Страница 3 из 24
Эвви поперхнулась, залепетала про свою преддипломную практику.
– Одно другому не мешает, – Кауфман был категоричен и всезнающ.
– Ладно, Гарри. Дай человеку в себя прийти. Не утомляй, – перебивает Обнорин, – девочка наша еще и чаю не попила. Сам бы попробовал полетать в «нуль-пространстве».
Эвви показалось, что Обнорин изображает этакого водевильного дядюшку.
– Нет, а чего тут вокруг, да около, – продолжал свое Кауфман.
– Время есть. Успеем разобраться, что здесь для чего и как, – говорит Обнорин все тем же своим «водевильным» тоном. – В смысле, «утро вечера мудренее» и все такое прочее.
Эвви хотела внести ясность сразу, но Обнорин подмигнул ей, дескать, не напрягайся. Он иронизирует над этим своим «водевильным дядюшкой» и, в то же время, ему нравится эта роль:
– Вот, милая Эвви, чип от твоей комнаты, поднимайся, отдохнешь перед ужином.
Он успокоил ее, сама не ожидала.
Гул какого-то мощного летательного аппарата. Через минуту вошла Элла Грант (заместитель командира экспедиции), мрачная, злая. Видимо, не отошла еще от «аврала». Глубокие черные глаза. И морщины тоже глубокие. Выглядит лет на сорок. Но морщины немного чрезмерные для сорокалетней. Казалось, убери морщины с лица и облик ее потеряет в выразительности и глубине. Снимки и видео, оказалось, не передавали в полной мере ее обаяния. Мускулистая, гибкая как теннисистка. Оливковый загар – единственная загорелая из всей команды. Под ее оценивающим взглядом Эвви неуютно. Хотя, ей-то что? Она покажет себя в работе, тогда пусть и оценивают, сколько хотят.
– Очень рада, – энергичное рукопожатие Эллы, – пойдем, покажу тебе твою комнату, мне по пути.
4.
Комнатка поразила ее. Они воссоздали ее детскую. Причем, не по фотографиям (да и нет никаких фотографий!), а такой, какой помнила ее Эвви, когда ей было лет пять или даже меньше – то есть по ментаграмме. Это добрый знак. Эти люди не могут злоумышлять против нее. Несмотря на этого «Юджина». Юджин это не опасность, не угроза – это парадокс. Вот! Наконец-то найдено спасительное, примиряющее слово. Люди, создавшие для нее ее комнату, разрешат все свои парадоксы!
Возможно, в этой ее «детской» мог быть и намек: рано тебе еще становиться членом команды и участвовать в эксперименте. Но все равно это у них по-доброму. Пускай. Она начнет работать, и все встанет на свои места.
Стояла под душем долго. Дольше, чем нужно, конечно. Ведь на ее корабле была душевая капсула. Но сейчас вода, а не ионы. Сейчас, ей казалось, смывает с себя космос, полет в «нуль-пространстве» – вновь становится «сухопутной»? планетной? земной?! Сознает свое тело: закрытые веки, что принимают сейчас удары водяных капель, шея, плечи, грудь, живот, межножье, коленки, бедра. Все удостоверяло сейчас – она есть она, Эвви. Все предвещало подлинность, жизнь. И было жизнью.
Эвви прилегла отдохнуть на минуту и уснула. Сказалось напряжение дня.
Проснувшись, поняла, что опоздала на ужин. Неудобно, да. Натянула майку, влезла в джинсовые шортики.
В столовой мужчины были во фраках, а Элла в каком-то старинном платье.
– А вот и посланец Земли и небес, – улыбнулся Обнорин.
Эвви села на отведенное ей место. Робот подал всем еду и начал разливать вино по бокалам. Оказывается, они без нее не начинали. Эвви смущена. А где остальные? Сама же себе объяснила: остальные члены команды на орбитальных станциях лун Готера. Видимо, у них свой график. Не останавливать же им эксперимент из-за ее прилета.
Ужинали при свечах. Эвви впервые видела не имитацию, а настоящие «живые» свечи, оказывается, они потрескивают и этот их аромат…
– Ты очень-то не напрягайся, – шепнул ей Обнорин (он сидит с ней рядом), видя, как она неуверенно обращается со столовыми приборами. – Это всё так, наши профессиональные аберрации.
