Страница 27 из 83
Травинки росли на глазах, колосились, приподнимая лежащего, словно закутанного в кокон мужчину всё выше и выше. Эта невероятная трава и рыхлая почва, в которой копошились светящиеся насекомые, они вращались вокруг некой точки, расположенной вне поля зрения. Коваль уже не понимал, где реальность, а где морок, говорила ли с ним красивая женщина, курила ли с ним кальян, или с самого начала он висел среди колючих травинок. Он ощущал, что колоссальный лабиринт вращается глубоко под землей, но не мог уловить природу силы, которая заставляла его двигаться…
«Он силен и отважен… позвольте ему покрыть кошечек… потом мы скормим его светлякам…»
Артуру с невероятным трудом удалось освободить щеку от колючего побега. Проклятый подземный бамбук едва не выколол ему глаз. Фиолетово отсвечивали грибы, гирляндами повисшие в пространстве, на тонких нитях. Трава росла не только снизу, все окружающее пространство походило на вывернутую щетину громадного кабана.
«Великая хозяйка опасается… таких, как этот, может быть много… из них нельзя сделать послушных нураги…»
«Другие не такие… другие самцы из сегодняшнего улова глупы и трусливы… они нас не слышат… Великая хозяйка отправит их углублять плантации у озера Светлячков… Крепкие руки, они будут работать пять лет, пока не умрут…»
Наконец Артур увидел паразитов. Эти карлицы сильно отличались от малютки, которая оседлала пирата Джакарию. Они были гораздо крупнее, ростом с трехлетнего ребенка, их светло-розовые тела сплетались в трепещущий, истекающий слизью шар. Сквозь бледную кожу просвечивали пульсирующие сосуды. Их глаза, похожие на сгустки красной сахарной пудры, очевидно, не слишком жаловали дневной свет. Взгляд притягивало куда-то влево, в дальний угол, – там свечение фиолетовых грибов было особенно сильным.
Артур скосил глаза. Медленное горизонтальное вращение захватило не только его. Впереди, чуть ближе к таинственному центру «мини-галактики», кружили еще двое людей, худая женщина в рубище и такой же тощий, покрытый язвами и лишаем мужчина. Оба висели, ни за что не держась, безвольно свесив конечности, у каждого на затылке сидела нураги. Чуть позже Артур сам обогнал еще одну женщину, она кружила по дальней орбите, постепенно смещаясь к центру, зеленоватые колосья поддерживали ее в полете. Когда женщина проплывала мимо, Коваль с ужасом осознал, что его ждет в случае, если карлицы решат оставить его в живых.
Когда-то эта женщина была молодой, пышущей здоровьем крестьянкой или рыбачкой. Сейчас ее кожа сморщилась, обвисла, от платья остались грязные обноски, ладони и ступни кровоточили от непосильной работы в шахтах, из открытого, перекошенного рта капала слюна, а глаза…
Глаза почти полностью заменила багровая пушистая пена. На затылке несчастной устроилась жирная розовая тварь, ее червеобразные отростки уже проросли в череп, в глаза, в позвоночник несчастной. В правой руке летящей по кругу женщины Коваль увидел плетку, она крепилась веревочной петлей к запястью. Плетка волочилась следом за хозяйкой, путаясь в дебрях жесткой травы.
Коваль неожиданно прозрел.
Они собрались на спешное совещание. Те, кто не пользовался в данный момент человеческим телом, и те, кого оторвали от службы. Надсмотрщицы, управленцы подземного рабского сообщества, ответственные за питание, размножение и труд…
Скорость нарастала. Колючая трава неумолимо сдвигала его безвольное тело к центру водоворота. Он уже различал, как в самом центре, сцепившись гибкими конечностями, ни за что не держась и ни на что не опираясь, кружит мохнатый розовый ком. Паразиты в нем были спрессованы туго, наподобие планетарного ядра. Вокруг этого ядра, цепляясь за него, примыкая или отрываясь, кружили отдельные особи и целые группы разумных карликов.
Великая хозяйка… Она находилась где-то здесь, в самом сердце скопления, он мог бы разорвать ее голыми руками, он мог бы всех их разорвать, если бы не чертова дрянь, которой его заставили дышать…
«Сволочи, сволочи, отчего же не повернуть голову?..»
