Страница 124 из 126
- Ясно! А с песней чё?
- Ну, во-от!
- Чё вот?
- Ну, вот песня про полярников.
- Саша! Это не песня! Песня это когда поют, а не когда стихи без рифмы.
- А «Песня о буревестнике», она абсолютно такая же.
- Тоже без рифмы, и её тоже не поют?
- Песню о Вещем Олеге, между прочим, тоже не поют.
- Там хотя бы рифма есть. Так что, хрень – это, а не песня! – раздражённо выпалила Лерка.
- Ну, и ладно! – ответил я, тоже раздражённо.
Оба изрядно обиженные друг на друга, мы разошлись по комнатам. Но особенно долго это положение дел не продлилось, минут через семь-восемь в дверь постучали. Я пошёл открывать, Лерка тоже выглянула из своего убежища. На пороге стояла смущённая Глаша.
- Терентий Акимыч прислал сказать, что баньку стопил.
- А идти куда?
- Вас проводить? – спросила в ответ Глаша.
- Я тебе объясню. – Заверила меня Лерка.
- А и верно, - промолвила горничная. – Сестрица-то Ваша бывала там, знает дорогу.
- Я сейчас. – Заверил я Глафиру, и пошёл собираться.
- Глаша, а ты не знаешь… - Донеслось из-за спины, но дверь предательски закрылась, и окончания я не разобрал.
Я взял полотенце, смену белья, носки и рубашку, а когда вышел в зал, то услышал слова Глаши:
- … поначалу, это кому какая от роду предназначена. В школе её изначальной называют.
- Вот как? – озадаченно проговорила Лерка. - А в нашем случае, что это означает?
- Валерия Константиновна, я ведь один годок только и проучилась, не знаю я. Вы как на предвступление пойдёте, там вам всё и обскажут. И про стихии, и про изначальную магию, и у кого какой от роду сколько. А я не скажу, не знаю.
- А Татьяна Андреевна знает? – покосившись на меня, спросила Лерка.
- Вы лучше у её сиятельства поспрошайте. – И сделав книксен Глаша, типа всё, посмотрела на меня.
Я кивнул в знак готовности, и мы пошли.
Баня, а вернее бани. Размещались в другом конце заднего двора, подальше от окон. В этот банный комплекс от самого отеля вела мощёная дорожка, как я понял, на случай дождя, слякоти и весенней распутицы. Придумано толково и, скорее всего, не вчера.
Акимыч ждал меня у порога одной из избушек. Мы вошли и разделись.
- А больше никого не будет? – спросил я, полагая, что если сегодня мужской день, то и другие парни тоже могли прийти. Не для меня же одного Акимыч баню топил.
- А кого Вам, барин, надобно? – усмехнулся он в ответ. – Девок, что ль покликать?
Было бы, конечно, не плохо, но вряд ли мне так повезёт, да и по Акимычу видно, что не в серьёз это он.
- А чё? Можно? – спросил я таким тоном, чтобы Терентий даже ни на секунду не сомневался, что я тоже просто прикалываюсь.
- Ну, оне-ть можа и не откажуть, а вот Дмитфранцыч от йих такова блуда ни в жись не стерпит.
- Да! – Согласился я, заходя в парилку. – Персонал распускать нельзя! Особенно женский. На голову сядут.
- От Дмитфранцыч их в кулаке и держит.
Я покивал, а сам подумал, что вот Татьяну… А-а, ладно! Не важно, что я подумал. Спрашивать про неё сейчас-то уж точно ничего не стоит. И я спросил про остальных абитуриентов, почему ни кого из них нет с нами. Со словами «Обождут, не баре!» он поддал пару, и я присел на скамью, чтобы не дышать паром.
- Как же это не баре? – спросил я через минуту. – Мнишек, тот и вовсе барон.
- Дык и шо што барон? Чай не он вчерась Трошку побил, а Вы. Вам и почёт. – И он ещё поддал.
Пригнувшись, я решил внести ясность:
- Нет, Акимыч, вчера не я, я – позавчера.
- Ну-у-у?! – удивился он, тоже присаживаясь. – А вчерась тоды хто?
Я не смог подобрать какие-то правильные слова, поэтому воспользовался первыми, пришедшими в голову:
- Акимыч, ты мне не поверишь, но это была Лерка.
- Эт хто???
- Сестра моя, Валерия.
- Да ну?! – изумился Терентий. – Эт какж, девка, да таку орясину?! – тут ему показалось, что я над ним стебусь. – Да не-е-е… Смеётесь Вы барин! Видано ль дело?! Да куды ей?! Смеётесь! – и он поддал в третий раз.
Я не выдержал и выбежал в предбанник. Чуть погодя вышел и Терентий.
- Кваску? Холодненького? – предложил он.
- Не помешает. – Согласился я.
Терентий ковшиком зачерпнул живительную прохладу из кадки и подал мне. Я жадно припал губами к ковшу. Полегчало. Я вернул ковшик Акимычу, тот тоже пару раз хлебнул и, не удержавшись стросил:
- Али взаправду баите, что сестрица-то Ваша Трошку… того… побила?
Я вспомнил разговор на эту тему с мадам Анжелиной и, апеллируя к более серьёзным авторитетам, сказал:
- Да что Трошку, она на спор в два удара этого свалила… - Блин! Ну, почему все важные вещи из башки в нужный момент на юг улетают? – Этого… Здоровый такой… Они ещё с этим пришли… - Чуть не сказал «с Батлером». – В синих мундирах… Стрельцы!!!
Акимыч внимательно слушал озвучку моих, с позволения сказать, мыслей, и, наверное, честно пытался понять.
- С Николай Михалычем? – спросил он, наконец.
- Да! С ним! Он ещё Лерке восемь золотых под это дело проспорил.
Терентий повернул голову и недоверчиво посмотрел на меня одним глазом:
- Это уж не Гришку ли Шемякина сестрица Ваша… в два-то удара?
- Его! – обрадовался я, что не надо больше никого вспоминать.
- Да полно! – не поверил он.
- Акимыч! Я тебя когда-нибудь обманывал? А если не веришь, тогда у него самого и спроси!
- У Горбунова? – усмехнулся Акимыч.
- Хочешь у Горбунова, хочешь у самого Шемякина. Он тоже, кстати, не верил в такой исход дела, и тоже два золотых проспорил. – Тут я вспомнил один очень важный момент. – И ещё там другие стрельцы, они от имени всех своих три золотых поставили. Вот к обеду привезти их должны. Сам у них и спроси.
- Кхе-х! – крякнул Акимыч. – Чудно-о!!! Девки стрельцов колотют!
Он ещё покрякал, потом предложил.