Страница 63 из 181
— Эта магия — она может выплёскиваться без палочки! Она воссоздана чувствами, и чем глубже ты проникаешься к ней, тем сильнее она делает тебя!
— Что? — не улавливая поток бессвязных мыслей, переспросила та.
— В тебе находится моя магия, которой наделил тебя крестраж, и она способна делать всё, что угодно, когда воссоединяется со мной! Другими словами, часть, сидящая в тебе, при правильной эмоциональной окраске соприкасается с моей и выдаёт сокрушительный эффект, благодаря которому я могу разнести здесь что угодно!..
— При какой эмоциональной окраске?
Том чуть сдвинул брови и ответил не сразу.
— В свой крестраж я вложил все чувства, связанные с любой трепетностью и… другими эмоциями, основанными на жалости, привязанности и каком-либо проявлении любви к чему-то. Когда ты своими чувствами выдернула из крестража меня, то всё, от чего я избавился, вернулось назад. Но вот незадача: кусок моей души наделил тебя моей же магией, моими же чувствами, и когда я оказался в этом времени, то стал ощущать нехватку того, что теперь находится в тебе. Однако твои чувства перемешаны с частью моих, и благодаря этому я использую и твой магический потенциал…
— Подожди-подожди, — быстро соображая, перебила Гермиона. — Ты хочешь сказать, из-за влияния крестража во мне теперь не просто твоя магия сидит, но и перемешивается с моей собственной, и, как ты говоришь, при правильной эмоциональной окраске взаимодействует даже без касания, и как будто мой магический потенциал становится твоим?
— Добавляется к моему, — поправил Том. — Твоя сила добавляется к моей. В этот момент две наши сущности становятся одним целым, а значит, в два раза сильнее.
— В какой момент? Как ты прочувствовал это?
— Чувства, Гермиона, — спокойно отозвался он, лишь шевеля губами. — Это просто чувства. Я самовлюблён и люблю ту часть, что осталась у тебя. Я испытываю к ней тягу, даже подсознательно стремлюсь вернуть её назад, но она в тебе, и вернуть её не могу, поэтому…
Том отвёл взгляд в сторону, играя желваками, и ещё тише продолжил, словно говоря это больше себе, чем ей:
— Поэтому я испытываю к тебе привязанность. Ты — носитель части моего естества, которое очень важно для меня. Когда я вспоминаю об этом, становлюсь осторожным и сдерживаю рвущуюся наружу магию, не желая причинить тебе вред, потому что моё находится в тебе. И недавно я ощутил обожание к этому, наполнился энергией и с помощью неё позволил разбиться зеркалу, устремив поток нашей единой магии в него. Оно сломалось без какого-либо взмаха руки. Как по щелчку, понимаешь?
Гермиона несколько секунд соображала, затем тихо произнесла:
— Если крестраж был наполнен такими чувствами, и часть их досталась мне, а затем переплелась с моей душой, значит… это обожание, что ты чувствовал, вызвано не к куску, что сидит во мне. Твоё обожание относится ко мне, потому что твоя магия уже сплелась с моей — это стало одним целым. Это уже моё, а не твоё.
Том резко бросил на неё недоверчивый взгляд и холодно ответил:
— Я не люблю тебя, Грейнджер.
— Тем не менее, ты позволяешь себе… обожать меня, — приподняв брови, заключила Гермиона, обошла его и направилась к столу, чтобы сесть на стул.
Том опустил голову, подавляя в себе вспыхнувшее раздражение от услышанных слов, затем резко обернулся и дёрнулся к столу, с хлопком упираясь ладонями о поверхность и наклоняясь к растерявшейся на мгновение Гермионе, прожигая звериным взглядом.
— Я не испытываю к тебе обожание, — с расстановкой твёрдо заявил он.
— Ты не можешь даже причинить мне вред…
— Потому что в тебе то, что принадлежит мне!
— Но это уже принадлежит мне, а не тебе!
— Это не принадлежит тебе! — прошипел Том, теряя себя от злости.
Громким гулом в ушах раскатился высокочастотный треск тока. Его затрясло от заколебавшейся магии, призывающей вцепиться в Гермиону и выжать из неё всё волшебство, принадлежащее ему, потому что эти чувства — его чувства, и она сейчас же вернёт их, а затем уйдёт из его жизни, разрушая образовавшуюся привязанность между ними!
Та прекрасно различила настрой волшебника, тут же подскочила со стула, попыталась зайти за стол, но Том опередил её, вцепившись в одежду.
