Страница 11 из 14
Съёмки в новом фильме
В сцене общаются два персонажа: Микки и его жена Амелия. Роль Микки исполняет Джон Вайер.
– Но разве об этом мы мечтали, Микки?
– Я так устал от такой жизни, Амелия. Устал выживать, пресмыкаться. Устал просто существовать. Мне надоело чувствовать себя безропотной, бессильной букашкой. Хочется пожить. Пожить по-настоящему! Я столько думал над этим; столько искал решение; столько маялся в поисках ответов. И знаешь, Амелия, я наконец-то понял, что нам нужно, – Микки с азартом потирает руки, – нам нужны деньги, Амелия, очень большие деньги. И, кажется, удача повернулась к нам лицом.
– Неужели ты продашься этим проклятым банкирам?
– Мне выпал реальный шанс попасть в высшую лигу, и, видит Бог, я его не упущу.
– Стоп! Не верю! Не! Верю! Не верю тебе, Джонни! – завопил в рупор режиссёр. Джон уже сбился со счёта, сколько раз его прерывали именно на этой фразе. Что-то однозначно не шло.
– Звучишь неубедительно. И выглядишь неубедительно. Что ты зажался весь? Тебе же выпал настоящий джек-пот. Ты что не веришь, что твой герой Микки действительно хочет этого?
– Не то чтобы не верю, – замялся Джонни, пожимая плечами. – Просто неужели в нём нет ни капли сомнения?
– Вот в чём твоя проблема, Джонни. Сомнения! Твои глаза должны гореть. И это должен быть дьявольский огонёк азарта! А ты стоишь, как сундук. Твоя речь похожа на конвульсии эпилептика, а я хочу, чтобы ты мне показал восхищение, предвкушение успеха. И никаких сомнений… Понятно? Ещё раз!
Но для Джона это как раз было точкой сомнения, точкой выбора между идеалом семейного счастья и деньгами, которые способны удовлетворить многие потребности и многое могут решить, но от идеала придётся отказаться. Всегда при любом выборе что-то приобретаешь, а что-то неизбежно теряешь. Выбор отсекает прочие возможности, часто не предоставляя больше шанса вернуться к ним, поэтому любой выбор всегда так сложен. Именно это они обсуждали с Джилл, когда-то в заброшенном павильоне. Сомнение, затем принятие решения, робкий шаг в сторону одного из путей, и всё – очередной жизненный этап уже за спиной, ты больше никогда туда не вернёшься. Сейчас ему режиссёр предлагает отказаться от этой мысли. Он видит это так, и Джон должен следовать его мнению, так как именно режиссёр руководит всем процессом и вправе требовать, чтобы его решения исполняли. Джон не может спорить с ним. У него даже нет возможности высказать свою точку зрения – он вынужден работать в рамках чужой. Такова участь актёра. И к ней уже давно пора привыкнуть.
«Ладно, настройся Джонни. Покажи им всем, что ты – профессионал», – Джон собрался и начал заново. На этот раз Уоллберг не остановил его, поэтому удалось отыграть сцену до самого конца.
– Но как же мы, Микки? Как же наша жизнь? Помнишь, о чём мы мечтали, когда валялись вдвоём в высокой траве? Небольшой домик во Флориде. Тёплое и солнечное лето. Под тенью огромного дерева резвятся детишки. Наши детишки. Трое или даже четверо. Слышится их смех. Они играют с большой, добродушной, пушистой собакой. Мы сидим на летней веранде с бутылкой откупоренного вина и с улыбкой смотрим на наших деток. Легкий ветерок ласкает наши лица. Мы чокаемся бокалами, и приятный, терпкий, кисловато-сладкий, пьянящий напиток касается наших губ. Мы улыбаемся друг другу. Счастьем и любовью наполнены наши сердца, – при этих словах Амелия медленно отворачивается от своего супруга и говорит это куда-то в сторону, куда-то вдаль, как будто это уже не их общие мечты, а только её собственные. Она вытягивает руку, будто хочет прикоснуться к описанной ею картине. В конце у неё наворачиваются слёзы и голос начинает дрожать. Она отказывается верить, что её мечта вот-вот перестанет существовать.
