Страница 4 из 6
Женя нерешительно и как-то робко взглянул на меня.
— Ну… Хорошо, давай.
Он забрался на диван, укутался в своё одеяло. Я видел, что плечи и губы у него дрожали. Меня и самого знобило. Женя сунул мне под мышку градусник, затем забрал его себе. У обоих — чуть за тридцать восемь, хотя Жене, кажется, было хреновее, чем мне. Я перекинул через него руку, чтобы взять с табурета у дивана таблетки и бутылку воды.
— Давай на брудершафт, — усмехнулся трясущимися губами Женя.
— Что? Зачем?
— Да ты не подумай ничего, брудершафт — это от немецкого слова «братство». Вот и у нас типа коронавирусное братство.
— А… Ну, давай.
Мы взяли по таблетке и неловко переплели локти. Кожа у Жени была, конечно, очень горячей. Я неосознанно сжал его руку в сгибе локтя покрепче, посмотрел в его светло-серые глаза.
— Давай за то, чтобы пандемия быстрее закончилась, — слабым голосом сказал Женя и сунул в рот таблетку.
Пока жаропонижающее не начало действовать, мы продолжали дрожать и неосознанно жаться друг к другу. Или осознанно? Я своей гудящей головой этого не понимал. Но чувствовать рядом Женю было приятно.
— Вань… Давай твоим и моим одеялом одновременно укроемся. Холодно пиздец, — тихо и жалобно хныкнул он.
Я кивнул, пустил его к себе под одеяло и набросил поверх плед. Так и правда было теплее и ещё приятнее. Голова уже болела не так сильно, я почему-то чувствовал расслабленность и в то же время лёгкое волнение.
— Ты как печка горячий, — прошептал Женя, касаясь под одеялом моего локтя.
— Двигайся ближе, чтоб теплее было, — прошептал я, особо ничего не соображая.
И он подвинулся. Перевернулся на бок, наклонил голову к моему плечу, затем робко коснулся под одеялом живота. Я уже засыпал и сквозь сон машинально накрыл его ладонь своею. Не думал о том, что спать в обнимку с парнем, мягко говоря, не совсем нормально, даже если вам обоим хреново.
Когда я проснулся на следующее утро, Женя сидел в кресле у ноута, закутавшись в плед. Он глянул на меня и тут же отвёл глаза, пробормотав что-то вроде приветствия.
Блять… Что это было вчера? Может, мне приснилось?
Я отбросил одеяло и ушёл в душ. Воспоминания о тепле Жениного тела приятно тянули низ живота.
Не то чтобы я ненавидел тех, кого влечёт к парням, просто не задумывался над такими вещами, мне было плевать. Слово «педик» вообще не ассоциировал с этим, так же, как и «блядь» — с проститутками, и употреблял просто как ругательство.
Почему у меня привстаёт член от мыслей о том, как мы с Женей лежали под одним одеялом? Если бы я был геем, наверное, ещё бы в школе втрескался бы в какого-нибудь парня, но ведь за восемнадцать лет ни разу!
Забить и задвинуть эти мысли подальше не представлялось возможным, потому что мы находились в одной квартире и будем находиться рядом ещё непонятно сколько.
Может, моё пропитанное болезнью тело просто не понимает, на кого реагирует? Женя хороший человек, помогает и заботится. По-дружески, потому меня и потянуло к нему. Брудершафт — от слова «братство». А у нас коронавирусное братство.
Весь день мы особо не разговаривали. Женя, завернувшись в плед, сидел за ноутом и что-то монтировал, я валялся на диване и читал первую попавшуюся у него на полке книгу. Обложку и аннотацию рассматривать не стал.
«Я уже пытался, безрезультатно, понравиться ему».¹
Ну… Ладно. Желание нравиться людям — это, в принципе, нормально, почему здесь должен быть какой-то другой подтекст?
«Я высматривал ироничную улыбку, которая вдруг озаряла его лицо каждый раз, когда он угадывал мои мысли, тогда как в действительности я желал его тело, только тело».¹
Стоп, что?
Я захлопнул книгу, взглянул на обложку и увидел двух парней, прильнувших друг к другу на голубом фоне. Поднял глаза и встретился взглядом с Женей. Он тут же отвернулся.
— Интересные у тебя книги, — хрипло сказал я.