— Прошу тебя, перестань! — испуганно воскликнула она, пытаясь вырваться.
Но тот грубо дёрнул её на себя, не сводя прожигающего взгляда, и сквозь громкий шум тока в ушах услышал отдалённо не свой голос, пропитанный ядовитой угрозой.
— Я же говорил, что убью тебя, Грейнджер…
— Том! Не надо! Прошу тебя, очнись!..
Он не помнил, как отшвырнул её в угол, отчего та больно ударилась затылком о стену, громко простонав. В один шаг настигнув Гермиону, Том впился в съёжившиеся плечи и с силой сдавил. Туманный взор различал только едва шевелящиеся губы, которые что-то кричали, но, главное, пульсировали магией — его магией, и он хотел вернуть её назад. Ничего не соображая, как во сне, он жадно вцепился в них и отдалённо услышал болезненный грудной визг. Гермиона изо всех сил вырывалась, а её истерика превратилась в сдавленные рыдания, солёный вкус которых вскоре оказался на его губах. Он ещё сильнее вдавил волшебницу в стену, жадно прижимаясь губами в проникновенное тепло, закусил и оттянул нижнюю губу, словно пытаясь вырвать не её, а дребезжащую в них недосягаемую энергию. Гермиона подавила сдавленный крик и попыталась отдаться его жесточайшим прикосновениям, уже зная, что лучше проявить терпеливость, которая приведёт Тома к ясному осознанию.
Она попыталась ответить ласково на его жестокость, вонзая дрожащие пальцы в жёсткие густые волны волос, и тот почувствовал приятно жалящую волну удовлетворения, которая начала плавить душу и заставлять обожать эту невероятную отдачу его чувствам. Ему захотелось проникнуться к этим ощущениям, поддаться искреннему трепету, показать своё обожание к волшебству, возникшему между ними. Внутрь залетела невероятная тоска, сжавшая всю бунтующую сущность. Том распахнул глаза, поймал до смерти испуганный взор, тяжело вздохнул от приятного касания к волосам и мгновенно отпрянул от поблёскивающего от слёз лица. Пальцы кое-как разжались и выпустили плечи, а спустя несколько секунд он сам отшатнулся, попятился назад и наткнулся на подлокотник дивана.
— Уходи, — ничего не выражающим голосом произнёс он, лишь дёрнув бровями, и отвернулся, падая на мягкую поверхность, облокачиваясь на спинку и закрывая глаза, пытаясь успокоиться.
В комнате зазвенела тишина, сводившая с ума пробудившееся сознание. Том чувствовал, как внутри стало невыносимо больно и отвратительно. Было так плохо, что в закрытых глазах засверкали звёзды, вскружившие голову, заставляющие выпасть из реальности.
Твою ж мать! Зачем он вышел из себя?!
Внутри кипела лава, прожигая дыры в душе, призывая закричать от невыносимой боли. Том с силой сжал зубы, нахмурившись и сдвинув брови, затем тяжело выдохнул и чуть не простонал от тоскливого ощущения, полностью завладевшего им. Он чувствовал растерянность и абсолютное непонимание. Как он, из них двоих лучше всего контролирующий любые паводки магии и изучивший её глубже, чем Гермиона, смог глупо поддаться безумству и буквально разрушить возникшее взаимопонимание и очертить границу между ними? Как он смог показать, что способен причинить вред?
Он не может причинить Гермионе вред, потому что в ней его часть! Потому что его часть сцепилась с её душой и стала одним целым! Его магия, влекущая к привязанности, стала принадлежать ей!
Она права: он обожает не просто свою энергию, сидящую в ней, он обожает именно Гермиону, потому что его часть уже внутри и смешалась с её собственной!
Том открыл глаза и с удивлением заметил перед собой волшебницу. Она медленно опустилась на пол, пронзая тоскливым взором, плавно обхватила его двумя руками за колено и положила голову на бедро, невольно уронив растрёпанные волосы на своё лицо, закрываясь от пустого взгляда. Он ощутил мягкое и обволакивающее тепло, которое стало глушить болезненные ощущения внутри. Она была слишком рядом и слишком тёплой, чтобы взять и оттолкнуть от себя. Уголки губ судорожно дёрнулись в подобии улыбки, а сущность неторопливо устремилась в мягкую бездну, желая забыться и проникнуться к крепким касаниям ладоней, сжимающих плоть и вселяющих в него чужую заботу и бережливость к нему.