Беленорские хроники

– Как у большинства, – поначалу он предполагал ограничиться едким комментарием, найти предлог для ухода и навсегда распрощаться с людьми, пытающимися извлечь омерзительные воспоминания из больного пульсирующего сознания. Тем не менее, она не требовала ответа. И не ожидала, что он так просто раскроется. – Мой родитель часто избивал меня. Потом упивался с матерью и засыпал на улице или в конюшне. Вместе с ней или без нее. Тогда я перетаскивал их в хижину. Но на следующий день все повторялось. Побои, выпивка и спасение. Не знаю, в каком состоянии боялся его больше: в минуты здравого рассудка или вусмерть пьяного бреда. В обоих случаях побои были нестерпимыми. И этот шрам – от него. – проведя ладонью по крестообразному рубцу, Король Волантиса выдохнул скопившийся в груди воздух.

– А зачем ты это с рукой сотворил?

– Не в первый раз, – накрыв перевязанное предплечье здоровой рукой, Джеремая поморщился. Боль не прошла. И вряд ли когда-либо пройдет. – Мне захотелось. Знаешь, что обо мне говорят в столице? – Ребе подыграла и отрицательно мотнула головой. – Они считают, что я похож на маму. Что я такой же, как она.

– Какой?

– Безумный, – ровный, спокойный тон, каким было произнесено признание, поразил самого юнца, а повисшая в пространстве тишина не способствовала умиротворению. Зато помог донесшийся шепот на грани сновидения:

– Каково это – быть безумным?

– Ощущение, словно меня накрыли мокрой простыней. Я не могу двигаться, не могу говорить, дышать еще труднее. И возникает непреодолимое желание получить новые шрамы, – указав на изрезанную конечность, усеянную мелкими бледными полосками с красноватыми гранями, мальчишка впервые не устыдился собственных увечий. – Хреново выглядит, правда?

– Не только у тебя есть шрамы, – скользнув пальцами к вырезу на груди, Ребе неспешно, наслаждаясь реакцией мужчины, оторвавшего затылок от спинки кровати и приоткрывшего рот, отодвинула ткань на ключице в сторону, демонстрируя отметину на выпирающей косточки. – Дядя Роланд. Почтил нас своим присутствием и попытался склонить меня к противоестественной связи. – Джеремая фыркнул, сцепляя зубы от накатывающей ярости. – Расслабься. Я ударила его камнем и оттолкнула. Он достал кинжал, слегка оцарапал мне кожу и был избит моими братьями. Разумеется, отец не покарал никого из нас, а Роланда изгнал. Его убили в каком-то постоялом дворе через пару лет.

– Теперь я понимаю, почему лорд Седрик называл тебя любимой дочерью, – рассмеявшись, девушка усиленно не замечала пристального взгляда рыжеволосого собеседника, также улыбающегося. – Не буду злоупотреблять гостеприимством. Судя по всему, твой брат скоро очнется. Обмокни тряпку или простынь в холодную воду и положи на лоб. – придерживаясь за балдахин, Джеремая на трясущихся ногах дошел до запертой двери. Как и предполагалось, леди пошла за ним, останавливаясь у выхода. – За порогом комнаты лучше снова перейти на “вы”. – ее это не разочаровало, скорее позабавило. – Чтобы не усугубить раздражение придворных. У тебя с ними натянутые отношения. Но, если хочешь, я могу поцеловать твою руку у всех на виду или пригласить на танец во время бала. Породим больше слухов, чем было. Это весело. – Коннингтон, ставшая напротив высокого юнца, прищурилась и слегка наклонила голову. – Что не так с весельем?

Вместо ответа – прикосновение полусухих губ к изувеченной щеке. Неожиданно, но приятно. Сперва Свифт заметно дернулся от непривычки. До этого физический контакт означал боль и страдания, а не блаженные покалывания на покрасневшей коже. Впоследствии тонкие женские пальцы прошлись по контурам челюсти и нежно пригладили три выбившиеся прядки. Вопрошающий взгляд был встречен пожатием плеч, – Не собираюсь потом жалеть о том, что не сделала того, чего хотела.

