Страница 46 из 181
Том поднял голову и слабо усмехнулся. Похоже на то. Самомнение и самооценка были задеты словами прорицательницы, сказавшей, что на свете есть могущественный мальчик. Наверное, затмившая рассудок необузданная злость заставила Волан-де-Морта не проявить любопытство, чтобы до конца разгадать секрет всего предначертанного. Наверное, ярость сыграла с ним злую шутку, заставив забыть о рассудительности. И сейчас Том подумал, что сам чуть не попался в такой же капкан, пытаясь отрицать открывшиеся чувства. Но ему всё равно хотелось злиться. Возможно ли избавиться от той привычки, что складывалась годами? Особенно, если речь идёт о защите самого себя.
Он думал о власти, ожидающей его в 1947 году и оставшейся так и не достигнутой, потому что оказался здесь. Что здесь можно сделать? Волан-де-Морт уже есть, приятели, а точнее, слуги — так же вертятся вокруг, правда, совсем не украшая его, а наоборот… устрашая?
Пусто на душе хотя бы по той причине, что видел не ту жизнь, о которой грезил каждый раз, просыпаясь ранним утром, одеваясь и воодушевлённо составляя планы на предстоящий день или перебирая в голове ожидающие дела. Том видел себя окружённым красивыми людьми, талантливыми и имеющими прекрасную репутацию в обществе. Он сверкал и переливался бы среди них, как самый яркий и привлекательный бриллиант в кругу поблёскивающих изумрудов, выделяясь своими способностями, умениями, знаниями и манерами. Его должны были признать волшебники, увидеть в нём важность и ценность, уникальность ума и огромный потенциал. К нему тянулись люди, очарованные красноречивыми словами, выразительными взглядами и приятным тембром голоса. Любили и уважали, восхищались и восторгались.
И в какой момент он свернул с дороги? Когда стал ломать себя и свой путь, поддаваясь безумству и безмозглости? Откуда начинался отсчёт превращения из юноши, обладающего всеми задатками стать частью магической истории, строя идеализированный мировой порядок, в мужчину, растерявшего свои мечты и желания, исказив их до неузнаваемости, поддаваясь слепой ярости от подбитой самооценки… или чего?
Неумение или нежелание признавать свои же ошибки, наверное, ещё сильнее помрачили ум, наотрез отказываясь воспринимать простую истину. Да, она могла быть неприятной, жестокой и разрывающей душу на части, заставляя чуть ли не вывернуться от ошеломления и омерзения наизнанку. Но разве нелогично принять это и по необходимости искать выход из ситуации, а не глупо беситься только потому, что не знаешь, что с этим делать?
Тонкие губы расплылись в слабой насмешливой улыбке. Как же легко было рассуждать без лишних оглушительных чувств, особенно, ясно осознавая, что осуждает Волан-де-Морта за те же ошибки, которым поддаётся сам. Вспомнилось, как ненависть и злость разрывали душу на щепки от одной единственной мысли — крестраж обсчитался, наделяя Гермиону энергией, стремящейся теперь вернуться назад. Конечно, он не мог знать, что такое возможно, но почему не допустил мысль, причём вполне разумную? Множество дней Том сгорал от давящих чувств, замыкающих в кругу ненависти и жажды, каждый раз склоняя чашу весов то в одну, то в другую сторону. И сейчас он отдалённо стал осознавать, что баланс возможен там, где вспыльчивость и импульсивность оставят в покое, а разум воспримет истину, как простой факт, и в его силах только думать, что делать с этим, а так же со временем, данным ему на любые решения, которые он примет. Разумно ли корить себя за оплошность крестража? Разумно ли злиться и сгорать от того, что произошло, понимая, — назад не вернуть? Имеет ли смысл дёргать нервы переживаниями и тревожностью, явственно осознавая, — это не выход из ситуации, а эмоции, какими бы они ни были, проблему не разрешат?
Посмотрев вдаль и немного сощурив глаза, Том вспомнил поведение Гермионы, сумевшей смириться с положением вещей. Выходит, в данной ситуации она поступает разумнее его, не позволяя себе злиться и впадать в истерики? Она молча и терпеливо выискивает решение проблемы, использует отпущенное время рационально и, может быть, когда-нибудь это будет плодотворно, пока он бездумно выражает гнев на всё, что попадается под руку.
