Прежде чем мы проиграем

— Я говорила это не так, Гарри! Не так!

Вся сущность Тома стала испытывать щекотливую острую боль, словно его укалывали иголками, а магия начала призывать на то, чтобы сейчас же прикоснуться к Гермионе, выжечь из неё болезненное отчаяние и одарить успокаивающим теплом.

— Тогда почему ты всё ещё здесь?! — кричал Гарри.

— Хоть убей, не знаю!

— Так уходи!..

Пока они перепирались, дождь усилился, но Том остался стоять неподвижно, вслушиваясь в каждое слово и борясь с желанием успокоить Гермиону: острые иголки готовы были вырезать уже что-то на лице, считая его подушечкой для иголок, отчего было, как минимум, неприятно.

— Уходи! Уходи, я сказал! — во всю мочь кричал Поттер.

— А ты? Остаёшься с ним или как? — сбавив тон, спросил Уизли, очевидно, обращаясь к Гермионе.

— Да, я.. Мы обещали Гарри, и я точно остаюсь, — подавлено отозвалась та.

— Я понял. Ты выбираешь его, — наигранно спокойно отозвался Рон.

— Рон, я… Нет! Рон!

Уизли вышел из палатки, почти натыкаясь на Тома, но тот успел сделать шаг назад и отойти от него, едва преодолевая желание подставить подножку или зарядить кулаком в лицо.

Уизли быстро бросился за защищённую территорию, трансгрессировал, и как только это произошло, выбежала из палатки Гермиона, выкрикивая имя друга.

Том вцепился ей в плечи и остановил, чтобы та не бежала следом, подавая огромный разряд магии, обласкивая очередную рану в груди. Сначала она затаилась, жадно впитывая тепло в себя, а спустя несколько мгновений резко отпрянула, пряча слёзы, прошептав:

— Не надо!

Затем она залетела в палатку к Поттеру и провыла:

— Трансгрессировал!

Том на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь самостоятельно заглушить в себе чужое отчаяние, затем поднял лицо к небу, позволяя каплям дождя омывать его полностью, и слабо улыбнулся, понимая, что без Уизли им будет теперь намного легче.

========== Глава 23. Рождество ==========

На следующий день Гермиона долго не выходила из палатки, хотя Том точно знал, что она практически не спала всю ночь. Среди всех её чувств густыми красками оседали обида и отчаяние от поступка Рона и стыд перед Гарри за то, что она позволила себе в последние недели думать и говорить, пока её не вразумил Том. И если второе было вполне логичным — Том абсолютно был уверен, что всё к этому и приведёт, ведь он всем своим нутром чувствовал, что Поттер ей многим ближе, чем Уизли, — то первое не особо давало покоя. Зачем так убиваться из-за Уизли понапрасну?

Возможно, она впадала в отчаяние, потому что была уверена, что Рон ни за что не бросит их, однако всё вышло так, как говорил Том: ему просто не хватало смелости бросить эту затею, а когда настал очень удобный случай, то высказал всё и ушёл.

Выходит, Гермиона ошиблась.

Она всегда тяжело переживала свои ошибки.

Двое вышли из палатки, когда наступило уже позднее утро. Гермиона нарочито прятала красные и опухшие от слёз глаза, всё время искала какую-то зацепку, чтобы задержаться ещё на некоторое время, но когда уже всё было собрано и убрано, а других вариантов не осталось, чтобы ещё ненадолго задержаться, Гермиона выпрямилась, взяла за руку Гарри и принялась ждать, когда Том схватит её и утащит в новое место.

Они оказались на склоне небольшого холма, где их тут же начал обдувать ветер. Том выпустил Гермиону так же быстро, как и та выпустила Гарри, прошла к оголённому камню и села на него, пряча глаза и пытаясь сдержать слёзы. Том и Гарри оказались по разные стороны от неё, пристально наблюдая за её страданиями, но даже Поттер не подошёл к ней, возможно, не находя это уместным, или сам чувствовал, что ему слишком тяжело.

Они трансгрессировали, Уизли к ним больше не сможет вернуться.

