Страница 3 из 4
Все это время Иферус, затаив дыхание, внимал. Было невозможно понять ход его мыслей в тот момент – то он снова хмурился и, казалось, вот-вот подпрыгнет с кресла, чтобы по новой начать кричать, то он рассредоточивался и принимался чутко слушать, боясь упустить хотя бы одно слово. Скела говорит, что в тот миг отчетливо видел надежду на лице Иферуса, надежду на то, что сейчас он действительно получит ответы на истезающие его вопросы.
– Мой друг, я не могу подобрать для вас решение ваших проблем, – подвел итог Андрей Геннадьевич. – Все, что в моих силах – выслушать вас и помочь советом, который прозвучит так: “Примите утрату. Впустите Господа в ваше сердце и обретите смирение”. Вера – это то, что не позволяет нам сойти с ума. Где бы я был сейчас, если бы не Бог? “Уж точно не в дурдоме”, – подумал про себя Иферус, после чего встал и направился к себе в палату.
Спустя четверть часа идти на боковую решил и Андрей Геннадьевич и, направившись в сторону кровати, спонтанно для себя самого решил задержаться и зайти проведать Иферуса. Тот сидел на стуле с книгой в руках, постоянно отвлекаясь от чтения на странные действия: то сокращал мышцы лица таким образом, будто бы нечто резко попало ему в глазницу и причинило массу боли и неудобств, из-за чего он сильно напрягал шею, закрывая при этом стеклянный глаз; то заметно подергивал ногами и перебирал пальцами рук. Андрей Геннадьевич занял табуретку по соседству, чем вызвал явно недовольный вздох Иферуса. Загнув страничку в уголке и отложив книгу на прикроватную тумбу, он тягостно взглянул в сторону гостя, намекая, что ему тут не рады, и, не дождавшись какой-либо реакции, озвучил эту мысль:
– Знаете, я вообще-то собирался спать. Вам следует уйти.
– Разве? Вижу, что вы читаете знакомое мне произведение. Украдкой я успел заметить, что вы находитесь на середине четвертой, самой длинной главы, – это дает мне понять, что сна вы бы не увидели еще по меньшей мере с полчаса, – с легкой ухмылкой подметил Андрей Геннадьевич. – Занятно. Но что заставило вас быть столь убежденным в том, что я непременно дочитаю главу до конца? – едким голосом парировал аргумент Иферус.
– Исключительно опыт, мой друг! Людям, в попытке заглушить гнев, свойственно с отчаянием уходить в чтение, – это помогает им сосредоточиться на других эмоциях и, в конце концов, прийти к смирению.
– Да что вы всё заладили про смирение? – задергав глазом, злобно выпалил Иферус. – Смирением миру не поможешь. – А чем же, по-вашему, поможешь?
Иферус распрямился, одернул плечами и с воодушевленной интонацией ответил:
– Чисткой! Вполне по-христиански, не так ли? Плевать, каким образом, будь то потоп или намеренное устранение не заслуживающих жизни людей, – это единственный способ поддержки баланса и гармонии во Вселенной.
– Какие ужасы вы тут говорите! – с явным возмущением и досадой возразил Андрей Геннадьевич. – Не нам брать на себя роль судьи, решая судьбы людей! Это лишь во власти Всевидящего и Всезнающего! Голос Андрея Геннадьевича становился все громче и громче, когда Иферус, наоборот, понижал его. С определенной уверенностью можно было сказать, что Иферус становится спокойнее, разговор более не раздражает его, а вызывает лишь задор и желание проказничать, как у мальчишки, видящего перед собой прелестную девичью косу, за которую он неприменно дернет.
Последовало недолгое молчание, служившее Андрею Геннадьевичу возможностью продумать ответ. – А почему вы не рассматриваете вариант, где карательные меры в отношении прогнивших людей – это кара Господня, исполненная через руки людей, его слуг? – прервал поток его мыслей Иферус.
– Что? – с некоторым беспокойством на лице переспросил Андрей Геннадьевич.
– Ну, подумайте сами. Поправьте меня, если я не прав, но все христиане ждут второе пришествие Спасителя, не так ли?
– Верно.
– В течение этого… – Иферус чуть заметно надменно улыбнулся, – …интересного процесса все “верные”, что мертвые, что живые, будут возвышены к облакам и перенесены, извиняюсь за возможное отсутствие эрудированности, в Рай, да?