***

Храм святого Николаса, расположенный параллельно церкви Архангела Михаила, еще достраивался. Благодарные прихожане каждодневно простирались ниц на паперти и заходили под огромный свод, усеянный ликами святых мучеников, чтобы приложиться губами к статуям святых. Искусные мастера заморского края обещали прибыть в течении нескольких недель и расписать второй этаж. Служители алтаря, состоявшие в ордене францисканцев, хранили молчание, колыхая полами туники, поджигали погасшие свечи и бормотали молитву, перебирая четки. Связанная тремя узлами веревка болталась на бедре, напоминая молящимся о строгом уставе братии. Сегодня торжественный день. Их посетил проповедник Нот, облачившись в привычную грубую холщовую ткань, и испросил позволения встать на защиту ордена на время церемонии. Даже влиятельный глава Беленорской церкви был вынужден покоряться воле сообщества бедных монахов, избравших пристанищем построенный дом Божий. На его месте раньше располагалась высокая смотровая башня, служившая местом гнездования драконов Таргареинов – по легенде, безусловно.

В эпоху Ланнистеров ее никак не использовали, а при недавней осаде она обрушилась первой и стала своеобразным символом падения Гавани. После восстановления Никалус принял решение отчистить холм от руин и возвести церковь в собственную честь. Весьма самонадеянный маневр. Поэтому клан Львов жаждал крестить четвертого сына именно здесь, тем самым закрепив статус одного из важных религиозных строений. Выезжая из дворца на двух каретах, монаршая чета соблюдала осторожность: в первой сидела королева с наследником престола и двумя сыновьями, а во второй – единственная дочь вместе с младшим из детей и еще одним мальчиком с белыми волосами. Их сторожили няньки, закутанные в вуали, дабы предотвратить попытки похищения. Верхом их сопровождали гвардейцы и сам король, восседающий на белоснежном скакуне. Народ ликовал, приветствуя лидера государства и юных продолжателей рода Львов.

– Если бы не Понтиан Таргариен, принявший крещение, мы бы поклонялись идолам и истуканам, – с воодушевлением наставляла Анна, поглаживая мальчишек по голове. Будущий правитель Тристан не обращал внимания на уроки истории, отдавая предпочтение волнующейся толпе с воздетыми к небу руками. Тимоти беспокойно ерзал на сидении, восхищаясь возможностью покинуть замок и повидать окружающий мир. А восьмилетний Дэрил пристроился в дальнем углу и принялся теребить занавеску с яркими золотыми узорами – он часто углублялся в себя. – Можете поблагодарить его за то, что мы тащимся в такую жару на окраину города. Но не говорите отцу о моем недовольство, договорились? – смеющиеся дети закивали в знак согласия, а один из них приложил указательный палец к губам. И как не порадоваться таким воспитанным хранителям тайн? – Что такое? Почему мы остановились? – отодвигая плотную материю от окошка, королева нахмурилась и подозвала одного из стражников на мустанге. – Рекс, в чем дело?

– Скопление людей, Ваше величество. Нужно их немного потеснить, – успокаивая бьющую копытами лошадь, гвардеец не успел должным образом отреагировать на сверкнувший вдали предмет. Чей-то хриплый стон пронесся над сжатым пространством, после чего один из рыцарей свалился на землю. – Тешшин! – захлебываясь кровью, носитель белого плаща отчаянно хватался за пробитое горло. – Я прикрою вас, не выходите из кареты! – осадив заметавшегося в суматохе коня, Темплтон увидел, как раненный монарх повалился в грязь, продолжая отдавать приказы. Их оттесняли. – Ваша милость! – ринувшись на помощь выбитому с седла повелителю, солдат не подозревал, что они попали в кольцо врага.

– Не трогайте меня! – прокричала королева, запуская руку в подкладки платья и извлекая кинжал. Ее пытались вытащить наружу двое всадников, подъехавших к незащищенной карете сзади. Гвардейцы оказались отрезанными от семьи и отбивались от захлестывающего скопища верующих, скрывающих вооруженных изменников. – Не троньте моего ребенка! – полоснув кого-то по запястью, Анна краем глаза заметила, как второй экипаж резко рванул с места и помчался по головам испуганных прихожан с крестами. – Фиона! Карл! – вопль привлек изнуренных защитников – Рекс добрался до нее быстрее остальных и одним точным ударом меча разрубил нападающего. – Боже мой…