За ночь Том привык испытывать болезненные покалывания десятками иголкок, а на утро смог обуздать свою желанно стремящуюся к Гермионе магию, чтобы накрыть её бархатным теплом. Её тяжесть и душевная боль хоть и больно укалывали, лишний раз пробуждая чудовище в груди, но он с упорством закрывался от чужих чувств, храня в себе мощь и тепло, не давая ни единого шанса им выбраться наружу. Раз она отказалась от него, решив преодолевать трудности в одиночку, то пусть будет так. Том точно был уверен в двух вещах: во-первых, Гермиона сама довольно скоро сдастся и придёт к нему за помощью, а пока пусть поиграет в сильную и непоколебимую девушку, — ему не жалко, — а во-вторых, если Тому когда-то доведётся ещё раз встретить Уизли, то он ему обязательно отомстит. Так что лучше ему не возвращаться.

И следующие две недели никто даже вслух не произносил имени Рона.

В первые дни после его ухода Том взял привычку ходить по пятам за Гарри, сильнее присматриваясь к нему, пытаясь прощупать его мысли. Парень очень быстро собрал все свои силы и, не оглядываясь, решил следовать дальше, постоянно выкидывая прочь из головы произошедшую ситуацию. Он всё так же пытался говорить с Гермионой о крестражах, а теперь ещё и о том, где Дамблдор мог спрятать меч Гриффиндора, и у Тома появились пара идей на этот счёт.

На второй день после случившегося Гермиона впервые подошла к Тому и устроилась рядом с ним на лежаке, прислоняясь головой к его плечу и закрывая глаза. Несколько таких дней они проводили практически в полной тишине — Том никак не реагировал на это, — и лишь на второй неделе Гермиона осмелилась признаться, что необдуманно отказалась от помощи.

— Устала? — бесцветным тоном спросил Том.

— Просто не вижу больше в этом смысла.

— Понял, значит надоело играть во всесильную.

— Нет! Том, я… — она запнулась, перевела дыхание и тихо спросила: — Что ты хочешь услышать?

— Признание, — коротко отозвался тот и посмотрел на неё довольно отрешённо.

— В том, что я ошиблась?

— Именно. Я чувствую твой стыд перед Поттером, но откуда взяться сожалению за уход этого придурка?

— Это не сожаление, Том. Это признание ошибки, — опустила голову та, принявшись сжимать свои ледяные ладони.

— Уверена, что ты её осознала?

— Ты был прав. Это ты хотел услышать?

— В борьбе за выживание побеждает сильнейший. Знаешь почему? Потому что отсекает от себя слабых и ненадёжных.

— Ты наводишь меня на мысль, что ты приложил к этому руку.

— Если бы я не приложил к этому руку, ты бы так же бросила Поттера, как и он, — насмешливо протянул Том, сверкнув в темноте глазами. — Так вот, признайся себе, что тебе хватило бы на это смелости, Гермиона.

— Я не…

— Подумай хорошо. А после взгляни на настоящее: кто остался с Поттером? Друг детства или волшебник, взрослая копия которого старается найти и убить его?

Гермиона поджала губы и задумчиво уставилась перед собой, очевидно, проводя в голове мозговой штурм, в котором остатки её прошлых идеалов до конца сломались пополам. Как же так возможно, что Том остался, а Рон ушёл? У первого были тысячи причин не быть здесь, а, в худшем случае, оказаться по другую сторону, рядом с Волан-де-Мортом, однако мир, казалось, перевернулся. Разве после такого можно доверять людям?

У Гермионы громко билось сердце, а мысли стали слишком тяжёлыми и невыносимыми. Иголки снова решили, что Том для них идеальная подушечка, и стали вонзаться с силой чужого отчаяния, которое наконец-то перекатилось в презрение: лицо Гермионы неприятно исказилось и серая тень стала залегать в глубину души, покрывая сострадание и понимание толстым панцирем, пробуждая в ней гнев и ненависть.

Кажется, в тот момент она стала по-настоящему ненавидеть Уизли.

Гермиона подняла ожесточённый взгляд на Тома — такой же взгляд, когда он видел, как своими поступками и словами ломает её мировоззрение, доказывая, что её идеалы не верны и противоречат реальности. В такие моменты она ожесточалась.

В такие моменты она ломалась и была похожа на него.

Он всегда знал, что после этого у Гермионы возникает мысль, что он это делает нарочно, и Том никогда не думал этого скрывать: он правда делает это специально, давит на её уязвимые места, но только в этот раз для того, чтобы она стала сильнее и умнее.