Похоть

Я изучающе смотрю на девушку и жду, когда она начнет заправлять постель, представляю, как она будет нагибаться, как встанет на цыпочки, чтобы достать матрас и подушку. Если она будет это делать в своей юбочке, я точно замечу округлости ее попы. Даже в одежде я вижу, какая она неприлично сексуальная и как, переваливаясь во время ходьбы, попа откровенно просит наклонить ее хозяйку прямо в туалете, спустить трусики и ублажать ее все восемь часов до самого Санкт- Петербурга. Книжка в моих руках превратилась в ненужную декорацию: ожидание Годо меня не интересует, у меня ожидание поинтересней. Я смотрю на то, как она нервно что-то перекладывает в сумочке, убирает ее, достает вновь, проводит рукой по коленке, поглаживает волосы на голове, поглядывает по сторонам. Эти жесты выдают желание, но не обязательно сексуальное, возможно, она хочет курить, возможно, ей нужно в туалет. Теперь я замечаю, что она почти незаметным движением гладит большим пальцем зажигалку в правой руке. Она хочет курить и трахаться, и я могу удовлетворить оба ее желания.

Я собираюсь встать, подойти к ней, предложить ей покурить. С тех пор, как запретили курить в поездах, многие стали делать это не в тамбуре, а между вагонами. А страх, что тебя застукают, заставляет большинство вот так сидеть и в нерешительности теребить в руке зажигалку. Сейчас я жду, когда у меня перестанет стоять. Если я начну спускаться со своего места сейчас, всем будет видно, как бесстыдно торчит член в моих легких шортах. Но у этой красотки такой томный взгляд, такие красивые ножки, что я не могу успокоиться. Вся ее сущность выдает, что она нуждается в долгом и жестком сексе. Я пытаюсь не думать об этом, мне нужно подойти к ней, пока она не решилась пойти одна. Думаю о том, как меня, лежащего на асфальте школьной спортплощадки, били ногами старшеклассники. О тех чувствах, когда врач сказал, что у меня гонорея и нам предстоит долгое и малоприятное лечение. Я вспоминал, как мерзко искажается лицо бабки с соседней полки, когда она жует копченую курицу и запивает ее какой-то вонючей жидкостью. Вспоминал, как муж Дашки долбил в дверь своей квартиры, когда я на его кровати долбил его жену. Вспомнил взгляд матери, когда она вошла в комнату, где я валялся на полу в блевоте после недельного дембельского запоя. От этих воспоминаний я готов был расплакаться, но он продолжал стоять, как каменный. Пока я упражнялся мысленным калейдоскопом, объект моего внимания достала из сумочки сигарету, спрятала ее в ладони, поднялась и пошла в сторону тамбура. Я вновь обратил внимание на то, как эротично переваливаются ее бедра, подыгрывая движению поезда, слегка покачиваясь по сторонам.

Я больно ущипнул свои яйца и резко начал спускаться, спрашивая у мерзких бабок, сколько мы будем стоять в Нижнем. Я достал сигареты, надел тапочки и пошел курить. Когда я открыл дверь тамбура, мне навстречу шли парень и девушка, они мило улыбались. Парень сказал девушке: «Ну, давайте посмотрим, что там у Вас с настройками, я с удовольствием помогу справиться с этой проблемой». Херов волонтер, блядь, тимуровец, помощник Санта-Клауса, нарисовался. Такой еще красивый – наверное дрочит на свое отражение в зеркале.

