Страница 41 из 62
— Я вернулся, — произнес он с трудом, — ты, Ежи, приходишь вовремя.
— Ты спал?
— И да, и нет. — Улыбнулся он. — Который час?
— Пробило восемь.
— Понадобилось три часа…
— В пять я видел тебя в коринфской аркаде — ты выходил из дому.
— Да, в тот час я покинул мое тело… В коринфской галерее, говоришь? — повторил он, неожиданно выпрямляясь.
— Да, здесь, в твоем доме, внизу. Потом я поднялся по лестнице на второй этаж.
Он проницательно заглянул мне в глаза и прочел остальное.
— Плохо, — шепнул, вставая. — Очень, очень плохо… Да, да — случайная возможность… Видишь ли, — объяснял он, останавливаясь передо мной, — использован момент, когда я на время покинул физический континуум. Иначе я ни за что не допустил бы до того, что случилось, ибо моя воля сильнее, когда опирается на физическое тело, нежели во время экстеоризации. Во всяком случае утешительно, что она действует хитростью. По-видимому, не чувствует себя в силах повести открытую борьбу со мной.
Он отошел на несколько шагов в глубину комнаты и, остановился перед атанором — огромной печью для алхимических операций.
— Из двоих магов равной приблизительно квалификации побеждает тот, кто обладает более крепкой нервной системой.
— Значит, она обладает серьезными способностями к познанию сверхъестественного?
— Магическими — да, и даже в весьма высокой степени. Но, увы, использует данные ей силы в целях ничтожных и низменных, и потому никогда не станет истинным адептом. И все же она представляет большую опасность даже для посвященных в высшие степени тайного знания. По неосторожности я отчасти вошел в сферу ее влияния. Мой дом, во всяком случае, на некоторое время пронизан ее отравляющей эманацией. Знаешь ли ты, как махатмы — посвященные — называют подобное состояние?
— Откуда же? Не имею ни малейшего понятия.
— Они называют это астральным condominium. Я уже не полный господин моего дома и вопреки своей воле вынужден делиться властью с этой женщиной. Предчувствую, сколь тяжела будет борьба, однако надеюсь, вопреки всему, вопреки твоей слабости, Ежи, сумею победить.
Я склонил голову, подавленный, вполне сознавая свою вину. И хотя слова друга остались для меня темны и непонятны, вполне уразумел одно: из-за меня Анджей вовлечен в турбуленцию враждебных сил. Сидя за столом я машинально вертел в пальцах какой-то предмет. Оказалось, пепельница, несколько минут назад виденная в комнате Камы. В ней все еще лежала недокуренная сигара, — на бандероли с маркой в виде черепахи стояла надпись: «Тортуга». Итак, сигара та самая, что я недавно курил там, «наверху».
— Разве и ты куришь сигары «Тортуга»? — спросил я с недоверием.
Вируш отрицательно покачал головой:
— Откуда же? Ведь ты знаешь, я вообще не курю.
— Тогда объясни, как попал к тебе мой окурок?
— Остался от твоей сигары.
— Вроде бы так, только непонятно: здесь ведь я не курил.
— Возможно, сигара повторяется в моей комнате?
— Да нет. Кроме пепельницы и сигары был этот же стол и идентичная обивка стен.
— А больше ничего?
— Еще кое-что, но, кажется, остальное из твоих библиотечных комнат.
— All right!
Я смотрел на Анджея, широко раскрыв глаза. Совершенно загадочное для меня не представляло трудностей для него.
— Весьма хитроумно она сумела использовать объекты моей обстановки.
— Но ведь все происходило где-то на втором этаже! — воскликнул я, пораженный его невозмутимостью. — Разве кто-нибудь в доме видел лестницу на второй этаж или холл с колоннами?!
Он снисходительно улыбнулся:
— Ну представь себе, например: в течение трех часов ты находился в так называемом четвертом измерении, и Кама временно воспользовалась некоторыми моими вещами. Ну как, понял?
— Не очень.
— Ничего не поделаешь. Тут я ничем не могу помочь… Но… не обратил ли ты внимания на какой-нибудь предмет, какого у меня не видел? Понимаешь, очень важно, не заметил ли ты в том пространстве нечто иное?