Том остановился и немного склонил голову в сторону, понимая, что сейчас обнажает внутри себя настоящие и совсем неглупые умозаключения. Он тратит время понапрасну, злясь и укоряя за непредусмотрительность. Конечно, это не значит, что следует пустить всё по течению реки, нет, — он привык держать в руках и контролировать свою жизнь. Но очень глупо не распоряжаться тем, что упало само на голову. Да, раздражали странные чувства за эти дни, а особенно хотелось раздражаться от них сейчас, когда правда неожиданно всплыла на поверхность, ожидая каких-то действий. Но если взглянуть на это с другой стороны? Что он теряет и что приобретает?
Том приобрёл силу, которую не объяснишь даже в сравнении с чем-либо. Внутри блуждают волны необычайного тепла, нежно обжигая нервные волокна, проникая в каждую клеточку тела, и только сегодня он узнал, что сущность Гермионы, переплетённая с собственной, способна проворачивать удивительные вещи. Магия наполняла чем-то взрывным, мощным, неукротимым и, казалось, непобедимым. В соприкосновении настигали уверенность, устойчивость, властность и твёрдость. Именно тогда Том чувствовал истинную значимость, её реальную глубину, и то, что может сыграть немаловажную роль в истории всего мира. Хоть кто-нибудь обладает подобным? Ну, хоть кто-нибудь может похвастаться той магией, что способна вырываться изнутри и крушить врагов на своём пути бесконтрольно и своевольно, обнаружив опасность? Это было подобием молний, бушующих внутри и в нужное время вырывающихся наружу.
Наэлектризованная стихия, как шаровая молния, сверкала то иллюзорно перед глазами, то в реальном мире, издавая щёлкающие звуки тока. Она словно воссоздавала какое-то поле, в котором всё подчинялось Тому, только сама материя не поддавалась ему, заставляя метаться из крайности в крайность. Но это же можно как-то контролировать! Нужно лишь понять и научиться!
Например, сейчас он был практически полностью освобождён от действия волшебства, вечно вызывающего жажду. Находясь под успокоительным, он спокойно воспринимал и впитывал информацию, прекрасно чувствуя зов сердца и души, призывающих мыслить объективно и откровенно. Том всё так же ощущал, как плавится сущность, причём мощнее, но мягче, медленнее, вызывая приятные и тёплые чувства, вводящие в некую эйфорию. Если зелье способно глушить бесноватость энергии, не значит ли, что не нужно поддаваться гневу, который, очевидно, и вызывает накал эмоций, бросая его из угла в угол?
Следовало сделать вывод, что магия удовлетворяла амбиции, потешая самолюбие и авторитетность, доказывая уникальность и исключительность, наделяя мощью и властью, делая его кому-то важным и необходимым. Благодаря этому, Том точно знал, что Гермиона будет его главным актёром, играющим спектакль по написанному им сценарию, и чем ближе она будет видеть его со сцены и чувствовать зрительскую отдачу, тем охотнее и проникновеннее вживётся в любую отведённую роль. Она будет сверкать так же прекрасно, как любая звезда, получившая одобрение признанием и восхвалениями, а значит, старательнее и с настоящей жаждой пытаться угодить единственному зрителю, заодно и создателю игры, не допуская мысль оступиться назад, разочаровать, бросить всё и убежать. Просто стоило стать к ней ближе, показать, что ему можно доверять, заставить совершенствоваться, и тогда это станет невероятно сильным оружием, неспособным предать и обернуться против него.
И что же он терял? Несмотря на то, что недавно ощутил в себе ниточку, спустившуюся неизвестно когда с неба в душу, она не заставляла совершать необдуманные поступки или вести себя, как полный дурак. В данный момент он же не ведёт себя так! Наверное, Том хотел злиться, потому что… напуган неизведанными ощущениями?
Он вспомнил, как впервые увидел смерть. Те эмоции были ни с чем несравнимыми и попросту вызывали ужасающую дрожь как в душе, так и в теле. Миллионы бессвязных мыслей кружили в голове, а чувства разрывали на части, заставляя метаться из крайности в крайность от растерянности, изумления и беспокойства. Том пребывал в ошеломлении, внимательно наблюдая, как за секунду испаряется человеческая жизнь, превращая тело в бездвижную куклу, больше не умеющую испытывать боль. Серьёзно, он был напуган от привкуса смерти, оседающего на губах невидимой плёнкой, потому что такого состояния в жизни не приходилось наблюдать и различать каждым клочком души. Это было чем-то новым, странным, неожиданным и, конечно же, ошеломительным. К этому нужно долго привыкать, мириться с этим, принимать.