Дракон в стогу сена

«Многоуважаемая Анна свет Николаевна! Во первы́х строках своего письма хотелось бы сообщить вам, что я вовсе не Рэмислав, как вы изволили выразиться, а Рэм – это, с вашего позволения, мое полное имя…», – ну, и так далее. Однако решаю не испытывать терпение начальницы и что-то бубню в ответ, что, по-моему, должно походить на краткую скорбь по утраченной дисциплине.

– Итак, Рэмислав, – продолжает наседать Анунака, – какие у вас есть размышления на тему второго волшебного животного, которое мы могли бы поймать перед тем, как выйти к будущим акционерам с предложением?

Слов слишком много, но общую суть я улавливаю.

«Отдувайся теперь, – думаю. – Если скажу, что мыслей нету, надо мной свершат суд Линча».

В таких безвыходных ситуациях меня часто спасает… Даже не знаю, как это назвать. Да вру, – прекрасно знаю! Глупость спасает! Начинаю что-то делать, а уже потом пытаюсь сообразить, зачем и что творю. Русское «авось» в динамически-прикладном виде.

– Кот! – вдруг заявляю я, и окидываю присутствующих радостным взглядом. Что я имею в виду, остается для меня тайной. Но, сказав «а», надо говорить «б». Эх, вывози родимая!

– Что кот? – вздыхает Анунака. – Ты хочешь вернуться и посмотреть, не водятся ли там, откуда кот, какие-то другие ВС?

– Кстати, – говорит Анжела, – Баюн что-то о гномах говорил. Хотя где их там искать?

Спасибо, милая. Ты помогаешь мне выиграть время.

– Да! – чувствуя, что снова на коне, радостно вскакиваю в седло, точнее, сажусь на стул и продолжаю. – Кот Баюн может нам подсказать, где и кого мы можем поймать. Ведь он же волшебный! И говорящий к тому же. Вон, он даже об инопланетянах слышал, так уж, наверное, кого-нибудь из ВС тем более знает.

Народ смотрит на меня с уважением. И если лицо Анунаки выражает уважение идее, то взгляды моих вчерашних братьев по стакану говорят:

«Во дает… А у меня хватило сил только дотащиться к началу собрания».

– Да, Рэм, – кивает Анна Николаевна, – твоя мысль заслуживает внимания. Считаю, что ты и должен попытаться ее воплотить. Если что-то понадобится, обращайся. На этом собрание считаю закрытым, следующее завтра, в это же время.

Я захлопываю рот, так и не успев озвучить ни один из множества аргументов против того, чтобы с Баюном беседовал именно я. Вляпался.

У клетки Баюна стоят изувэры – они тихо переговариваются, кот же делает вид, что знать их не знает, задумчиво поигрывая на балалайке.

– Вы чего здесь? – спрашиваю я, помешивая сахар в только что взятом кофе.

– Вот, – говорит Анжела, – хотим посмотреть, как ты с ним договариваться будешь.

– Не, ребят… Я очень, конечно, извиняюсь, но лучше нам с ним одним остаться. Установить, так сказать, мост доверия.

– Валяй, – кивает Димон, – устанавливай свой мост. Главное, чтобы тебе потом не пришлось зубной мост себе устанавливать.

Я вздыхаю и, проводив взглядом четверку сотоварищей (точнее, тройку и новенького), приступаю к диалогу с чудом фауны.

Как ни странно, сразу после ухода изувэров, кот перестает бренчать на балалайке и поднимает взгляд на меня.

– Что, старик, попал как кур в ощип?

Смысла я не понимаю, но улавливаю сострадательную интонацию. Снова вздыхаю, соглашаясь.

– А почему «старик»?

– Велели пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что? – спрашивает кот, игнорируя вопрос.

– Не совсем. Велели прийти к тебе и спросить, где бы нам другого зверя волшебного поймать, – отвечаю без обиняков.

– Кого поймать?

– Ну, зверя какого-нибудь. Волшебного. Типа тебя. Можно единорога, овцу с золотым руном, жар-птицу – да кого угодно!

– А зачем? – большие раскосые глаза Баюна становятся еще больше.

Усмехнувшись, отвечаю:

– Как, зачем? Вон, говорят, японцы единорога поймали. Кто-то с горгульей селфи сделал… И нам надо!

– Погоди, как поймали? – перебивает меня кот. – Ты, старик, что-то мне голову морочишь. Неужели вы единорогов едите? – от ужаса глаза Баюна становятся просто огромными.