Я смотрю на ее губы, испачканные красной помадой, нижняя губа чуть-чуть выдается вперед, и я думаю, как бы слегка прикусывал ее во время поцелуя. Поезд возбуждающе стучал колесами, вагон покачивало из стороны в сторону, наступил вечер, включили тусклый свет, в окне лишь чернота и отражения силуэтов пассажиров. Незаметным движением Она облизнулась, на секунду я увидел кончик ее красного языка, который мгновенно спрятался за белоснежными зубами. Все мои мысли занял этот горячий кусочек тела, который должен во что бы то ни стало оказаться у меня во рту. Она сидела вполоборота и что-то искала в своем планшете, я лежал на спине и ворочался, пытаясь найти наилучший ракурс. Взглядом я пытался проникнуть в те места, которые она тщательно скрывала, лишь изредка приоткрывая случайными движениями какие-то части тела, которые я обязательно замечу. И эти части потом заполнят все мои мысли, разбудят похоть и будут держать в постоянном напряжении, не давая покоя. Я представлял, как она постанывает, когда я медленно языком спускаюсь по ее телу. Я хочу знать, какой она издаст звук, когда я резко и глубоко войду в нее. Как она будет сжимать мою голову, когда я буду языком проникать между ее ног, вылизывая все ее тело. Хочу почувствовать, как ее ноги будут дрожать, как она будет извиваться подо мной. В вагоне жарко, и я жду, когда она будет переодеваться в дорожную одежду. Как она это сделает: пойдет в туалет и выйдет оттуда в шортах и майке или накроет себя покрывалом, натянет шорты, а потом снимет юбку? Снимет ли она лифчик, увижу ли я, как ее соски упрутся в тоненькую ткань майки? Может, она наденет рубашку, тогда я многое увижу в промежутках между пуговиц, опытным взглядом наискосок. Я лежал, накрытый покрывалом, думал об этом и чувствовал, как моя левая рука все сильнее сжимает мой бессовестно отвердевший член…

Я лежу на верхней полке и не могу уснуть, объект моего наблюдения пропал из поля зрения. Как я понял, она не собирается застилать постель, не собирается переодеваться и вообще выходит на ближайшей станции. А я поеду один в Санкт-Петербург. Поезд остановился в Твери, девушка вышла, я отвернулся к стене и весь сжался в маленький комок. На душе было тошно, противно от самого себя. Долбаная похоть не даст мне уснуть, пока я тупо не спущу себе в трусы. Я буду лежать, испачканный спермой между двумя столицами, и видеть, как тараканы ползают по чемоданам на третьей полке. А внизу будет сидеть сумасшедшая старуха и причитать то ли молитву, то ли проклятье. Я самое мерзкое тридцатилетнее создание на этой планете. За каким чертом я оказался в этом поезде? От кого я снова убегаю, соглашаясь на эту дурацкую командировку? Я полстраны объездил, всех вижу насквозь. Я знаю, что будет. Мне нахуй не нужны все эти Исаакиевские соборы да Александрийские столпы. Мне вообще ничего не надо: жизнь – неинтересная, бессмысленная вещь, ежедневное умножение страданий миллионов. Серое, убогое существование в мире, где люди пожирают друг друга. Придумывать, как бы поинтереснее провести это время от рождения до смерти. Может, кто-то придумал что-то новое? Вы уехали жить в Индию, вы взяли ипотеку в городе Асбест – а разницы нет никакой. Вы только думаете, что она есть. Вы ветеран труда, а Вы в окошко выпрыгнули в двадцать семь – все одно. Планета медленно приближает свой последний оборот.

6

– Тут есть кто-нибудь большой и сильный, кто может помочь мне закинуть эту сумку наверх?

Внизу стояла Анна Керн в свитере и джинсах, с челкой, падающей на восхитительное лицо, с невообразимо красивыми глазами, подведенными черной тушью – просто мечта художника.

– Давайте я помогу!

Снова я не успел спуститься, все тот же чертов пикапер меня опередил. Сука, я сейчас спущусь и сломаю твой хлебальник. Как ты собрался помогать, ты же не дотянешься до третьей полки, у тебя все части тела, как у лилипута. Посмотри на свои холеные ручки, эти мышцы вообще не напрягались, ты вряд ли поднимешь эту сумку. Сейчас я ноги вытру о тебя, чучело. Девушка вышла на перрон. Я спустился и пошел за ней. Она стояла и нервно вдыхала в себя дым сигареты. Я встал в небольшом отдалении и тоже закурил, стараясь принимать такие же, позы как она. Сейчас нужно, чтобы она меня заметила, хотя бы на секунду на меня взглянула. Она возвращалась в вагон, и наши взгляды пересеклись. Эта малышка смотрела оценивающе, с интересом. Это был взгляд человека, открытого к новым знакомствам и новым приключениям, это не какой-нибудь айфоновский взгляд, когда человек полностью поглощен лишь виртуальной реальностью, увлекаясь лишь интернет-общением. Я мельком оценил ее фигуру: красивая, но не вульгарная попа, средняя грудь, элегантная талия, вся она такая гармоничная, словно Одри Хепберн сошла с экрана и стала слушать Нирвану, читать Чака Паланика, пить вискарь и курить траву, словно Мария вернулась ко мне. Я оживаю, мне хочется жить, я могу действовать активно и радоваться каждому часу, проведенному на этой планете.