– Именно так.
– А что же будет с падшими, с грешниками?
Иферус говорил крайне толково и уверенно, чем заставил Андрея Геннадьевича смутиться и засомневаться в том, что ему было прекрасно известно. Он чувствовал преобладание собеседника в их разговоре. Необходимо было прекратить это.
– С уверенностью заявлю, что они отправятся в Ад! – с долей претенциозности ответил Андрей Геннадьевич. Ему понравилась вложенная во фразу интонация, он был собой доволен. Ему показалось, что доминирование в диалоге, как то было в холле, снова у него.
– Так почему бы нам не помочь Ему и не упростить столь торжественный для всех верующих в него день?
– Господь Бог не нуждается в нашей помощи. Все, что требуется от нас, – это жить по заветам, по совести, а также помогать ближнему, не карать его.
– Да-да, я это все уже слышал тысячу раз! – Иферус закинул ногу на ногу и сложил руки в замочек. – Вы не подумайте, я не какой-то там злодей, желающий воцарения вселенского зла. Отнюдь нет. Я готов взять на себя ответственность за убийство, пусть даже и не мной, каждого плохого человека. Да что там, я даже готов пожертвовать своей жизнью, если это принесет всеобщее благо. Поэтому меня справедливо можно назвать самым большим гуманистом из всех, что когда-либо существовали.
Андрей Геннадьевич заметно призадумался, настолько убедительно было это противоречие сказано. Иферус приметил это и с еще большей страстью продолжил:
– Я понимаю, что ваши убеждения не позволяют вам даже думать в таком направлении. Но прошу вас всего на две минутки позабыть о них. Представьте, что не существует христианских канонов, по которым вы привыкли жить, вообразим мир, где нет места заветам и привычной нам морали, а заместо них весь род человеческий живет исключительно исходя из рационального, логического мышления. Сможете?
Вид у Андрея Геннадьевича был озабоченный, можно даже сказать, покаянный. Беседа была интересна для него, и, очевидно, ему хотелось ненадолго окунуться в мир, где святость отсутствовала бы как понятие. “Исключительно из любопытства!” – оправдание быстро нашлось.
– Не могу вам ничего обещать, но клянусь, что очень постараюсь.
– Благодарю! – Иферус был заметно горд собой. Убедить фанатично верующего человека представить мир без Бога: “Черт, а я действительно в ударе!”.
– Так вот, перенесемся в описанный мной мир, где общество построено на логике, рационализме, и, самое главное, что я забыл упомянуть, – справедливости. Раз религий не существует, следовательно, и убийство не считается грехом. Более того, применяемая на Западе практика смертной казни распространена теперь во всем мире.
Андрей Геннадьевич развел руками и встревоженно крикнул:
– Какой ужас вы описываете, ей-богу!
– А-та, Бога не существует. Я не пытаюсь вас обидеть, мы просто фантазируем, помните? Вы обещали. Андрей Геннадьевич опустил глаза в пол и молча кивнул, всем своим видом давая понять, что готов продолжить.
– Так вот. Убийство плохого человека является нормой в этой… – Иферус хотел сказать “прекрасной”, но по какой-то причине воздержался, – …утопии. Наверняка у вас тут же созрел вопрос: “А какого человека можно считать плохим?”
– Верно. Иферус сиял от гордости самим собой, чувство преобладания в разговоре придавало ему уверенности и, вместе с тем, радости.
– Предсказумый, но справедливый вопрос. “Плохим” считают того человека, что ведет скотский образ жизни и потому не заслуживает ее. Только задумайтесь, сколько хороших людей ежедневно покидают нас. Талантливые врачи, великие политики и просто хорошие люди, что уходят слишком рано. Не лучше бы было, если бы вместо них смерть забирала всю эту… – Иферус дернул головой, мышца на шее снова напряглась, в этот раз явно до предела, отчего его челюсть сомкнулась так сильно, что сквозь зубы он еле выговорил, – …мразь.
Андрей Геннадьевич мысленно удивился количеству ненависти, вложенной в последнее слово. На небольшой промежуток времени ему стало действительно страшно. Эта интонация ясно давала понять, что, окажись Андрей Геннадьевич в списке “плохих людей” Иферуса, – он был бы уже мертв. “С другой стороны, – думал он, – разговор еще не окончен”. Именно это и пугало.