– Ха, ну ты даешь: «едите». Нет, конечно! – отвечаю.

– Тогда зачем их ловить?

– А тебя мы зачем поймали? Чтобы другие могли на тебя посмотреть.

Кот поднимается на задние лапы, подходит к прутьям клетки, вцепляется в них и спрашивает:

– Что-то я в ум не возьму, старик… Так вы меня в клетке держите не для того, чтобы съесть или скормить какому-нибудь великану? А чтобы на меня посмотреть можно было? А с чего вы взяли, что на меня без клетки смотреть нельзя? Я без клетки выгляжу даже лучше!

– Так это небезопасно, – пожимаю плечами я.

– Разумеется. А житие вообще небезопасно. Но так и для меня тоже! Вон у вас какие штуки есть – он кивает в сторону пролетающего ПЛД. Может, тогда лучше вас в клетки порассаживать? И безопасно, и смотреть на меня сможете, когда я мимо хожу!

– Ха, – я откровенно веселюсь. – Ты же всего лишь животное! Хоть и волшебное! А мы – люди! – последнее слово я сильно интонационно подчеркиваю.

Баюн смотрит на меня ошарашено.

– И что с того? – спрашивает, наконец.

– Мы, – поясняю терпеливо, – особая раса! Породившая множество гениев, совершившая миллионы открытий… В конце концов, даже тебя мы смогли поймать только благодаря достижениям человеческой цивилизации! Иначе бы, наоборот, ты за нами пришел и утащил к себе в дремучий лес. И тогда уже мы сидели бы в клетке! Но сам понимаешь, как это глупо звучит!

– Ах, вон что! – сверкнув глазищами, говорит кот. – Вы – особая раса?! Ну, тогда понял… – Баюн отворачивается и начинает урчать – точь-в-точь, как домашний кот, только в двадцать раз громче. И если домашний Васька обычно урчит от удовольствия, то этот звук скорее на рык смахивает. Наконец, Баюн приходит в себя, встает на четыре лапы, прижимает уши – точь-в-точь провинившийся котенок – прилипает к прутьям и спрашивает вкрадчиво.

– А зачем вам на меня смотреть-то? Вы что, всех сказочных зверей рассовываете по клеткам? – глаза у кота сейчас как у девочек в аниме.

– Каких таких «всех сказочных зверей», – снисходительно улыбаюсь я. – У нас пока, кроме тебя, и нет никого.

– То есть как – нет? – загробным шепотом произносит кот. – А Змеи Горынычи? А Василиски? А лешие с водяными?

Тут уж я хохочу от души.

– Если бы они тут были, – говорю сквозь смех, – тогда я бы точно в клетке сидел! Причем из ультратитана!

– Сдох, значит, – сообщает Баюн, встает на задние лапы и задумчиво бредет вглубь клетки.

– Кто сдох, старик? – копирую я обращение кота. Может, у них так все друг к другу обращаются?

– Понятно – кто. Змей Горыныч. Дракон, по-вашему, новомодному. Сдох последний дракон. А я-то думал… – кот, с горечью махнув лапой, углубляется в раздумья.

– Погоди, старик, что-то я ничего не понимаю. Причем тут дракон? С чего ты взял, что он сдох?

– А, ну да, вы же не знаете, – кот усаживается и вновь берет балалайку, – вы же – особая раса! Откуда вам… Еда вы, а никакая не раса, – бурчит он едва слышно. – Если в мире умирает последний дракон, исчезают все волшебные существа.

– Как исчезают?

– По-разному. Сначала чахнут, потом просто испаряются. Был и нету.

– Что-то бред какой-то, – усмехаюсь я. – Какая связь между драконом и тобой, например?

Баюн смотрит на меня нецензурно.

– Дуб, – говорит кот.

– Сам ты дуб, – обижаюсь я.

– Дуб у себя за спиной видишь? Вот тот, вдалеке?

– Ну вижу.

– Как ты думаешь, если его срубят, листья на нем будут жить дальше?

– Нет. Но он же их породил! Вот и связь.

– А солнышко тебя породило? Ярило, которое?

– Нет. Меня мама родила.

– Но без Ярила ты жить не можешь, правильно? Скопытишься сразу. Скочевряжишься. Или как вы там выражаетесь в свое дикое время? Сдохнешь, короче.

– Умру.

– Умрешь. Хотя оно тебя не рождало. Вот так и Змей Горыныч для нас. – Кот опять глубоко вздыхает – видно, что я его отрываю от горестных, но нужных раздумий. Но мне нельзя возвращаться ни с чем.