– Но, милая, – с жаром обращается к ней Микки, – то, что мне предлагают, это гораздо интереснее и перспективнее, чем какой-то домик во Флориде, – он немного усмехается. – Ты понимаешь, что мы с тобой будем купаться в роскоши. В нашем распоряжении будут лучшие виллы, шикарные автомобили. Ты будешь одеваться в лучших бутиках. Нашим детям будут открыты все пути в этом мире. Они не будут мучиться, как мы, и, возможно, никогда не будут знать, что такое нищета. Амелия, любимая, послушай меня, – он приближается к ней. Его трясёт от энтузиазма поделиться с женой новой идеей. – Такой шанс выпадает раз в жизни. Больше никто и никогда не предложит мне подобного. Если я сейчас откажусь, то мы никогда не увидим, что такое жизнь без нужды. А мечта, которую ты рисуешь, вообще может не воплотиться.
– Но, Микки, ты продаешь свою свободу! Что ты потом скажешь своей совести? Как ты будешь смотреть в глаза людям? Своим детям? Как ты будешь оправдываться перед самим собой, понимая, что ты продал себя и всё, что у тебя есть?
– Совести?! – Микки засмеялся. – Я тебя умоляю, Амелия. Кто же в наше время думает о таких вещах? А свобода – это вообще что-то непонятное. Мы сейчас тоже несвободны, согласись. Мы зажаты в тисках неблагополучия. Мы не можем себе позволить многих самых элементарных вещей. У нас даже нет денег на билеты во Флориду, в которую ты так мечтаешь уехать. Разве это свобода? Да пропади она пропадом такая свобода!
– Я не верю своим ушам. Неужели это ты, Микки? Неужели за тебя я выходила замуж? Неужели ты готов сдаться? Продать свою мечту? Ты говоришь совсем, как они.
– Но, дорогая, – Микки пытается обнять свою жену. Она вырывается из его объятий.
– Уйди, Микки. Я прошу тебя. Я не могу сейчас. Как всё запуталось. Нет, не может этого быть, – Амелия хватается за голову.
– Но я делаю это ради нас обоих, Амелия. Я же…, – он выдерживает небольшую паузу и бережно произносит:
– Люблю тебя….
Стоп! Снято! – прозвучал голос режиссёра. – На сегодня всё! Хватит с меня… – Уоллберг снял кепку и вытер платком пот со лба.
***
Режиссёра зовут Питер Уоллберг. Дотошен, но профессионал своего дела. Самым важным критерием считает реалистичность происходящего в кадре. «Главное – чтобы зритель поверил!» – говорит он постоянно. Его отношение к новому актёру в команде «Дримс Пикчерз» однозначно предвзятое. Как и Рейнольд Морган, он не верит, что актёры вообще на что-то способны самостоятельно – в их работу необходимо вмешиваться, их игрой необходимо управлять на всех этапах кинопроизводства.
Так же как и глава компании «Дримс Пикчерз», Уоллберг – законченный прагматик. Джон сразу почувствовал, как тяжело с ним работать. Разные мировоззрения, отношение к жизни и к ценностям, безусловно, создали определённые недопонимания и разногласия, которые Джону пришлось держать в себе, так как человеком он был крайне неконфликтным и дружелюбным.
За время съёмок нового фильма много перемен произошло в личной жизни Джона Вайера. Они с Джилл решили, что не стоит тянуть со свадьбой. Теперь у них была своя квартира, своя большая кровать и более-менее устроенная совместная жизнь, в которой все радости и печали они делили на двоих.
Джиллиан, так же как и Джон, продолжала сниматься, поэтому виделись они всё равно нечасто, но зато, когда оказывались вместе, просто растворялись друг в друге. Им не нужны были поездки, путешествия и прочие развлечения, они просто запирались в своей квартирке, отключали связь с внешним миром и проводили время вместе, посвящая себя друг другу, наслаждаясь каждой минутой.
Джилл, как и прежде, помогала Джону в его актёрской работе. Они периодически репетировали его роль в новом фильме, часто обсуждали, каким должен быть его новый персонаж; какие события повлияли на него; какие у него должны быть мотивы совершить тот или иной поступок. Но почему-то всё, что они выдумывали, шло вразрез с видением режиссёра картины. Когда Джилл узнала о новой претензии Уоллберга насчёт сомнений, она вообще была почти в бешенстве:
– Да за что ему только награды дают. Он же бездарь! Как такое вообще можно требовать? Именно сомнения и неоднозначности обогащают персонажа эмоциями, чувствами, каким-то духовным поиском, делают его настоящим, живым человеком! А это! Это не герой, это какая-то картонная фигурка получается! Это абсурд!