Артур сумел-таки оторвать пылающую голову от опутавших его колючих стеблей. Мимо проплывало очередное скопление светящихся грибов, оно блестело, как неровное морщинистое зеркало. В фиолетовом отражении Артур увидел свою спину.
Там сидела розовая тварь.
9
ЗАСТУПНИЦА
Стараясь не смотреть на зеркало, Надя прошлась по женской половине президентских апартаментов, зажигая повсюду свет. Воскресенье, восемь ноль пять. Оба замка на двойной входной двери были заперты, плюс задвинут засов. Кухонный балкон тоже заперт на задвижку, и заперта оранжерея. Сквозь стекла оранжереи видно, как вышагивает по крыше часовой.
За двойной парадной дверью круглосуточно дежурили два гвардейца с болотным котом, возле задних дверей – такая же стража, плюс две девушки, спящие в комнатке за малой кухней. Девушкам возбранялось входить в президентскую квартиру без вызова. Когда они делали уборку, в комнатах обязательно присутствовали комендант и дежурная по женской половине дворца. Когда требовалось помочь супруге президента или дочерям в бытовых вопросах, тоже вызывались дежурная и еще одна женщина, заместитель коменданта. Все эти сложные правила придумал и утвердил начальник Службы личной безопасности президента.
Звать никого не хотелось. Невзирая на все доступные ей по рангу возможности, Надя предпочитала решать проблемы своими силами. Позвать охрану без повода – это не только зря отрывать людей, но еще и опозориться на весь Зимний дворец! Люди начнут болтать…
Ох, она хорошо знала, что начнут болтать люди. Поползут опять шепоты, что Надька ведет себя как царица, что гоняет солдатиков, будто крепостных мальчишек, а девок на морозе босиком держит и розгами стегает, словно рабынь, купленных пучком на рубль. Никогда Надя ван Гог не гоняла девок босиком и не третировала солдат, она даже голос не повышала на людей, приставленных Службой охраны. Вот на детей она могла прикрикнуть, и на своих, и на чужих, особенно в деревне Хранителей, когда бабы поочередно брали шефство над малыми во время полевых работ. Там, в уральском лесу, все были равны, все одинаково работали, и никто ей не завидовал, напротив, жалели…
Город. Столица. Буйный, развеселый, пьяный, сумасшедший. Холодный, жестокий, золотой, сырой.
Надя не любила город. Еще меньше она любила горожан, тупых злобных насекомых, как называли их Качальщики. Не тех соратников и друзей Кузнеца, которые горели вместе с ним, а толпу нахлебников, слетевшихся, как саранча, на огни новой столицы. Эти люди убили ее первенца, эти люди восемь раз пытались убить ее мужа, они закладывали бомбы в ее карету, стреляли и подсылали Пустотелых, травили ядом, а в глаза лебезили и нарочно вслух называли ее Белой царицей. Чтобы услышала, чтобы оценила рвение и заботу верных подданных.
Находились и такие, кто письма слал, норовил бумагу в толпе на рынке всучить или с оказией. Караульные только успевали отбиваться от незваных просителей, но ведь не прикажешь гвардейцам стрелять по гражданам! А в письмах, помимо просьб мелких, легкоисполнимых, навязчивым рефреном звучало – вы для нас как матушка родная, как царица православная, вот счастье-то было бы, коли патриарх корону вам золотую поднес бы да на царствие помазал.
Заступница. Удивительные люди – зачем им нужна заступница? И перед кем заступаться – перед президентом? Так он их и так не обижал. Или перед Богом? А как она могла заступиться перед Богом, разве она ангел или херувим?
Ей нашептывали даже в покоях патриарха, полагая, видимо, что она непременно передаст мужу. Нашептывали о том, как славно было бы разогнать всех дураков, засевших в Думе, от которых государству одни раздоры и торможение в делах! Как славно было бы вернуть народу русскому престол, власть вечную, неделимую, неподкупную, чтоб не ждали вороны, пока Кузнец занеможет, и не копили бы золотишко на взятки его преемникам. Чтобы царь Белый над Белой Россией сидел, равный и справедливый ко всем, и чтоб сына своего воспитал радетелем, а не расхитителем…