Страница 4 из 7
Поднялся, вытряхнул снег из карманов и ботинок, гордый, выпячивая грудь колесом, чрезвычайно довольный собой, заскользил на «Лысую».
Андрей окинул её оценивающим взглядом знатока. Гора знатная, великанша с затяжным спуском до самой речушки, огибающей её узкой блестящей змеей. Лишь голова «Лысой» покрыта пушистыми соснами, одним словом, красота и великолепие.
Принялся нарезать кренделя, то вправо вильнёт, то влево, наслаждаясь звуком «хыщ-хыщ», летящим из-под лыж вместе с брызгами снега. Он бог горнолыжного спуска, звезда фристайла. Так всё ловко и искусно получалось.
На горе показались старшеклассники, прыщавые подростки, с жиденькими усиками юноши и размалёванные девушки. Приволокли длинный оцинкованный лист, оторванную от трубы теплоизоляцию. Оставили жильцов без тепла и горячей воды. Веселуха. Зато подростки при санях, есть на чём с горы кататься. Вшестером взгромождались они на него, садясь друг за другом, мальчик, девочка, мальчик, плотно прижавшись и катились улюлюкая, свистя и прикрикивая «эге-гей». Оттолкнувшись на вершине горы, импровизированные сани становились неуправляемыми, неслись то вправо, то влево, крутились.
Андрей, выполнив очередной невероятный финт, достойный высшей награды, заехал на покрытый наледью пригорок, лишённый снега, не смог остановиться. Лыжи стремительно скользили вниз. Не удержавшись, упал, продолжая скатываться по ледяной глади. Услышал быстро приближающееся улюлюкание. Предпринял отчаянную попытку отскочить. Лист с краями-бритвами пронёсся рядом. Снег окрасился красным. Андрей почувствовал головокружение, пошёл домой. На пороге встретила обрадовавшаяся возвращению мама. Тоже краснощёкая, сияла. Недавно вернулась с работы. Алый цвет синих штанишек и капли, стекающие на паркетный пол, привлекли её внимание. Она ахнула. Позвала отца. Тот завёл сына в туалет и снял штаны с трусами.
– Да, у тебя пол жопы отрезало, – деликатно сообщил он сыну, и потащил в травматологию.
Операция прошла успешно, попу залатали. Всё бы ничего, но врач-штопальщик строго настрого запретил Андрею садиться, можно лишь пребывать в стоячем или лежачем положении. Какать тоже нельзя. Пять дней. Был канун Нового года, стол ломился от любимой еды и вкусняшек. А Андрей, бог горнолыжного спуска, стоял-лежал, лежал-стоял в сторонке.
Немного отвлеклись. Вернёмся к вечеринке. Андрей, студент-раздолбай, с внешностью необтёсанной деревенщины, с переросшими давно не мытыми белобрысыми волосами, свисающими склеенными космами, закрывающими занавесом уши и глаза. Забавно дёргал головой в попытке отбросить волосы назад, которые делали в воздухе причудливый пируэт и занавес вновь закрывался. В дополнение он регулярно трогал нос картошкой, словно там была эрогенная зона. И втягивал со свистом воздух. Он позвал Ивана, закадычного друга, по совместительству однокурсника. Был приглашён и Артём, школьный приятель. Парень с квадратным лицом и раздвоенным подбородком, слегка кучерявый, в глазах девушек не лишённый приятности. Позвали и Колю, парнишку с шестого этажа маленького роста, повсеместно пухлого. Помимо родителей и бабушки, с ним жил небольшой белый пёс, откликающийся на имя Бим. Он научил всю детвору, как определять, когда белый друг хочет пи-пи. Следует взять пальцами за пипиську. Если твёрдый и напряжён, то самое время мчаться к первому дереву. У Андрея тоже был пёс по имени Харэс. Мечтали о немецкой овчарке, ставшей легендарной и столь желанной благодаря фильму «Четыре танкиста и собака». Взяли маленького, похожего на медвежонка щеночка. Вся детвора его обожала. Время шло. И хозяева осознали, что у родовитой мамы-овчарки где-то на стороне случилась интрижка, перешедшая в короткий роман. Из медвежонка вымахал огромный волкодав, вдвое выше положенного на толстых и длинных лапах. Нечего было даже мечтать о выставках и блестящих звенящих медалях. Зато какая мощь. Детвора пищала от восторга. С превеликой щенячьей радостью он таскал прицепленный велосипед или сани с оравой улюлюкающих детей. Никто не решался проверить как Бима, когда Харэс хотел пи-пи. Он сам выводил хозяев на поводке на улицу, когда чувствовал зов природы.
