Страница 6 из 13
Яна снова прерывисто вздохнула и прижала ладони к лицу. Боль, притупившаяся было, нахлынула вновь. Ресторанные стены съёжились, потолок опустился – на минуту она вновь оказалась в опустевшем, умершем кабинете физики, где за столом сидела спокойная и безразличная Ника Антоновна.
– А внешне она осталась совсем как прежде, как в прежние времена, – прошептала Яна. – Где я её любила. И даже ни разу не сказала ей об этом…
Она протянула руку за салфеткой и вытерла глаза. Отодвинула блюдо.
– Спасибо. Это очень вкусно, господин Щуман. Но я не хочу больше… Простите…
– За что?
Он облокотился на стол и упёрся подбородком в кулак. Глядел на неё рассеянно, растерянно, тепло и грустно.
– Что вы смотрите на меня так? – пробормотала Яна.
– Любуюсь вами, – тихо ответил он. – Мне очень жаль, что так получилось с вашей учительницей. Но у каждого в жизни бывают привязанности, которые либо исчезают, либо не отвечают взаимностью. А иногда, – он выпрямился и хлопнул в ладони, словно стряхивая хандру, – иногда они просто уходят. Как тени прошлого.
– Или нет, – прошептала она, но Щуман не услышал.
– Спасибо, Яна, – вздохнув, произнёс он. – Спасибо за ужин, за разговор, за откровенность. Едем назад?
– О, как не хотелось бы…
– Мне, знаете ли, тоже. А почему, собственно, и нет? Хотите прогуляться? В Ерлине в последнее время открыли много новых парков. Только вы же без верхней одежды… Хотя…
Он скинул пиджак и набросил его на плечи Яне.
– Проблема решена. Идёмте. Нам найдётся, о чём поговорить.
Внутри всколыхнулось столько всего разом, что Яна не нашлась, что ответить. Чувствуя, как кружится голова, она опёрлась на руку Щумана и послушно встала. Мир вокруг вращался в лёгкой, светло-серой дымке, а на душе стало удивительно легко – как будто вынули занозу, которая долго сидела внутри.
Глава 4. Парк «Виктория»
Узнавая ваши слабости и странности,
Уходя за вами вдаль по тропам разума,
Постигаю суть красноречивой крайности:
Промолчать, легко обмениваясь фразами.
Снаружи похолодало: слякоть подстыла, и они осторожно шагали по подмёрзшей, скользкой земле, искоса поглядывая друг на друга.
– Знаете, – нарушила молчание Яна. – Я читала книгу, давно когда-то. Там было про человека, который попал в тюрьму. Заслуженно или просто так, не помню. К нему на свидание жена приехала – на три дня. Приготовила для него много-много еды, так, что стол ломился. А он посмотрел на это и грустно сказал: зачем же ты как много наготовила? Сегодня-то я, может быть, ещё и поем, а завтра уже нет, потому что послезавтра – обратно туда.
– Намекаете, что прогулка не приносит вам удовольствия?
– Ни на что не намекаю. Просто вспомнила, – буркнула Яна.
Они миновали аллею, над которой берёзы свесили ветви в сухих заиндевевших серёжках, свернули и вышли к неработающему фонтану. За высокой каменной чашей открывался чудесный вид: череда голубых, остекленевших деревьев, полоса тёмно-синих елей, а выше – красные, бордовые и зелёные, припорошенные снегом, круто уходящие вверх городские крыши.
Напряжённо глядя перед собой, Арсений спросил:
– Слушайте, Яна Андреевна. Вы же понимаете, зачем я вас пригласил на ужин, потом на прогулку? Скажите, что понимаете. Не разочаровывайте меня.
– Не разочаровывать? Это, интересно, в чём?
– В том, что вы очень сообразительная, рассудительная и сметливая девушка.
– Вот как…
– Так понимаете?
– Мне кажется, вы продолжаете игру в доброго и злого следователя, господин Щуман.
– Да перестаньте уже называть меня так, – морщась, отмахнулся он. – Достаточно, что на работе весь день то и дело – господин Щуман, господин Щуман…
– Как тогда прикажете обращаться? – спросила Яна, сардонически улыбаясь. Выпалила – уж очень чесался язык: – Может быть, господин дознаватель? Господин инспектор? Господин инквизитор?
– Было бы глупо спрашивать, почему вы воспринимаете меня в штыки, – пробормотал он.
