Страница 151 из 181
«…мне пришлось наложить заклятие подчинения на Тонкс. Я не слишком уверен, что она готова просто так послушаться меня и, учитывая мою историю, беспрепятственно сдружиться со мной на протяжении такого короткого времени. Она аврор — когда-то у неё закрадутся сомнения на мой счёт, поэтому рисковать не следует…»
Том резко отложил пергаменты, понимая, что многие детали случились совсем не так, как было описано в каждой истории. Они повторялись, местами где-то менялись на более положительные или отрицательные ситуации, но были не такими, как сейчас. Сейчас в свежем пергаменте Тома, который он полагал утащить с собой в прошлое, всё было написано не так.
Он отлично поладил с Гермионой. Она не пыталась его отпихнуть в Министерстве, а наоборот, захватила его с собой. Они своими глазами видели, как Дамблдор пал с Астрономической башни, а после наткнулись на Беллатрису, которая едва выжила после этой встречи. Затем спустя несколько дней Том забрал Гермиону к себе, а не ждал, когда она вернётся в родительский дом. И… Том не накладывал на Тонкс никакого заклятия — она добровольно и сама помогала ему.
Казалось, прямо сейчас перед Томом пронеслась вся его жизнь здесь: он действовал без предписанных им же правил, без подсказок и помощи, полагаясь лишь на самого себя. А Долохов, выходит, за его спиной помогал сложить обстоятельства и подтолкнуть на верные решения?
Выходит, тринадцать раз он пытался выяснить всю жизнь, максимально собирая информацию, чтобы в следующей жизни помочь себе, а на переходе в четырнадцатый раз понял, что собирал не для себя, а для Долохова, который должен пустить всё на волю течения и лишь следить за подходящими моментами?
Четырнадцать, мать его, раз!
Том прикрыл глаза и пошатнулся от осознания насколько это много. Ему вспомнились тринадцать дней Гермионы, прожитых в повторяющемся дне, пока на четырнадцатый день она не поняла, что нужно следовать воле случая и происходящее неизбежно. Четырнадцать страшных дней!
А у него четырнадцать жизней?
— Дамблдор завещал Уизли интересную вещицу, которая позволила трансгрессировать именно в то место, где вы находились, если произносили имя Рона. В тот день кто-то из них двоих говорил о нём, и Уизли оказался рядом, только из-за защитных заклинаний не мог найти вас. А после знаешь, что должно было произойти? Уизли должен был достать меч Гриффиндора из озера, и именно он должен был уничтожить крестраж, понимаешь?
Долохов небрежно потушил сигарету в пепельнице и оттолкнулся от спинки кресла, продолжив:
— И вроде бы кажется, что это не имеет значения, верно? Какая разница: вернулся он или нет? Какая разница: он уничтожил крестраж или кто-то другой? Самая большая разница была именно в этом. Хочешь я открою тебе самый важный секрет? Почему у тебя ничего не получалось всё время?
Том посмотрел на Долохова из-под полуопущенных ресниц — он улыбался, он возбуждённо рассказывал и не мог скрыть своей улыбки, как будто маленький ребёнок, которому подарили целый холодильник мороженного.
— Потому что Грейнджер не смогла сделать то, что от неё требовалось. Том, ты догадался, как отправить её в прошлое ещё ранее, но ты не смог убедить её совершить это! Знаешь, чем должна была закончиться история? Грейнджер под твоим натиском создаст крестраж, из неё выйдет вся твоя магия; всё то, что её держало рядом с тобой, исчезает, понимаешь? И так случалось, что больше она не видела в тебе ничего из того, что заставило бы её отправиться за тобой. А теперь посмотри на любой пергамент, прочитай самые последние строчки, написанные в последние минуты твоего существования здесь. Выбирай любой из тринадцати.
Слишком неутешительно звучали слова Долохова, который с какой-то отрешённостью начал пристально наблюдать за тем, как Том осторожно прикоснулся к исписанным пергаментам и, выбрав один из них, поднёс к лицу и принялся читать.
«…Гермиона сейчас уничтожает чашу. Её больше нет. Уизли обнимает её и цел-…»
Пальцы невольно задрожали. Том внимательно всматривался в последнее недописанное слово и лишь догадывался, что там должно быть написано и что могло случиться дальше.