Без женского пола молодёжная вечеринка теряла всякий смысл. Пригласили, и она пришла, соседка с первого этажа, Ирина. Миловидная брюнетка. Одногодка. В шесть лет Андрей играл с ней как-то в доктора. Всё как у взрослых. Она пациент, распростёрта голой на кушетке. Он врач с торчащим инструментом. Как вдруг домой вернулся папа. В армейские сорок пять секунд на одевание Андрюша с легкостью уложился. Не прошло и двадцати секунд, как выскочил в коридор с не застёгнутой ширинкой и перекошенной рубашкой, поскольку пуговицы застёгнуты на две петли выше. Следом вышла Ирина, заправляя юбку в колготки. Отец только усмехнулся, обронив: «М-да. Мужик-то подрастает».
Вечеринка в полном разгаре. Водка намешена с «Юпи» и «Зукко», просто добавь воды. Врубили музон, крутится кассета с попсовой музыкой и хитовыми песнями. Подпевали, не зная слов. Орали. Дергались, танцевали. Трясли всеми частями тела. Артём первым захмелел, начал приставать к Ирине, делая попытки снять джинсы и продемонстрировать своё богатство. Она вызвалась уложить его спать. Уложила. Заперли его в зале, а сами продолжили пляски в соседней, поменьше. Стоял оглушительный гам, какофония, музыка, бьющая из матерчатых колонок по барабанным перепонкам, завывания и крики разгорячённых алкоголем подростков, скачущих на скрипучем паркетном полу. Вдруг раздался звонок в дверь. Все шуганулись. Первая мысль, что приехала милиция, вызванная разъярёнными соседями. Выключили музыку. Примолкли. Настойчивый звонок повторился. Делать нечего, надо открывать. Иначе начнут дверь выламывать. Состроив трезвый вид, подошли к двери. Открыли и оторопели. На пороге в одних носках стоял покачивающийся Артём, которого заперли в комнате.
– Что, суки, не ждали? – прохрипел он.
Пока все веселились, он каким-то чудом благополучно выпал или спрыгнул с балкона третьего этажа и через подъезд вернулся обратно.
Иван Петрович незаменимый сотрудник
Нигилизм. Нигилизм всегда был, есть и будет. Особенно молодёжью всего «старого», полное отрицание, особенно всего советского. После смены собственника в 2003 году на станкостроительный завод «Свердлов», на котором когда-то трудился Иван Петрович, пришло новое руководство, или по-другому, новый прогрессивный менеджмент. Активные, позитивные молодые ребята, возрастом до тридцати. Даже генеральный не пересёк эту отметку, отделяющую человека зрелого от юнца.
Они с энтузиазмом принялись за дело. Бесчисленные командировки, участие в выставках принесли свои плоды. Продажи росли. Руководство и собственник хлопали в ладоши. Ай да, молодцы! Вместе с тем оборудование, годами без капитального ремонта, приходило в упадок. Качество продукции падало, себестоимость росла.
«Стариков» обвиняли, ругали, хаяли. Во всём видели недостатки советской системы, советского ума.
Вращающиеся печи кормили мазутом. Мазутное хозяйство без ремонта сгнило. Отовсюду протекало, капало, лилось. Одним словом, бесхозяйственность. Чтобы мазут тёк по трубам, его следовало нагреть в огромной емкости и подавать по трубе в тепловой «рубашке» вместе с теплопроводом с перегретым паром внутри. Пар подавался из котельной, которая тоже дышала на ладан.
Новый менеджмент решил не заниматься восстановлением мазутного хозяйства, а перейти на печное топливо. Почему? Дешевле. Бойкие снабженцы раздобыли счёт с приемлемой ценой. Кто-то проверил качество? Нет. Котельная была демонтирована, «рубашки» с теплопроводом срезаны, мазутные ёмкости разрезаны и сданы в металлолом. Первые поставки печного топлива показали, что это просто-напросто обмывки пропаренных изнутри железнодорожных цистерн с нефтепродуктами. Содержание воды до пятидесяти процентов. Как оно могло гореть? Да и платить за воду? Сертификатов такое топливо не имело. ГОСТированное печное топливо с ближайшего нефтеперерабатывающего завода стоило как чистый бензин. Вот вам и экономика.