Золотые бархатцы

– А что здесь не прощают?

– О! А вот это – правильный вопрос. Директор просто помешан на дисциплине и борьбе с вредными привычками. Здесь нельзя курить, выпивать спиртное, да и браниться, как сапожник, тоже не следует.

– Ясно. Совсем не драконовские законы. Слава Богу, ни тем, ни другим не грешу.

– Вот и молодец! Ну, заходи, – Света распахивает дверь сестринской.

***

«А мне идёт», – довольно замечаю я про себя, смотрясь в зеркало. В отражении на меня глядит молодая женщина в ладной униформе, стройная, немного бледная, но в целом, очень даже приятная.

– Пойдём, красавица, – зовёт Света, – Такую красоту нужно показывать людям. Смотри, не поразбивай сердца старикам. Тут встречаются ещё те ловеласы, готовые подарить симпатичной молодой медсестре свой латаный, и не раз, на операционном столе мотор.

По пути в главный корпус замечаю на одной из скамеек знакомые розовые капри с рубашкой и седую голову с мальчишеской стрижкой. Старушка сидит, внимательно изучая какие-то листки бумаги, сдвинув на нос очки с крупными диоптриями.

Света ухмыляется:

– Узнала бабушку? Это наша Зоя Федоровна. Ты ей выход из здания помогла найти или что-то прочесть?

Удивленно таращусь на Свету, которая хитро улыбается. Откуда она знает?

– Я прочла ей расписание, – растерянно шепчу я.

И не дожидаясь возможных вопросов, моя осведомленная коллега продолжает:

– Эта милая светлоголовая бабушка – местный тест на профпригодность. Помог, не растерялся – добро пожаловать. Прошёл мимо – уж извини, иди дальше. Она для каждого свою легенду придумывает. То очки "потеряет", то – память. С ней не забалуешь. Тридцать лет в уголовном розыске. Сейчас на заслуженном отдыхе. Вот, помогает отделу кадров. И им хорошо, и Зоя Федоровна развлекается. А главное, чувствует, что дело полезное делает, что нужна. А значит – жива. Они тут у нас все оживают. Порой, смотришь, привезут старика – худого, взгляд потухший, ходить не хочет, есть не хочет. А через месяц уже местным бабулям проходу не даёт. А всё -правильная установка. Им тут дают возможность ощутить себя нужными. Не теми, кому требуется помощь, а теми, кто эту поддержку может оказать. Ну, скоро ты сама всё увидишь. Сегодня буду тебе всё показывать, а завтра с обеда ты уж сама. Так что клювом не щелкай, схватывай на лету.

Мы входим через парадные двери в главный жилой корпус. Просторное фойе встречает нас натёртыми до блеска полами. Куда ни глянешь – множество маленьких кожаных диванчиков. Вдоль стен идет железный поручень.

– Направо – лифты, налево – столовая.

Бросив беглый взгляд в сторону, откуда доносится божественный аромат яблочного пирога с корицей и чего-то неизвестного мне, но крайне аппетитного, следую за своей проводницей к лифту. Лифтов несколько, четыре или пять штук. У одного из них стоит пожилая женщина с палочкой. Под руку её держит молодая медсестра. Дальше – ещё одна пара: старичок с бородой, по форме напоминающей лопату, болтает с девушкой в форменной одежде пансионата. Обладатель бороды что-то воодушевленно втолковывает медсестре, а та весело смеётся. Двери лифта открываются, и милая парочка скрывается из виду.

– Порой мне кажется, что наша главная работа – это развесить уши и лишь изредка кивать головой. Нас надо было назвать не сиделками, а "слушалками".

– Я смотрю, здесь у каждого чуть ли не персональная "слушалка".

– Да, тут работает около трехсот человек на сто пятьдесят постояльцев, не считая персонала больницы. Всё сделано для того, чтобы дефицита во внимании ни один из уважаемых гостей, как их называет директор, не испытывал.

Тем временем перед нами открываются двери лифта. Внутри стоит высокий сутулый старец в синей фуражке. Лаковый козырёк отсвечивает золотыми завитками канители.

– Какой вам этаж, о прекрасные леди? – почтительно осведомляется он.

– Пятый, пожалуйста. Как вы поживаете? – отвечает Света.

– Ноги не ходят, руки не носят, зато сердце пылает огнём, – нараспев отвечает нам лифтёр.

Многозначительный взгляд Светы, обращенный на меня, выражает одно: "Вот видишь, я же говорила".

Одаривая нас безупречной улыбкой вставных челюстей, старичок продолжает:

– Вы у нас новенькая? Что-то не припомню, вроде не видел.

