Страница 28 из 59
Я только что закончил свой курс обучения и ищу место, на котором смогу применить приобретенные в процессе оного знания… Вот и все.
Доктор Хоффманн качает головой, мол, да, вполне достойное желание, и я почти успокаиваюсь… Но тот добавляет:
Марк, послушайте меня, — его голос по-отечески доброжелателен, — сегодня мне звонил доктор Фридрих Штальбергер из Зюдклиники… Знаете такого? — секундная пауза. — Он интересовался пациенткой, поступившей к нам в прошлое воскресенье с обширной гематомой головного мозга, он хотел знать, как она себя чувствует… и какие прогнозы мы делаем в связи с ее нынешним состоянием, — снова многозначительная пауза. — Есть ли у вас, молодой человек, хоть какие-то предположения касательно того, чем обусловлен подобный интерес? Признаюсь, я заинтригован.
Меня снова перекашивает, только теперь это уже естественная реакция на внутреннее раздражение, которое я не в силах сдержать. Значит, отец решил пойти окольными путями… Лучше не бывает.
Фридрих Штальбергер — мой отец, — признаюсь я, с трудом ворочая враз отяжелевшим языком.
Ясно, — тянет мой собеседник таким тоном, что сразу становится понятно — ясности подобное объяснение ему не прибавило. — Я примерно нечто подобное и предполагал…
Вскидываю на него удивленный взгляд.
Дедукция, мой друг, — отвечает на мой безмолвный вопрос доктор Хоффманн, — простая дедукция. — А потом добавляет: — Так почему же вы, позвольте поинтересоваться, ищете вакансию именно в нашей клинике, а не в той, главным врачом которой является ваш собственный отец? Уверен, он уже приготовил достойное место для вас…
Снова хочется скривиться от самого намека на слово «протекция», пусть и не высказанного вслух, но незримо присутствующего в словах собеседника. Мне всегда было неловко от самой мысли, что меня воспринимают только как доктора Штальбергера-младшего, словно я рудиментный придаток собственного отца, с которым надо считаться, несмотря на его кажущуюся никчемность.
Да, вы правы, — произношу я сухо, — для меня уже приготовлено место в Зюдклинике, но я хочу работать здесь, доктор Хоффманн. У вас есть с этим какие-то проблемы?
О, что вы, — восклицает тот с улыбкой, — никаких проблем. Проблемы, так я понимаю, у вашего отца: не думаю, что его обрадует ваше решение…
Думаю, он это переживет.
Доктор продолжает улыбаться, и этой улыбкой он напоминает мне бабушку в те самые моменты, когда она играет роль всепонимающего оракула, зрящего прямо мне в душу.
В таком случае, пришлите мне свое полное резюме, молодой человек, — говорит доктор Хоффманн, — и я посмотрю, чем смогу вам помочь.
На этом мы и расстаемся, и я с облегчением выдыхаю только за дверью кабинета доктора Хоффманна, а потом долго решаю, подняться ли мне к Ханне Вебер, которую, как я знаю, сейчас навещают Мелисса с отцом или все-таки напрямую отправиться домой… В итоге прихожу к выводу, что наше с Маттиасом совместное присутствие в палате Ханны выглядело бы, пожалуй, страннее странного, и потому еду домой, где тут же запечатываю в конверт свое давно готовое резюме и скидываю его в почтовый ящик..
С неожиданной воинственностью обнаруживаю в себе желание позвонить отцу и сообщить ему о своем решении работать в Нордклинике под началом доктора Хоффманна, а вовсе не под его отцовским благодатным крылом, но я все же решаю сначала дождаться ответа доктора Хоффманна и потому набираю номер Мелиссы… Та отзывается сразу после первого гудка отрывистым «что?», и я зову ее с собой на прогулку.
Как прошел визит к матери? — интересуюсь я, когда подхватываю девочку у супермаркета с бутылкой молока в пакете.
Нормально, — пожимает та плечами, — доктор Хоффманн говорит, что иногда у нее наблюдаются спонтанные подергивания рук и ног… и что это хороший признак. Как думаешь, это не просто слова?
Если доктор Хоффманн так говорит, то, думаю, нам стоит ему верить, — пытаюсь ободрить Мелиссу своей напускной веселостью, но та продолжает задумчиво хмуриться и не обращает, по всей видимости, на меня никакого внимания.
Куда мы едем? — наконец задает она резонный вопрос, заметив, как я сворачиваю на парковку возле большого жилого комплекса, утопающего в зелени городского парка. Общежитие для пожилых сеньоров, бабушкин дом.
Я решил, тебе надо взбодриться, — многозначительно улыбаюсь я своей смурной спутнице, — а ничто, на мой взгляд, не бодрит лучше…
…Чем хорошая никотиновая затяжка?
Чем общение с фрау Ридель, моей бабушкой! — бодро заканчиваю я, наблюдая недовольную гримаску на лице девочки. — Не куксись, тебе она понравится.
…Сказал наркодилер грустному парню, — саркастически выдала Мелисса, складывая руки на груди. — Я, между прочим, не люблю старух… От них всегда воняет мочой.
Я в какой-то мере уже привык к ее резким суждениям и словечкам и сейчас просто качаю головой в немом осуждении.
Давай договоримся, — говорю я своей спутнице, — если сегодня от моей бабушки будет вонять мочой, то тебе больше никогда не придется снова с ней видеться.
Да я и так не собиралась встречаться с ней снова, мистер умник! — закатывает Мелисса глаза. — Пошли уже. Нашел, чем поднимать девушке настроение, — ворчит она себе под нос, — лучше бы купил мне мороженое… или пачку сигарет. Блин! — это она спотыкается и едва не налетает на мусорную урну, мне удается вовремя поймать ее за руку.
Так мы и идем через парковку: хмурая, черноволосая девочка в черной же одежде и улыбающийся парень с копной белокурых волос. Такими же встречает нас и моя бабушка, читающая в холле у большого окна свежую утреннюю газету… Она сразу же догадывается, что за смурная девица стоит рядом с ее улыбающимся внуком, но ей приходится приложить некоторые усилия — об этом она сообщает мне несколько позже — чтобы узнать в этом высоком, плечистом парне (во мне) своего собственного внука — что-то незримо изменилось как в самой моей неторопливой походке, так и в «еле заметных постороннему взгляду чертах несколько утомленного красивого лица». Привожу дословно ее собственные слова.
Старушка же удовлетворенно улыбается и машет нам с Мелиссой рукой.
А уже на второй день мне звонит доктор Хоффманн: «мы получили ваше резюме, молодой человек», говорит он, «и мы рассмотрели вашу кандидатуру на должность врача-интерна в терапевтическое отделение», снова говорит он, «готовы ли вы приступить к своим обязанностям, скажем, уже через дня два-три?», заканчивает он спорым аллюром, подобно горячему арабскому скакуну, нетерпеливо бьющему копытом о землю.
Едва дышу от волнения, так сдавило у меня грудь от этой внезапной новости… Отвожу трубку от лица и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, потом снова подношу ее к губам и на одном выдохе сиплю свое ответное «да».
Вот и славно, мой друг! — отзывается трубка бодрым голосом доктора Хоффманна. — В таком случае ждем вас через два дня! До свидания, герр Штальбергер.
После этого я совершаю по комнате победную пляску со вскинутыми вверх руками, так что фрау Аксель недовольным покашливанием призывает меня к порядку, словно провинившегося школяра, а потом я звоню Веронике: прежде, чем я приступлю к своим трудовым обязанностям, мне предстоит закончить два важных дела… и оба они не будут легкими. И начать я собираюсь с разговора со своей девушкой…