Падшие

Олег тяжело посмотрел на Толстого.

– Нет, нет,– Марина вырвала ладонь из рук Сергея и начала пальцем рисовать схему на пыльной поверхности:

– Вот здесь были мы, отсюда пришел Углерод, а вот отсюда появились эти …вампиры… падшие духи подземелья… души погибших диггеров… ну, не знаем мы, что это за твари, только Витек был в крови, это его Толстый ударил, ближняя тварь почувствовала кровь, и присосалась. Витек стал, как тряпка, упал, а мы …

Марина замолчала и беспомощно оглянулась на Толстого. Она что, должна рассказать братьям про свои лучи из глаз? Сергей перехватил опять ее ладонь, подул, убирая пыль, и с вызовом посмотрел на братьев:

– А мы убежали.

– И дальше что? Почему ты с крыши прыгнуть вдруг решил? Кошмар ночью приснился? – Юра дурашливо закрыл лицо руками, изображая ужас.

–Одна тварь почти догнала меня, и цапнула за руку, мне кажется, нет, я точно знаю, что начал превращаться. Сегодня на лабораторной работе соседка уколола до крови палец заколкой для волос, у меня пересохло горло, мне невыносимо захотелось этой крови. Вкусной, человеческой. Вот именно так я и подумал: «Хочу вкусной человеческой крови». Словно сам я не человек уже.

Толстый подошел к бетонной стенке вентиляционного короба и несколько раз с силой ударил по ней головой. Все молчали.

– Еще я сегодня пропустил укол инсулина, думал, может, сдохну, а чувствую себя отлично.

– И все? Из-за какой-то дурацкой мысли и укола? – Олег не верил в тварей-вампиров, это было ясно. Тогда Толстый решился на последний аргумент. Он прошел по крыше, выключая подряд прожектора, пока не стало совсем темно, повернулся к своей команде и медленно стянул ветровку и рубашку. Марина тихо ахнула. Юра вздрогнул. У Олега окаменело лицо. Толстый светился в темноте зеленым мерцающим светом.

Глава 3. Командир

Аккуратно, без нажима, соблюдая правильный угол, Олег точил очередной кухонный нож о донце тарелки. Он всегда так точил ножи. Сказывалось военное прошлое. Неторопливые размеренные движения помогали думать. Сейчас он вспоминал вчерашнюю встречу на крыше. Что-то точно происходит в подземке. Призраки, инопланетяне, или все-таки духи? Непонятно что, но что-то есть. И это что-то опасно. Смертельно опасно, если верить рассказу Толстого и этой… Марины. Тут Олег сбился с темпа и едва не порезался. Мара-Марина. Вчера, когда она ворвалась на крышу, запыхавшаяся, встревоженная, кинулась к распластанному Толстому, принялась ругаться и ощупывать его, не обращая внимания на вялые протесты, у Олега дрогнуло сердце. В какой-то момент она развернулась так, что на лицо упал свет от прожектора, и Олег обнаружил глаза, полные слез. Разного цвета глаза. Один голубой, другой зеленый. Это было … красиво. Да, красиво. Олег снова принялся за нож. Ничего. У него тоже будет когда-нибудь такая девушка. Верная. Смелая. Может быть даже красивая. Он вспомнил свою первую любовь и пожал плечами. Да, неважная оказалась подруга жизни.

Хотя благодаря ей Олег теперь любое событие равнодушно оценивал с позиции «И что?» Это была дедова наука. Когда Олег, весь в соплях, в слезах метался по квартире и выл от обиды: Оля, из-за которой он поперся в ветеринарную Академию, вместе с которой они планировали открыть приют для бездомных животных, предпочла Олегу другого, с крутой машиной, дед вздернул брови и с безграничным удивлением проговорил: «И что? Зачем такая нужна? Тебе, придурок, повезло. А если бы она уже детей нарожала, и только потом решила, что ты ей не подходишь?» Олег сам тогда удивился, действительно, ну, бросила. И что? Жизнь-то не кончилась. Это… испытание. А он сломался сразу.

Спустя два года Олег закончил Академию и подписал контракт на военную службу. Дома разразился скандал. Дед, который воспитывал двух братьев один, впервые повысил голос. Младший брат, ему как раз исполнилось двенадцать, переводил испуганные глазенки с деда на Олега и обратно, и в конце концов некрасиво заревел. Олег тогда выдал: «И что? Что вы орете? Мне нужен опыт. Я полгода отслужу в Княжево в кинологическом центре, это Подмосковье вообще-то. Потом еще где-нибудь полгода. И все будет «норм». Вместо «норм» получилась Сирия. Но кто мог это предположить?