— Постой-ка… минутку… Да, припоминаю… золотую чашу…
— В центре круга с вписанным в него знаком септенера?
— Септенер? Что это такое?
— Усложненный образ семнадцатого аркана таро: семиконечная звезда со знаками семи планет на концах. Девиз: Spiritus dominat formam.
— И в самом деле, такой символ был нарисован мелом на столе… Она пристально всматривалась в чашу, когда я вошел.
— Естественно, чаша с водой?
— Да, только потом она разлила воду по столу: больше ей, кажется, уже не понадобятся эти операции.
В глазах Анджея вспыхнуло оживление.
— Возможно, здесь еще кое-что осталось, если вода не высохла.
И он внимательно начал рассматривать поверхность стола.
— Есть! — воскликнул он обрадованно. — Эврика!
Он подбежал к атанору и, достав из печи платиновый тигель, ложкой собрал в него остатки жидкости.
— Прекрасно!
Анджей спрятал сосуд в нишу в стене около печи и удовлетворенно потер руки:
— Наконец-то нашел отправную точку.
Я недоумевал:
— Что это значит?
— Как-нибудь позднее все объясню. А пока мои объяснения ничего не прояснят, Юр, — готовимся к борьбе! — договорил он, и его серые глаза загорелись.
Из-под рубашки он достал шелковый мешочек, развязал тесемку и вынул кружок с шестиконечной звездой на лазурном поле.
— Ты когда-нибудь видел это? — показал он издалека.
— Талисман?
— Нет — пантакль.
— Во всяком случае, похоже на талисман.
— В целом, однако есть и существенные различия. Талисман служит для концентрации энергии той планеты, под знаком коей родился его владелец. И потому имеет значение чисто индивидуальное: тесно связанный с данным индивидуумом и его планетой, талисман усиливает лишь то, что уже in potentia существует в человеке с рождения. А потому бесцельно, например, рожденному под знаком Марса носить талисман Сатурна.
— А что в таком случае пантакль?
— Пантакль, сделанный из сплава семи планетарных металлов, с помощью соответствующих магических приемов насыщается флюидами отвечающих ему планет; поэтому пантакль может искусственно завязать астральные отношения между тем, кто его носит и энергиями планет. Пантакль, который я тебе показал, обычно называют «печатью Соломона», «звездой Соломона» или «мистической гексаграммой».
— Разреши мне осмотреть его внимательней.
И я протянул руку. Вируш испуганно отпрянул, поспешно спрятав пантакль:
— Не смей к нему прикасаться! — предупредил он сурово.
— Почему же?
— Ты можешь заплатить своим здоровьем, и даже жизнью, спровоцировав сольвацию сконцентрированных в нем сил. Пантакль нанес бы непоправимый вред тебе, а опосредованно и мне — ведь лишенный флюидальной эмиссии, он утрачивает свою силу и не помогает владельцу, то есть мне.
— А не придаешь ли ты слишком большое значение обычному кусочку металла?
— Ежи, ты подобен ребенку, говоришь о вещах, сущности которых не понимаешь. Гексаграмма Соломона — чуть ли не самое сильное оружие в руках Посвященного, символ единства добра и зла, синтетическая концентрация магического равновесия. И этой печатью я преодолею черные силы, кем-то аккумулированные вокруг меня и тебя. Сегодня еще невозможно определить, кто эта женщина и откуда она, но силы, ее сопровождающие, — злые и преступные, здесь нет сомнения, и я одолею их, — повторил он резко, — должен одолеть, если только…
— Что?
— Если только моя деятельность на земле не пришлась на период временного регресса…
— И что тогда?
— Тогда я, — ответил он тихо, — потерплю поражение.
— Ты и поражение! Возможно ли?
— Благодарю тебя, Ежи, за веру в меня, но порой слишком трудно бороться против течения; волна космической инволюции, бывает, затопляет и самые высокие вершины. Впрочем, в такой борьбе случается одержать и пиррову победу.
— Как понять тебя?
— Иногда истощенный борьбой победитель вынужден уйти с поля битвы на длительное время, может статься, на многие века…