— Да это… Друг дал почитать. То есть… — Женя, видимо, понял, что слова про друга компрометировали ещё больше, и запнулся. — Ты не подумай, я не смотрел на тебя в том плане, как персонаж из этой книги, — продолжил уже каким-то несчастным голосом.
Я откинулся на подушку и обнял ногами сбившееся в ком одеяло. Из-за повисшего между мной и Женей чувства неловкости захотелось оказаться как можно дальше отсюда.
Мой лежавший на полу телефон запиликал. Звонил Серёга — друг и бывший одноклассник. Я принял вызов и вышел на кухню.
— Ванёк, ты там не помер ещё от своего ковида?
— Не, живой пока. На поправку иду, надеюсь.
— Ты где именно сейчас вообще? Нормально на новой квартире устроился?
— Да нормально, меня однокурсник пустил пожить.
— Вот оно как. А я чё звоню — мы с родителями до конца лета на юга сваливаем к родственникам, хата в деревне свободной будет стоять. Если хочешь, перекантуйся там пока. Я могу брата попросить тебя привезти, он всё равно переболел уже.
Мне показалось, что Женя в соседней комнате притих, даже мышкой перестал клацать, хотя голос Серёги из динамиков он слышать не мог.
Я постучал по столу, размышляя. Бросить Женьку будет по-свински. Он болеет второй день, хрен знает, как там у него всё пойдёт. Будет лежать один и загибаться от боли и кашля, и некому даже будет ему поесть приготовить.
— Спасибо, Серёг, за участие. Но я у Женьки досижу, мы тут вдвоём болеем.
— Ну смотри. Если чё, ключ у тётки оставлю, надумаешь — приезжай, мои родичи не против.
Вернувшись в комнату, я увидел, что Женя лежит на полу на расстеленном одеяле, свернувшись в комок.
— Жень, ты чего? — я присел рядом и дотронулся до его лба — он снова горел. — Жень, давай на диван, чего ты сюда лёг-то?
Со стороны, наверное, можно было подумать, что это я тут живу, а он просто гость. Женя что-то пробормотал, но с моей помощью перелез на диван и уткнулся носом в подушку. Я укрыл его, сунул под мышку градусник. Через несколько минут он уже показал больше тридцати девяти.
— Твою ж мать, Жень. Я хуёвый медик. Давай как-то сбивать, — я засуетился, дал ему жаропонижающее, притащил из кухни чистое полотенце и уксус.
Женя не реагировал на мои слова и просьбы, но покорно дал перевернуть себя на спину и снять футболку. Его глаза были какими-то мутными. Я торопливо приложил к его лбу смоченное в воде и уксусе полотенце. Достал ещё одно, тоже намочил и растёр пылающую жаром грудь. Случайно коснулся маленького коричневого соска, смутился и тут же провел компрессом ниже — к животу.
— Жень, я, наверное, скорую вызову на всякий случай.
Дрожащими руками набирая номер скорой, я думал, что никто нихрена не приедет. Слишком мало бригад и слишком много больных на этот город. Сознание живо нарисовало картину, как Женя, добрый, веснушчатый и сероглазый Женя, умирает у меня на руках.
Но скорая на удивление приехала уже через полчаса. Замученная молоденькая девчонка измерила Женьке процент кислорода в крови каким-то датчиком, с моей помощью перевернула больного на живот и стянула с него штаны. Я стыдливо отвернулся, пока она делала ему укол.
— Вам нужно антибиотики колоть, — сказала она мне. — Я напишу название.
— Может, его в больницу? — взволнованно спросил я.
Девушка устало протёрла глаза.
— Да нету коек. Ты ж не думаешь, что мы там звери какие-то и специально не забираем людей в больницу. Я по-человечески понимаю тебя, но там положить просто некуда. Твоему другу дома в своей постели будет намного лучше, чем в больнице на неудобной кушетке.
Когда она ушла, я сел на диван рядом с Женей. Его лоб был влажным — от компресса, или температура всё-таки начала спадать?
— Вань… — слабо пробормотал он.
— Здесь я, Жень, здесь. Хочешь чего-нибудь?
— Ага. Не ложись спать на пол, ладно?
Я лёг лицом к нему, погладил по волосам — чтобы понять, спадает ли температура, конечно же.
— Прикольно… — невнятно прошептал Женя.
— Что прикольно?
— Ну, когда так гладят. Я, наверное, брежу, забей.