— Что случилось дальше? — хрипло спросил он и удивился, что голос прозвучал совсем незнакомо, будто слышал его со стороны.
— История умалчивает, Том, — тихо отозвался Антонин. — Но, раз мы снова здесь, полагаю, ничего хорошего.
Том не заметил, как стал сжимать пергамент, превращая его в смятый кусок, и лишь когда обратил на это внимание, то попытался разжать ладонь, и пергамент полетел на стол, выскальзывая из пальцев.
Он прикрыл веки, плотно сжимая губы, и почувствовал, как всё вокруг словно перевернулось с ног на голову.
Как странно узнать то, что могло бы быть, если бы в какие-то моменты принял решение поступить не так, а как-то иначе.
Каждый способен отмотать в своих воспоминаниях прошлое, вспомнить какие-то ситуации из жизни и задаться вопросом: а что если бы я поступил не так, как тогда? Насколько бы всё изменилось?
Как сильно повлияло на историю то, что Тонкс оказалась не под заклятием, а действовала по своей воле?
Может быть, после этого Том совершал следующий ряд поступков, которые привели к тому, что Гермиона не смогла сблизиться с ним так, как сейчас, и поэтому при встрече в Министерстве она пыталась отвязаться от него?
Может быть, вид падающего с башни и разбивающегося о землю Дамблдора так ярко отразился в разуме Гермионы, что она решила перенять манеру Тома, чтобы в следующий раз стать сильнее? Может быть, защитив её от Лестрейндж, Том вызвал в ней благодарность и трепет, а в себе самом — желание таскать Гермиону возле себя, ведь так безопаснее и лучше?
Ему вспомнилось, как она вжалась в него, едва сдерживая себя, чтобы не сорваться в истерику, нервно затягиваясь сигаретным дымом и отворачиваясь от увиденного. Ему вспомнилось, с каким неосознанным страхом она пятилась от Беллатрисы, испугавшись того, что натворила, а после, перед расставанием, она закричала, что не верит ему, когда Том заверял, что отправляется к Волан-де-Морту и что с ним всё будет в порядке. Она ужасно тогда переживала! А после срывалась на друзей, с нетерпением ожидая встречи, ведь во всех этих тринадцати историях нигде не упомянуто, что в мае они жили в одной квартире, разделяя друг с другом одну комнату, одну кровать, один душ и один месяц совместной жизни.
Во всех этих историях ничего не было из того, что произошло в этот раз.
Во всех этих историях был Том и была Гермиона, но они были не вместе.
Во всех этих историях он ни разу не признавался ей в любви.
Во всех этих историях он и не думал, что любит, да и вряд ли хоть как-то любил.
Во всех этих историях всё было не так, как сейчас.
Во всех этих историях был Рон Уизли, которого Гермиона любила ещё до встречи с Томом в повторяющемся дне.
И все эти истории заканчивались чем?
Рональдом Уизли.
Том посмотрел на Долохова и тихо спросил:
— Выходит, в тех случаях я просто не понимал, почему петля замыкается снова и снова, а в последний раз решил пустить всё на самотёк, ожидая, что что-то изменится в ходе истории?
— Нет, Том, — покачал головой Антонин, поднимаясь из кресла, — не просто в ходе истории. Изменится твоё отношение к Грейнджер. Я отдаю тебе эти записки, чтобы ты повнимательнее всё изучил, — как и всегда, унесёшь их в своё время — юной версии меня они понадобятся, чтобы поверить Гермионе. И покажи мне свой пергамент.
Том чувствовал себя неживым: всё услышанное и увиденное было слишком неожиданным и, мягко говоря, не особо-то и приятным, что пальцы едва ли слушались, когда он доставал свой исписанный пергамент, чтобы передать Антонину. Тот легко взял его, разложил и принялся быстро просматривать, а спустя минуту поднял глаза на Тома и со слабой улыбкой произнёс:
— Я думаю, Гермиона будет в восторге, прочитав это.
— Пошёл к чёрту, я не для неё это писал, — фыркнул Том и почувствовал, как губы невольно приняли форму улыбки, а внутри что-то свернулось клубочком в смущении.