Подняли бокалы за «очаровательную гостью» и продолжили какой-то «свой разговор». Конечно, это была демонстрация, но не против нее, Эвви поняла. Против НАСА, против Земли вообще? Ни одного вопроса о Земле ей так и не задали.
– Извините, – в столовую влетел Юджин.
Он в какой-то клетчатой рубашке, в гетрах, снимает с головы пробковый шлем(?!). Кажется, у него это в духе их «викторианских реконструкций». Или же в пику «реконструкциям».
Садится на свое место, делает вид, что не замечает негодующего взгляда Эллы.
Обнорин каким-то педагогическим, совершенно родительским тоном:
– Ну вот, наконец-то все в сборе. Сэр Юджин, с вашего разрешения мы продолжим.
«Все в сборе»?! Когда нет Картера, Галины Обнориной и Агаты Кауфман! В свою версию, что они на орбитальных станциях, Эвви больше не верит. Да и никто из сидящих за столом не сказал ни полслова об орбитальных станциях: «Как там наши на станциях?» – или еще что-нибудь в этом роде. Это что у них, розыгрыш? Заговор? А что, если их «аберрации» распространяются не только на домик и ужин в викторианском стиле? В колониях дальнего космоса уже были случаи массового психоза. И криминал тоже был. Но она не станет играть в их игры, она добьется правды, она… Тут Эвви ловит себя на том, что уже начинает «проверять», «инспектировать», то есть делать то, в чем и заподозрил ее Гарри Кауфман. Значит, они испытывают ее? Они смоделировали ситуацию. А она попалась? Встроилась в предложенный ей шаблон «разоблачителя». А ей надо не требовать, не расследовать и «добиваться правды», а слушать, понимать – попытаться.
– Ну все, ма… я побежал, – Юджин бросил скороговоркой Элле, поднимаясь из-за стола.
Эвви поняла – она именно будет требовать, добиваться, пусть даже, если и не права.
Посуда, свечи и скатерть в одно мгновение, как по мановению какой-то волшебной палочки, убраны. Стол абсолютно голый. И фраки исчезли вдруг. Все сидят в майках с эмблемой НАСА. Теперь никаких улыбок. Улыбки исчезли вместе с фраками так, будто были их аксессуарами, подобно галстукам-бабочкам. И «детская», что они приготовили для нее, видится ей по-другому, нет в ней никакого добра: «Ты у нас на ладони. Мы видим тебя насквозь, до подкорки. Манипулируем тобой, свободно, непринужденно. Привыкай и не трепыхайся».
– Я понимаю, девочка, – начинает Коннор Уайтер, – у тебя вопросы. И представляю примерно, какие. Ты права, во всяком случае, имеешь право.
– Значит, все-таки будут ответы? – Эвви вдруг стало все равно, что с ней сейчас будет.
– Просто ты пока еще не готова, – сказал Коннор.
– А, извините, когда?
– Здесь многое, Эвви, будет зависеть от тебя, – ответил Обнорин.
– Да, конечно. Я так и подумала, – сарказм Эвви.
– А теперь о правилах, – Коннор заговорил сухим, официальным тоном, – мы все здесь обращаемся друг к другу по именам. Никаких «мистер Кауфман» или «миссис Грант», только Гарри и Элла и так далее. Я же для тебя «командир Коннор».
Эвви кивнула.
– Раз в месяц, как ты прекрасно знаешь, – продолжил «командир Коннор», – мы выходим на связь с Землей
Эвви кивнула.
– А сейчас ты сдашь Артему все свои средства связи. В день нашего, – Коннор не удержался от едкого и, видимо, привычного для них, – продуктивного общения с Землей ты их получишь, а потом сдашь опять. Если кроме НАСА и руководства своего колледжа, ты контактируешь еще с кем-то на Земле или в дальнем космосе, просто предупреди их, понятно?
– Вы сказали, что я должна дорасти до ответов. Так? Но пока что лишь умножаете мои вопросы.
– Эвви, пойми, я не профессор, что руководит твоим семинаром, и не смогу оценить эту твою риторику, – Коннор начинал раздраженно, желчно, а закончил устало. – Ты даже не представляешь, насколько все здесь будет зависеть от тебя… может, даже слишком.
– Да, наверное, слишком, – переглянулись, кивнули друг другу Обнорин и Гарри Кауфман.
Эвви показалось, что это они уже иронизируют, причем не над ней, а над Коннором.