– Да, зовут Вита.

– Ох, какое имя красивое, – старичок цокает языком и снимает в поклоне фуражку, – Будем знакомы. Сильвестр Андреевич.

– Очень приятно, – успеваю вставить я, и нас прерывает звонок, оповещающий, что мы на нужном этаже. Двери открываются. – Всего хорошего.

– И вам не хворать.

Когда лифт уносится вниз, спрашиваю:

– А это кто?

–Ещё одна выдумка Льва Александровича. Каждый постоялец может на часок одеть кепочку лифтера и развозить людей по этажам. Порой ждёшь лифт по пятнадцать минут, когда особо разговорчивый лифтер зацепится языком за товарища-болтуна.

– И что? Много желающих?

– Конечно, они чуть ли не дерутся. Хорошо, придумали в очередь записываться. Да, – Света вскидывает указательный палец вверх, как будто хочет сказать что-то очень важное. – Сиделка – это еще и личный секретарь. Она должна всё записывать, всё помнить – когда процедуры, когда игра в домино, а когда и причуда под названием " я – лифтёр".

Мы идём по ярко освещенному коридору. Некоторые двери открыты, и оттуда доносятся звуки работающих пылесосов.

– На втором этаже у нас актовый зал, на третьем – комнаты отдыха и досуга, – между делом рассказывает Света. – На четвертом и пятом – жилые номера.

–А куда мы идём?

– К непосредственному объекту твоей работы.

Ох! Меня сейчас познакомят с моим или моей подопечной. Интересно, это такой же милый старичок, как самоназначенный лифтер, или, может быть, бабушка-одуванчик?

– Её зовут Лидия Михайловна, – сообщает Света. – Ей 75 лет. Раньше работала учительницей. Очень начитанная, интересная женщина. Я думаю, вы поладите.

Мы останавливаемся у двери с номером восемьдесят девять. Стучим и заходим внутрь.

Замка на двери нет.

– Лидия Михайловна. Это мы, – бодрым голосом кричит Света.

– Можешь не кричать, я уже надела этот чёртов слуховой аппарат и прекрасно тебя слышу, – раздаётся скрипучий старческий голос.

У кровати стоит худенькая женщина в возрасте. Не бабушка, а именно пожилая женщина. Глядя, как она прямо держит спину, я невольно свожу лопатки и вытягиваю шею.

Она одета в лимонный комплект из поло и легких брюк. Её тронутые сединой волосы, ещё не полностью побелевшие, убраны тонким ободком. Загорелое лицо покрыто морщинами: гусиные лапки, идущие от глаз к вискам, придают взгляду хитроватое выражение, отпечатками горечи пролегли глубокие носогубные морщины.

– Это Вита, ваша новая сиделка, – представляет меня Света.

– Добрый день. Очень приятно, – сразу отзываюсь я.

– Здравствуйте, Вита, – хмыкает моя новая знакомая, – «Вита» означает жизнь. И как ваша жизнь, Вита?

– Всё хорошо. Не хвораю, – неуместно шучу я.

По округлившимся глазам Светы понимаю, что открыла ящик Пандоры.

– Ох, Светочка, а меня замучили уже эти болячки. Помирать пора, – обреченно вздыхает пожилая женщина.

– Ну, Лидия Михайловна, что вы такое говорите! Вы у нас ещё всем фору дадите.

– Врач этот… окулист… сказал, что катаракта увеличилась. Скоро совсем ослепну, – жалобно стонет Лидия Михайловна, – даже газетки не прочесть.

– А мы вам на что? – Света наливает в стакан воду из кувшина на столе. – Мы вам и почитаем, что хотите, – убаюкивает Света мягкими интонациями и протягивает стакан. – Вот половинка Резерпина и капли для глаз.

Лидия Михайловна послушно выпивает лекарство.

– Только и осталось, что таблетки глотать, – печально бормочет она.

Рассеянно слушая, как они продолжают разговор о лекарствах, окидываю взглядом комнату. Большая, светлая, с нежно-зелеными обоями. У стены стоит кровать, застеленная велюровым одеялом, на стене – плазменный телевизор. Большое окно обрамлено тяжёлыми темно-зелеными гардинами с тиснёным узором. Замечаю картину. Это пейзаж акварелью: высокие сосны, впивающиеся своими верхушками в розовые облака. В целом, комната больше напоминает номер какого-нибудь приличного отеля: всё красиво, чисто, со вкусом. Ловлю себя на мысли, что моя квартирка выглядит куда хуже.