Тропа каравана

И Евсей заговорил совсем о другом:

— Костры, — он огляделся. — Зачем вы разожгли их, когда было бы достаточно факелов?

— Неужели, выходя из леса, ты не обратил внимания на то, что на землю спускается настоящая, осязаемая темнота, не похожая на серый полумрак снежной пустыни, наполненный отблесками луны, отражающимися в хладе земли? Это темнота… Она скорее сродни мраку пещер подземного мира, отведенных для грешников и преступников. Сколь бы ни была она прекрасна там, в небе, среди кружев созвездий, на земле она пугает, вея самой смертью.

Евсей отвернулся от костров, замер на миг, вглядываясь в черную непроглядную пелену, покрывшую поле и лес, которую были не в силах разрушить слабые лучи луны. Он прислушался к своему сердцу… Нет, в нем не было места страху.

"Это потому, что ты только что встречался с госпожой подземного мира", — холодно напомнил ему разум. Караванщик вновь повернулся к собравшимся у костров. Только теперь он обратил внимание на то, что люди не просто прятались у огня от мрака, нет, они, словно в каком-то причудливом танце или давно забытом обряде, взявшись за руки, медленно ходили вокруг пламени, разбавляя воздух, исполненный треском сучьев и запахом дыма, печальной мелодией песни.

— Что они делают? — спросил он. — Это так похоже на…

— Обряд круга, — спокойно подтвердил его подозрения Атен.

— Обряд, который мы нашли в старинных рукописях еще в Эшгаре и совершили лишь раз — в ночь после изгнания? — глаза Евсея подозрительно сощурились. Он вспомнил — и то, что происходило тогда, много лет назад, и то, что означал древний обряд.

В легендах говорилось, что давно, когда в путешествия отправлялись не только караванщики, не знавшие конца пути, но и горожане, помнившие, что они оставляют позади себя и мечтавшие однажды вернуться, странники, покидая отчий дом, в первую ночь дороги разжигали костры, надеясь, что даже много дней спустя, когда их огонь уснет, свет негасимый, озаренный молитвой и заклятый священным словом, мерцая звездой в небесах, будет напоминать, утешать, указывать путь назад. И все, начатое с круга, однажды вернется на круги свои…

— Зачем ты разрешил? — Евсей ощутил грусть. — Ведь эта земля… — он огляделся, словно надеясь прочесть знак названия на покровах тьмы.

— Мир благих душ. Вряд ли найдется кто-то, не мечтающий попасть сюда после смерти… А побывав наяву, увидев все собственными глазами, убедившись в правдивости самых невероятных сказок… Неужели ты думаешь, что, запрети я им, они бы меня послушали? — грустная улыбка тронула его губы, в голосе зазвучала печаль.

— Но… Ты говорил, что Шамаш воссоздал мир для Мати. Значит, это — только мираж, сон, не более того!

— Подземный край, земля, куда попадают души уснувших навек, и есть сон.

— Ладно, — вздохнул Евсей. У него было нечем возразить. Тем более, после того, как он сам только что встретил именно тех богинь, которые жили в подземных землях… Он провел ладонью по лицу, прося богов: "Если это все лишь наваждение, пусть оно исчезнет сейчас, пока душа не уверовала в реальность происходящего, пока живы сомнения и ожидание разочарования…" — А почему ты сам стоишь в стороне? — спустя какое-то время, видя, что окружающий мир остается неизменен, спросил он.

— Не знаю, — караванщик качнул головой. — Я не чувствую себя в этой земле дома. А ведь должен бы — душа проводит лишь полсотни лет на земле людей и бесконечность — здесь… Может быть, мне предстоит совершить преступление, за которое боги осудят меня на вечные муки в черной пещерах в холодных глубинах владений Госпожи Кигаль, в оковах стихий… — он вновь качнул головой. — Не знаю…

— Ты выглядишь таким потерянным, словно боги уже осудили тебя. Перестань. Что же до этого мира… Уж настолько я фантазер, готовый поверить во все самое невероятное… Но я помню: это всего лишь мираж, созданный Шамашем, чтобы порадовать Мати… Хотя, должен признаться, мне тоже здесь не по себе. Слишком уж все реально… — он до сих пор ощущал на своей спине холодный, мертвящий взгляд госпожи Кигаль, следящей за каждым его шагом.