– Так же глупо, как и спрашивать, понимаю ли я, зачем все эти игры, – кивнула Яна.
– Ладно. Будем считать, вы поняли: я хотел сменить обстановку. Хотел поговорить с вами нормально – без детекторов, вне комплекса. Я надеялся, что так вы почувствуете себя свободней и спокойней.
– И как успехи? – поинтересовалась Яна и собралась было добавить «господин дознаватель», как поскользнулась и ухватилась за Щумана, чтобы не упасть.
– Ох… простите…
– Всё в порядке? Целы? Не ушиблись?
– Вы меня сегодня весь день только и спрашиваете: всё в порядке? Всё в порядке? Нет, господин Щуман, не в порядке. Мне плохо. Я боюсь.
– Меня?..
– Будущего. Вас я больше не боюсь. Чем вы можете сделать мне ещё хуже?
Он резко остановился и схватил её за локоть. Выдохнул, налегая на «ч»:
– Достаточно.
– Сейчас огнём полыхнёте, – холодно произнесла Яна, дёргая рукой и пытаясь вырваться. – Живи вы в Средневековье – поджигали бы ведьм без всяких факелов.
– Яна! Хватит!
– А что, никто вам такого не говорил? Все лебезят перед вами, господин Щщ-ю-у-ман? – протянула она. – Ну, что вы скажете? Что вы мне сделаете? Если не выслали, не усыпили, до сих пор не обнулили – значит, зачем-то я вам нужна. Значит, ничего вы мне не сделаете, мистер инквизи…
– Вы переходите границы!
– Границы? В этой ситуации нет границ. Граница есть между Оссией и Ерлинской Империей. И я думала, что уж за ней, за этой чертой, обнулений не существует. Но, видимо, тут кое-что похлеще: тут это не только…
Он крепче схватил её за локоть, встряхнул и твёрдым, ровным голосом велел:
– Яна Андреевна, довольно. Критикуя, предлагай. Представьте себя на моём месте – что бы вы сделали?
Она замолчала, испуганная тем, как быстро он взял себя в руки – мгновенно подавив ярость, потеряв всякие признаки злобы. Перед ней снова стоял тот бесстрастный мужчина, которого она полмесяца назад встретила на пороге допросной. Вот-вот выйдет за дверь и заговорит с ней механическим голосом.
– А что вы можете сделать в Оссии? Какое вам вообще дело до другой страны? – тихо произнесла она.
– А если предположить, что дело есть? Если предположить, что я имею полномочия что-то изменить?
– Да неужели? – горько спросила Яна, ёжась от резкого, сырого ветра. – И в чём же ваш интерес?
– Обещаете больше не кричать, не злиться и не вести себя как истеричный подросток?
Щуман выжидающе умолк, глядя на неё пронзительно и оценивающе.
Яна, стиснув зубы, кивнула. Он указал на каменную скамейку перед фонтаном, уселся и похлопал по сидению рядом. Яна, помедлив, села. Обхватила себя руками и задрала голову, глядя в быстро пролетающие тучи и солнце, хаотично проглядывавшее сквозь снежный туман.
– Оссия – масштабный эксперимент социологов Ерлинской Империи. Материалы и нематериалы у вас на родине забирают вовсе не для того, чтобы делать людей бесстрастными и послушными. Вся эта пропаганда про «больше труда, меньше криминала»… Это, конечно, так. Но дело в ином. В том, что эмоциональный заряд, который несут в себе материалы, можно снимать и переносить на другие вещи. Понимаете?
– Понимаю, – после паузы откликнулась Яна, переваривая его слова. – Но не вижу, как это применимо на практике.
– Верный вопрос. Объясню. Положим… Ну, что у вас забирали в последний раз?
– Закладку из учебника. Просто картонка, но я её изрисовала. Рейдовики решили, что это нужно изъять.
– Почему они так решили?
Яна пожала плечами: ответ казался слишком очевидным.
– Сработал пхоноскоп. Запищал, вот и забрали.
– На что реагирует пхоноскоп?
– Господин Щуман, это становится похоже на допрос.
– Пожалуйста, не называйте меня так, – ровным голосом повторил он. – Я вас очень прощу. Хоть вы-то…
Яна с удивлением уловила в его тоне ноты усталой, раздражённой горечи. Неужели и вправду может надоесть, когда к тебе обращаются «господин»?