Страница 7 из 11
Мама улыбнулась отцу.
Глава 6
В сорок девять лет мама рОдила одиннадцатого по счёту сина. С учетом первых двух синовей её старшей сестры, в нашей семье росло тринадцать пацанов.
– Ну, спасибо, жена, – «отблагодарил» отец. – Шо скажешь, насчёт, попробовать ещё разок? Тибе трудно рОдить мине дочь? – возмущался он. – Вспомни, как это делают другие!
Моя мать была женчиной не из робких. Она обдала отца взглядом, разбавленным крутым кипятком, всунула ему в руки тринадцатого, визжавшего и обкаканного по уши Сеньку. Виходя из комнаты, обернулась, взглянула на отца с ухмилкой, закрывая за собой дверь, приказала:
– Корми!
– Чем? – удивился отец.
– Сиськой, чем ещё? Вспомни, как это делают другие!
Больше отец с ней не спорил, и как стало ясно в будущем, прикрыл свою «лавочку».
Мама пришла в сибя. У неё появилось личное врэмя, а у миня, их шестого по счёту сина, оно безврэменно закончилось. Мои родители миня женили.
Её звали Розой. Ничего общего с цветком в ней не было – ни вида, ни запаха.
На смотринах, при виде невэсты, я хотел умерэть. Мине было страшно подумать, шо Роза станет моей женой. Росту в ней было меньше, чем мэтр с половиной, весу – столько же сколько и росту в перэводе на килограммы. Чем её кормили, даже моя еврэйская мама, знающая обо всём на свете, не знала.
– Шоб иметь такой тухес (попу), должны бить крэпкие зубы, – сказала мать на ухо отцу, раскрывая тёплые объятия будущей невэстке.
– Как ми рады!
– А как ми рады! – звучало со всех сторон.
Рады были все, даже невэста застенчиво улыбалась, не поднимая на миня глаз, а я по-прежнему хотел умерэть.
– Не бойся, Яшка, – сказал отец, глядя на будущую невэстку, – всегда плохо не бивает. Привикнешь, поверъ отцу. Я тоже не сразу полюбил твою мать, – прошептал мине на ухо, с опаской глядя в её сторону.
Старик замолчал. Вынув из кармана жилетки кусочек хлеба, крошил его на землю, слетавшимся к его ногам воробьям.
– А что было дальше? – спросила молодая мамаша, покачивая коляску с ребёнком.
– Ах, дальше, да, да. Шо дальше? Ви помните старую Жмэринку? Еврэи, украинцы, гои жили мирно, тихо, в любви и уважении.
Рэволюции, погромы это было не про там. Вечерами жид и гой вместе пили водку, заедая кислой капустой с одной вилки. По праздникам женили своих детей, роднясь навеки. Хорошо жили. Бедно, но дружно.
– Яков Хаймович, расскажите о женитьбе! – вокруг рассказчика собралось уже несколько молодых мамаш, с интересом слушая старого портного.
– О, это совершенно удивительная история. Она была хороша, как роза!
– Вы же сказали, что она была маленькой, толстой и вам при виде её хотелось умереть, – улыбнувшись, произнесла пухленькая женщина, окинув взглядом сегодняшних слушательниц, таких же молоденьких и весёлых, как она.
– Да, абсолютно вэрно. Но ведь и я был полным адиётом. Не забивайте, шо мине не было и четырнадцати лет, а Розочке шёл тринадцатый год. В те врэмена детей рано женили.
Она не была красавицей. Я думал, зачем еврэйским девушкам ребе даёт имена, которые им не подходят? А с другой стороны, кто кроме ребе и Бога может знать какой она станет в будущем? Так вот, моя Роза была ангелом. Когда я это понЯл моё сердце успокоилось, а глаза перэстали замечать некрасивости её лица и фигуры. Для миня она стала самой красивой женчиной на свете. Даже бородавка на её нОсе мине больше не мешала циловать его.
Как и все молодожены, в наше честное врэмя, я был чист, как лист бумаги. Шо я знал о женчинах? Ни-че-го. Женатые братья миня не посвящали в тайны супружеской жизни. Я и не спрашивал. Миня это не интересовало. За неделю до свадьбы отец повёл миня к ребе, который подробно объяснил многое из того, шо я не знал и не понимал. Когда ребе рассказал мине, шо женатый мужчина, то есть я, должен сделать с Розой в пэрвую брачную ночь, миня вирвало прямо на пол. Отец и ребэ миня успокаивали, объясняя, шо жениться и родить потомство – главное дело жизни каждого мужчины, особенно если он еврэй.
Перед хупой1меня так трясло, шо папа не на шутку рассердился, а женатые братья рассмеялись.