Караванщик поежился — вот уж действительно, трудное положение. С одной стороны, получить несомненное подтверждение, что вера — нечто большее, чем свод легенд. Но с другой — обречь себя на необходимость отмерять каждый шаг, каждое слово, боясь прогневать богов и лишиться их милости… — Лучше скажи, как там Мати?

— Уснула прямо за праздничным столом, не доев свой кусок пирога, — улыбнулся Атен. Мысли о дочери возвращали спокойствие в его душу — не важно, что будет ждать его самого, он готов жить ради будущего своей малышки. — Устала. И не мудрено — за день столько всего случилось!

— Я видел на реке лебедей.

— Да, белого и черного. Детишки рассказывали о них взахлеб. А еще о добрых духах земли и воды, воздуха и огня. Кажется, они повстречались сегодня со всеми сказочными созданиями… За исключением разве что дракона.

Евсей думал, что Атен, едва услышав о белом лебеде, вновь начнет убеждать брата в том, что с ними в караване идет не человек, даже не маг — бог, сам повелитель небес, однако хозяин каравана почему-то промолчал.

"Он хочет, чтобы я решил сам, верить мне или нет, — вдруг понял помощник. — И он прав — лишь вера, рожденная в собственной душе, по-настоящему ярка и крепка. И…"

Он не успел закончить свою мысль. К ним подошел один из дозорных. На его лице было написано явное недовольство тем, что нашлось нечто, вынудившее его прервать обряд.

— Что-нибудь случилось? — Атен зевнул. Он был готов поверить во что угодно, но только не в то, что сейчас каравану угрожает какая-то опасность — Шамаш бы не допустил этого.

— Рабыни шумят, — дозорный недовольно поморщился. — Говорят, одну из них в лесу ужалила какая-то тварь — толи змея, толи паук и сейчас ей стало плохо, — он замер, ожидая распоряжений хозяина каравана. Хотя, по его виду, можно было бы сказать, что он предпочел бы не предпринимать совсем ничего — речь ведь шла не о караванщице. К тому же — здесь, в этой земле… Кто знает, может, такова воля богов…

— Я видел в лесу бузину, — Евсей лишь теперь вспомнил о своих прежних опасениях. — Атен, ты уверен, что со всеми остальными все в порядке? Лес действительно может быть опасным. Змеи… В подземных землях их так много. И эти ягоды… Конечно, душам они не опасны, но мы ведь пока еще живы… Не все знают легенды настолько хорошо, чтобы отличать съедобные плоды от ядовитых…

— Перестань! — казалось, того забавляло беспокойство брата. — Наши люди недоверчивы даже в мире чуда. Знаешь, что они сделали, прежде чем пойти в лес по грибы и ягоды? Отыскали нужную рукопись с описанием всех лесных растений. К тому же, я сам заглядывал под свод деревьев и не думаю, чтобы кто-то стал собирать нечто незнакомое, когда вокруг столько малины и ежевики, а их ведь не спутаешь ни с чем… Тем более, если ты этого не знаешь, бузина не ядовита. Просто не нужно увлекаться. А так — поболит вечерок живот, побегаешь почаще за бархан — только и всего. Что же до змеи — вряд ли люди, встретив ее, не обратили бы на это никакого внимания и не бросились выяснять, что да как. Я же до сих пор не слышал ни о чем подобным.

— И, все же, поговори с женщинами, мало ли что… И дети…

— Вот за них можешь вообще не беспокоиться. Ребятишки не отходили ни на шаг от Шамаша, который внимательно следил за тем, что они тащили в рот. И уж, разумеется, Он не позволил бы никакому, реальному или легендарному, ужалить малышей.

Донесшиеся из повозки рабынь крики заставили обернуться не только хозяина каравана и его помощника, но и нескольких караванщиков из тех, кто был возле ближайшего к ней костра.

— Эти неблагодарные твари испортят нам вечер, — процедил сквозь зубы Атен. Он взглянул на дозорного. — Ладно, пошли к ним лекаря. Пусть посмотрит, что к чему.

— Я уже сделал это, — ну конечно, ведь это был не бессловесный раб, а настоящий караванщик, который сперва пробовал решить проблему собственными силами, и лишь обнаружив, что его возможностей было недостаточно, обращался к хозяину каравана.