Страница 2 из 23
Зная об этом новом человеческом недуге и его эпидемическом характере, я вправе предполагать, что вы приобрели к нему, как сказали бы врачи, иммунитет, и поэтому не будете слишком негодовать из-за моей некомпетентности в технике писательского ремесла.
Вот почему центром тяжести моего предупреждения будут слова о том, что я игнорирую «изящный литературный слог».
В свое оправдание, возможно, недооценивая то неодобрение, которое может вызвать в вашем пробужденном сознании мое невежество в этом стиле, незаменимом для современной жизни, я полагаю необходимым сказать, со смирением в сердце и горящими от стыда щеками, что я, конечно, изучал этот стиль в детстве и мои наставники, готовившие меня ко взрослой жизни, постоянно заставляли меня, применяя в умеренных дозах устрашение, заучивать наизусть множество нюансов, которые в сумме и составляют это современное «наслаждение». К несчастью, конечно, вашему, а не моему, из того, что я автоматически заучивал, ничего не осталось и ничего не уцелело для моей теперешней писательской деятельности.
Но причина этой потери не в моей лени или в лени моих почитаемых и непочитаемых учителей. Этот человеческий труд ушел в песок из-за непредвиденного и совершенно исключительного стечения обстоятельств, случившегося в момент моего появления на Свет Божий, что растолковал мне после «психо-физико-астрологического» исследования известный европейский оккультист. Произошло вот что: наш глупый хромой козел разбил окно и через дыру полились вибрирующие звуки музыки из соседского фонографа (граммофона), в то время как повивальная бабка, принимавшая роды у моей матери, сосала таблетку с кокаином.
Помимо этого случая, редкого для повседневности, моя нынешняя ситуация также коренится в более поздних событиях взрослой и детской жизни. К этому выводу, должен признать, я пришел после долгих размышлений, основанных на методе немецкого профессора герра Штумпфсинншмаузена. Дело в том, что я всегда, и инстинктивно, и механически, а иногда даже сознательно, то есть принципиально, избегал использовать этот «изящный литературный стиль» для общения.
И я, таким образом, сообщаю об этой мелочи (а может быть, и не мелочи), которая благодаря трем причинам сформировалась в моем сознании в предшествующие годы. Я решил сказать об этом в первой главе своей работы.
Остается, однако, тот неизменный, яркий, как американская реклама, факт, который не могут изменить никакие силы, даже «ноу-хау» «специалистов по валянью дурака», что я, кого в последнее время многие считали просто хорошим преподавателем ритуальных танцев, теперь становлюсь профессиональным литератором и буду, конечно, писать много, не имея, однако, автоматически приобретенных и автоматически применяющихся навыков для этого. Я буду излагать все, что сочинил, простым, обыденным, жизненным языком, без каких-либо литературных манипуляций или грамматических ухищрений.
Но это еще не все! Я еще не решил самый важный вопрос – на каком языке писать.
Хотя я начал писать по-русски, но с этим языком, как сказал бы мудрейший из мудрых Мулла Насреддин, «далеко не уедешь».[1]
Русский язык очень хорош – с этим не поспоришь. Я даже люблю его, но … только обмениваясь анекдотами (рассказывая разные истории) или обсуждая вопрос о чьем-нибудь происхождении.
Русский язык подобен английскому, который тоже очень хорош, но лишь для дискуссий в курительных, где джентльмены, удобно устроившись в креслах и положив ногу на ногу, обсуждают проблему австралийского замороженного мяса или, может быть, «индийский вопрос».
Оба этих языка напоминают известную московскую солянку, куда кладут все, что угодно, кроме нас с вами, действительно все, что ни пожелаете, даже чадру Шехерезады.
Должен сказать, что под давлением случайных и неслучайных обстоятельств я был вынужден очень глубоко и серьезно, заставляя себя, выучиться говорить, писать и читать на многих языках. Я достиг в языках такой беглости и автоматизма, что сейчас, когда судьба заставила меня заняться литературным ремеслом, я мог бы писать на любом из них.