– Яша, это лучче, чем ты думаешь, – шепнул мине на ухо Арон. – Это в пэрвый раз страшно и противно, а потом даже приятно, – он подмигнул, похлопав миня по плечу.
За свадебным столом миня тошнило, кусок не лез в горло, хотелось убежать, чессное слово! Я был не в сибе. Прэдставьте – жена совершенно мине не знакома. Шо мине до неё? До её бородавки на носе? Думаю, в голове у Розы тоже были страхи и сомнения, но миня они не интерэсовали, как и она сама. Уже намного позже, Роза призналась мине, шо на свадьбе была абсолютно счастлива. Я ей понравился ещё на смотринах, чего о сибе я сказать не мог.
В два часа ночи нас торжественно випровадили в спальню, обсыпая на счастье овсом, конфетами, орэхами. «Спальня» била чуть больше чулана, отделенная шторой от комнаты, где гости гуляли нашу свадьбу.
Ми с Розой просидели на кровати всю ночь спина к спине, боясь пошевелиться, уже не говоря о том, шоб взглянуть друг на друга. Гости ели, пили, пели песни, поднимали тосты за счастливую жизнь молодеженов.
Неожиданно раздвинулась штора. Марик Бляхх – мой дальний родственник, приехавший на свадьбу из Жмэринки, в обнимку с бутылкой самогона, беспардонно уселся рядом со мной на кровать.
– Яшка, где сортир? Мине сейчас вирвет.
Потом перевел свои пьяные глаза на Розу, неприлично громко икнув, спросил, тыча за спину пальцем:
– А это хто? Шо она при нас делает?
Я закрыл ладонями лицо, стараясь не думать о том, шо произошло. А шо собственно произошло, спросите ви миня? Миня женили. Трудно в неполных четырнадцать лет думать о сибе, как о женатом мужчине, за спиной которого сидит жена, совершенно чужая ему девушка.
На рассвете в дверях комнаты появилась бабушка Розы.
Она застала нас спящих в одежде спинами друг к другу.
– Мамале, – вскрикнула она, хватаясь за сердце. – Мине счас станет халушес (плохо)! Наша Роза дисгрэйст мэйдл (опозоренная девушка)
От её крика ми проснулись, шарахаясь друг от друга в разные стороны.
Роза с перэпугу натянула до подбородка одеяло.
– Вейз мир! Ой, брох, ой, брох (позор, беда), – вопила старая Рахель. – Гвалт! Геволт! (караул, на помощь). Мейер!
На её крик сбежались родственники.
– Ви только посмотрите! Лучче би мои глаза этого не видели! Они таки ничего не… Ой вей! Позор! Шо скажут люди! Шмулик! Хая! Мейер, шо ты стоишь, как палка в огороде! Сделай хоть шо-нибудь!
– Ты хотела видать Розочку замуж! Видала! Жена, шо тибе опять плохо? – спросил Мейер. – У твоей внучки есть родители. Пусть у них за все болит голова. Оставь миня в покое…Шо? Шо ты хочешь от старого, больного Мейера? Ты хочешь, шоб он умер, и его похорнили прам здесь? Тибе станет лучче?
– Адиет! Причем сюда твое здоровье! – возмутилась старая Рахель. – Я кричу не за тибя, а совсем наоборот. Шо тибе не понимать, Мейер!
Моя мама прибежала последней. Она стояла в дверях с распахнутой грудью, к которой присосался сопливый Сеня.
– РАхель Абрамовна, шо вам кричать, пугать улицу! Посмотрите на детей! На них нет цвет лица!
Бобэ (бабушка) Рахель громко высморкалась в передник.
Мама перэдала «тринадцатого» отцу и подошла к нам несчастным новобрачным.
– Дети, – сказала она, – бэкицер (короче) вам надо отдохнуть. Когда будут силы, ви поймёте про между собой, шо делать. Надо любить друг друга, обнимать. Приласкать. Можно поциловать крэпко в губы, это даже хорошо, если не противно. Ми сейчас уйдём, а ви, пожалуйста, сделайте хоть шо-нибудь.
И ми сделали, как мама велела.
"Всегда плохо не бивает", – говорил мой умный папа, знающий толк в жизни.
Ми привыкли спать вместе – спина к спине. А через месяц или больше, увидев Розину сиську, випавшую из виреза ночной рубахи, я почувствовал в сибе другие проявления и желания организма. Той ночью и случилось всё то, шо должно было произойти мэжду мужем и женой брачной ночью.
1
Хупа – балданих, под которым стоит пара во время свадебной церемонии, а также сама церомония венчанияминя