело раненный двадцатилетний парнишка. Ранение – в голову, не совместимое с жизнью, полная потеря памяти. Искали его маму – чтобы могла проститься и похоронить. Такой молодой… Ровесник моего…

Первое, стремительное и необдуманное желание – поделиться. «Господи! Пусть найдет его мама, пусть успеет с ним попрощаться, пусть знает, где его могила». Ведь я знаю, как болит сердце за взрослого сына. Размазывая слезы, я поднесла руку к правой кнопке и… «зависла».

Мои публикации могут видеть и те, и другие, так и не довелось сделать «большую чистку» – не было ни желания, ни душевных сил на «сортировку». Поделиться фото – стать мишенью для чьей-то ненависти. Одни скажут – герой. Другие – он убивал наших детей.

В небольшой районной больнице умирал паренек, почти ребенок, а я испугалась. И стала предателем. Себя предала, заглушив свой первый настоящий порыв. Предала ту, другую, мать, что, выплакала все глаза, ее израненного умирающего сына. Человека в себе предала и мать. Мою ленту наверняка видят те, что были ДО, и те, которые пришли ПОСЛЕ. Страшно – делать репост. Страшно стать объектом чьей-то ненависти. Страшно – видеть разрушительные следы войны в наших душах, которые научились искренне и люто ненавидеть.

Ненависть, как неоперабельная опухоль четвертой стадии с метастазами-крайностями. С каждым днем исчезает надежда. И шансов на исцеление почти нет. Но важно – остаться человеком. Не утратить способность видеть и чувствовать чужую боль. Не стать жертвой эпидемии крайностей.

Остаться в живых

Мы практически все больны крайностями. Признаки болезни – отсутствие полутонов. Белое или черное. С нами или против нас. Плохие или хорошие. Предатели или герои. Мы травим друг друга и не замечаем, что пытаемся вписать чужую жизнь, чужую боль в свои рамки.

Если, не дай Бог, человек не вписывается в наш пейзаж, не соответствует нашей «картине мира», он автоматически переходит «bad-категорию» и беспощадно вычеркивается из списка, имеющих право на жизнь. Мы выносим суровый приговор, забывая, что это не в нашей компетенции.

Ненавидьте врагов ваших… Кому от этого легче? Те, кого мы ненавидим, иногда даже не подозревают о той буре, что бушует в нашей душе. Мы ненавидим и живем не ради жизни, а ради того, чтобы отомстить, припомнить, напомнить, доказать и наказать. Цель жизни – вендетта.

Как исцелиться и нужно ли исцеление? Красное сухое вино не помогает. И водка не помогает. И даже чистый спирт. Спиртное делает только хуже, сначала вырубая, а потом обостряя чувства до предела. Люди живут на пределе, вспыхивая как спички от любого легкого соприкосновения.

Может быть, среди тех, кто сейчас яростно, до зубовного скрежета, до перехваченного дыхания, до стиснутых зубов, захлебывается от накрывшей его черной волны ненависти, есть те, что захотят остаться в живых? Вернуть свет и тепло в свои потухшие остывшие души, впустив в них любовь?

Не для того, чтобы полюбить врагов и недругов. Для того, чтобы полюбить себя. И позаботиться. Вернуть себя себе. Четыре осени назад мы у себя были. И мы жили. Зачем же сейчас обрекаем себя на нелюбовь, не – мир и равнодушие? На жизнь с ампутированной душой?

По-людски

Когда люди разводятся, чтобы было не так больно и жалко, они обесценивают все, что делало их близкими и родными. В самом худшем варианте – последняя стадия развода – череда бессмысленных и жестоких оскорблений. Мы выбрали самый худший вариант. Бессмысленно и жестоко оскорбляя друг друга, не прощаем ошибок, не видим совместного будущего, мы считаем, что только наше мнение имеет право на жизнь. Свои заблуждения считаем истиной, свои убеждения – законом. Никто не готов и не хочет остановиться.

Мы еще долго можем обсуждать – по чьей вине все произошло. Кто что заслужил, сколько и по какому тарифу. Кто виноват и что делать. Или, многое пережив и переоценив, найдем в себе смелость посмотреть правде в глаза, пройти через боль и выбрать жить – по-людски.

Каждый из нас уже сделал выбор. Но жизнь заставляет делать его снова и снова. Отказываясь от выбора, мы отказываемся от возможности что-либо переменить. В своей неприязни мы зашли слишком далеко, и никто не знает, где та самая точка невозврата…

Она не пройдена. Точно не пройдена. Но каждый день мы делаем уверенный шаг в направлении «слишком поздно». Когда-нибудь наступит день под названием «ничего нельзя сделать». Кто-нибудь хоть раз серьезно задумался о том, что будет за этим днем? Кто будет? И будет ли?

Однажды я услышала слова, перевернувшие мою жизнь. Для того, чтобы остановиться и перестать разрушать – отношения, семью, мир – надо искать то, что объединяет или сможет объединить. Честнее всего нас – уехавших, оставшихся и принимающих объединяет боль. За тех, кого больше нет. За то, чего больше нет и не будет. Когда больно – люди не слышат друг друга. Надо просто позволить – заблуждающимся, глупым, немощным иметь право на жизнь и ошибку. И верить, что когда-нибудь нас объединит общая минута молчания и прощение…

Стихи

Дедушке

Константин Скоркин

Константин Скоркин родился и вырос в Донбассе, писатель и публицист, журналист, участвовал в культурной жизни Луганска как один из основателей общественной организации СТАН (2004–2014), публиковался в сборниках этого объединения, периодике Украины и России. Работает политическим обозревателем в Московском центре Карнеги.

Карбон[1] (антиутопия)

(Этот рассказ был написан в 2014)

Мы собирались по пятницам, по обыкновению в «Шоколаднице», на Хрещатике. Прямо перед окном, выходящим на главную улицу страны. Еще недавно здесь пульсировала революция, но Кризис нанес на все свой суровый отпечаток. Вадим любил говорить, что здесь он чувствует себя в штабе Революции. Он же приходил обычно первым, вольный философ делал первый заказ на всех – коньяк, кофе, чего-нибудь перекусить.

1

Карбон – (каменноугольный период) – предпоследний (пятый) геологический период палеозойской эры (Википедия).