Но для того, чтобы разумно пользоваться этим автоматизмом, приобретенным долгой практикой, мне следует писать по-русски или по-армянски, так как последние двадцать или тридцать лет мои жизненные обстоятельства складывались так, что я должен был использовать для общения эти два языка и много практиковался в них.
О, черт! Даже в этом случае проявляется одна из сторон моей своебразной, необычной для заурядного человека души, а именно привычка мучить себя.
Но мучения, которые я ощущаю сейчас, будучи уже очень зрелым человеком, берут начало в качествах, привитых моей своеобычной душе в детстве, вместе с большим количеством всякого вздора, ненужного в современной жизни, что механически понуждает меня поступать всегда и везде, согласовываясь только с народной мудростью.
В нынешних обстоятельствах, как всегда, когда ко мне приходят сомнения, они без приглашения проскальзывают мне в голову, которая не была создана для того, чтобы понять соль поговорки, дошедшей до наших дней из глубокой древности: «Всякая палка о двух концах».
Пытаясь понять основную мысль и действительное значение, скрытое в этой странной формулировке, более или менее здравомыслящий человек, как мне кажется, вскоре придет к заключению, что все идеи, содержащиеся в этих словах, основаны на той познанной людьми за долгие века истине, согласно которой у каждого необычайного феномена в жизни есть две противоположные по своему характеру причины, и приводит этот феномен также к двум противоположным результатам, которые в свою очередь становятся причинами нового феномена. Например, пусть нечто, являющееся следствием двух противоположных причин, дает свет; затем это нечто может также неизбежно дать начало противоположному явлению – тьме; или если какой-то фактор вызывает импульс явного удовлетворения в организме живого существа, он также неминуемо вызовет такую же явную неудовлетворенность, и так далее всегда и во всем.
Воспользовавшись здесь этим образцом народной мудрости, формировавшейся в течение столетий и отраженной в образе палки, которая действительно о двух концах, где один их них символизирует добро, а другой – зло, можно сказать, что если я воспользуюсь упомянутым выше автоматизмом, приобретенным благодаря долгой практике, это будет хорошо для меня лично, но для читателя это выльется в противоположность, а что противоположно добру, легко поймет каждый нормальный человек.
Короче говоря, если я воспользуюсь своей прерогативой и возьмусь за «добрый» конец палки, «злой» ее конец неизбежно обрушится на головы читателей.
Это действительно может случиться, потому что по-русски невозможно выразить тонкости философских проблем, которые я намереваюсь осветить в моей работе достаточно полно, тогда как, хотя это и возможно на армянском, этот язык, к несчастью всех современных армян, не очень приспособлен для выражения современных понятий.
Чтобы ослабить горечь вызванных этим внутренних ран, признаюсь, что в дни моей ранней юности, когда я заинтересовался вопросами филологии и был поглощен ими, я предпочитал армянский язык всем другим, на которых тогда говорил, включая даже мой родной язык.
Армянский язык был для меня тогда самым любимым главным образом потому, что у него был свой характер и он не имел ничего общего с соседними языками, и все его «тональности», как сказали бы ученые филологи, были присущи ему одному и, как я понимал уже тогда, полностью соответствовали характеру этого народа.
Но за последние тридцать или сорок лет я был свидетелем таких изменений в армянском языке, что, хотя он и не полностью потерял оригинальность и самостоятельность, которые были ему свойственны начиная с глубокой древности, сейчас он приобретает свойство «грубой смеси языков», чьи созвучья режут слух более или менее внимательного и чувствительного слушателя и воспринимаются как набор турецких, персидских, французских, курдских интонаций, смешанных с другими «неудобоваримыми» и «нечленораздельными» шумами.
1
Мулла Насреддин или, как его еще называют, Ходжа Насреддин, мало известен в Европе и Америке, но знаменит в странах Азии. Это легендарный персонаж, похожий на Тиля Уленшпигеля из германского фольклора. Он герой многочисленных народных сказок и историй, старых и новых, отражающих народную мудрость.