Дед и брат тогда с ним согласились. Да, они втроем всегда жили в согласии. До вчерашнего дня.

Вчера они с братом насильно приволокли Толстого к себе ночевать – боялись оставлять одного, мало ли. Весь вечер пытались разговорить, и время от времени проверяли, продолжает ли он светиться в темноте. Толстый покорно раздевался, демонстрировал зеленое мерцающее тело, но когда Олег спрашивал, как же им все-таки удалось убежать, замыкался и упрямо молчал. Неохотно признался, что это именно он позвонил в полицию и дал координаты, где остался Витек. И все. Нет, не все. Еще у Сергея обнаружилась странная особенность, которой раньше, то есть до боя в метро, тоже не было. Он стал понимать чужие языки. Интуитивно. То есть не переводил, а просто, как выразился Сергей, в голове возникали образы того, о чем написано. Юрка сгонял к деду в кабинет, притащил справочник на китайском, открыл наугад и Толстый, помолчав, пробормотал, что это про исследование ствола головного мозга. Юрка не поленился, заложил страницу ручкой и пошел к деду, выяснить, правда ли это. Вернулся без справочника, скучным голосом напомнил, что завтра зачет, нужно лечь пораньше и ушел в ванную мыться.

Толстый, вопросительно глядя на Олега, пожал плечами:

– У меня «автомат», но я завтра схожу с ним, помогу, если что.

Сергей с Юрой учились в одной группе. И в подземные игры обычно играли вместе. Иногда, как позавчера, к ним присоединялся Олег.

Сегодня с утра «мелкие» позавтракали с дедом, пока Олег еще спал, и умчались в универ сдавать зачет. Дед сказал, что мальчики были чем-то подавлены, наверное, плохо подготовились. Как же, как же, мрачно подумал тогда Олег, про вампиров они всю ночь трепались, а не готовились к зачету. Нужно, нужно что-то делать, а то эти «мальчики» без него в метро полезут, все выяснять, да еще Марину с собой прихватят.

Олег разложил ножи по местам, поставил тарелку в посудомоечную машину и прошел в комнату, где дед, восьмидесятилетний седой старик, сухой, костлявый, в чистой рубашке, домашних мягких фланелевых брюках, теплых вязаных носках и войлочных тапках, сидел в кресле, бездумно крутил в руках пульт от телевизора и последние два часа смотрел в окно.

– Дед, пойдем, погуляем в парк?

Тот сразу отрицательно покачал головой:

– Ну что ты придумал? Вон на балкон меня вытащи, и дело с концом. Не хочу.

– Балкон, он каждый день балкон, – не сдался Олег, – не бузи, дед, сейчас посадим тебя в инвалидку и пойдем на девок в парке смотреть, смотрите, мол, мужики идут! Давай, цепляйся за шею!

Он поднял легкое тело, перенес на руках в инвалидное кресло и подкатил кресло ко входной двери.

– Жди, я пошел переодеваться.

Дед заглянул в сумку, брошенную внуком ему на коленки. Носовой платок, чистый, клетчатый, сложенный в большой квадрат, полная бутылка воды с пластиковым стаканчиком, сердечные таблетки, очки и льняная панама. Дед покорно вздохнул, натянул панаму на почти лысую, с клочками неровных островков седых волос, голову и пригорюнился. Вообще-то он вполне мог передвигаться сам. Но только по дому. А на улице целиком зависел от братьев. Потому и не любил гулять, зачем лишний раз утруждать внуков?

Вдвоем, не спеша, дед и Олег двигались по парку. Дед, прикрыв глаза, казалось, дремал. На самом деле, перед его глазами всплывали беспорядочно картины прошлой жизни. Дед погружался в них, улыбался или хмурился: оценивал или переоценивал события с высоты своих восьмидесяти. Иногда, чтобы не обидеть внука, он, очнувшись, подавал ничего не значащие реплики, что-то вроде: «Погода хорошая», или «Птицы красиво поют». Носовой платок он держал в руке и время от времени, немного стесняясь, вытирал слезящиеся глаза.

По обе стороны аллеи в беспорядке тянулись к солнышку ели, сосны, березы. Кусты дерена с раскинутыми лапами-ветками занимали пространство пониже. Еще ниже буйно росла трава по пояс, из нее выглядывали метелки мелких белых цветов, они пахли сладко, даже, на вкус Олега, приторно.