Страница 109 из 181
Том накалялся и распускал поток прожигающей лавы, которая вот-вот проникнет в Гермиону и взорвёт её, как вулкан, разъедая кислотой и антрацитовым паром.
Он уже близко. Он уже подступает к кратеру и готов вылиться наружу.
— Хватит! — резко выкрикнула Гермиона, сверкнув зрачками.
Гарри замолчал, а Рон поднял на неё ошеломлённый взгляд.
— Что ты смотришь так на меня? Разве ты не видишь, что он тратит время и нервы?
— Не кричи на меня! Ты не одна в отчаянном положении, чтобы выплёскивать свой псих!
— Я не в отчаянном положении, а думаю, что делать дальше, Рональд! — раздражённо отозвалась Гермиона, дёрнув желваками.
Рон заметил этот незнакомый ему жест и поморщился.
— И как? Что-нибудь придумала уже? Дамблдора нет, крестр…
— Заткнись! — перебила та, коротко взглянув на Джинни. — Стоит заглянуть в библиотеку и поискать что-нибудь, а не прожигать время зря!
— Какая ты у нас умная! Так сходи среди ночи и поищи, в чём проблема? — съязвил Рон.
— Ребята, перестаньте, — подала голос Джинни, притягивая к себе колени.
— Успокой своего брата, я не начинала. Видите ли, ему мешает, как я хожу и размышляю.
Гермиона продолжила ходьбу, не обращая внимания, что в ответ пробубнил Рон. Эмоции стали выплёскиваться через край — Том был вне себя от ярости.
Неужели Волан-де-Морт настолько дурак? Неужели он не верит ни единому слову своей юной копии, заставляя его злиться и выходить из себя?
Помешанный, одержимый, невероятно самоуверенный, обманутый Дамблдором и Снейпом! Настолько глупый, что не верит самому себе! Если он не послушает Тома, Гермиона ни за что не позволит умереть Гарри, участвовать в играх и планах Дамблдора, разыгрывать театральную трагедию, в которой Гарри просто обязан умереть, если тот будет стремиться убить Волан-де-Морта.
Мерлин! Гарри — кусочек души тёмного волшебника, которого прежде чем убить, нужно убить самого Гарри, а ещё и Риддла.
Не слишком ли высокая цена за смерть Волан-де-Морта? Неужели он будет продолжать нагнетать атмосферу в магическом обществе, захватывать власть и преследовать Поттера?
— Дай мне мантию, Гарри, — дрожащим от ярости голосом произнесла Гермиона.
— Не глупи, Гермиона, утром сходишь в библиотеку, — произнесла Джинни, подняв взгляд на неё. — Ты видишь, Гарри сейчас не в состоянии…
А Гермиону разрывало и жгло.
— А мне плевать, в состоянии он или нет! Вы все слишком разложились в себе и не понимаете, что уже нужно действовать! Защищать школу некому! В любой момент сюда может снова заявиться свора Пожирателей! Шкаф до сих пор открыт в Выручай-комнате, а мы тут сидим и прожигаем!.. Ах!..
Гермиону тряхнуло, и она замолчала, не сумев договорить мысль. Яд полностью проник внутрь и стал плавить всё живое, в ушах сначала застучала кровь, затем зашипел ток, а перед глазами заискрили молнии, из-за чего гостиная расплылась и чуть ли не исчезла, оставляя только белоснежное свечение, увеличивающееся в размерах.
— Гермиона? — нервно, словно где-то издалека позвал её Гарри.
— С ней что-то не то, — ещё отдалённее прозвучал голос Рона.
— Что с её глазами?.. — выдохнула Джинни.
Две пары рук прикоснулись к предплечьям и потянули вперёд, после чего Гермиона ощутила под собой мягкую поверхность дивана и согнулась пополам, буквально выплёвывая ненависть и злобу.
Её разрывало от боли на тысячи мелких кусочков, на осколки стекла без возможности собраться воедино. Было отвратительно злостно и невыносимо горячо, словно её плавили как пластмассу.
Но в какой-то момент это прекратилось, сменяя всё на приятное и восторженное, болезненно зудящее и невероятно тёплое, толкая в спину, после чего Гермиона будто оступилась и бросилась вниз, в мягкую бездонную пропасть, обнимающую невыносимой тоской и желанием притянуться к чему-то незримому и бархатному, — к тому, что несёт в себе утешение.
Она не помнила, что было дальше, как оказалась в своей комнате, раскинувшись на кровати. Тусклые глаза устремились в потолок, кругом тишина, пустота и одиночество, окутывающее каждую часть тела. И больно, ужасно тоскливо и больно, словно кровоточит открытая рана в ушах, продырявленных насквозь.
Там сквозит. Там холодно и безутешно.
Гермиона подорвалась с кровати, понимая, что Том получил увечье, как-то ранен, а она здесь, не может выбраться и прийти к нему на помощь.
И так прошёл целый день: в метаниях от прожигающего яда до полного отсутствия мыслей и чувств.
Ему было плохо. Ужасно плохо и холодно.
На другой день она продолжала сторониться друзей, кутаясь в школьную мантию и скрещивая руки на груди, всем своим видом показывая, что лучше сейчас не подходить к ней.
Отстояв церемонию прощания с Дамблдором, Гермиона тут же направилась в спальню и погрузилась в пустоту, меланхолично раскачиваясь и молясь, чтобы день отъезда в Лондон наступил быстрее.
На третий день она, наконец, вышла в гостиную и присоединилась к друзьям, которые с мрачным видом продолжали молчать и о чём-то думать.
И Рон, наконец, нарушает тишину, спрашивая, что случилось с Гермионой.
Но она молчит, смотрит на каминную полку и пропадает в сжигающих ощущениях, которые через минуту сменяются тоской.
— Гермиона, ты слышишь меня?
— Я слышу, Рон.
Она ещё несколько минут смотрит перед собой, затем медленно оборачивается и тихо вздыхает.
— Я сильно перенервничала. Пойми, Рон, то, что произошло, совсем не шутки, и в любой момент Вол…
— Не произноси его имя! — тут же перебивает Уизли и устало опускает глаза.
Гермиона хочет возразить, приоткрывая рот, но резко останавливает себя, передумав.
— Дело в не в том, что произошло, Гермиона.
Совсем тихо и ровно разносится голос Гарри по пустой комнате. Он, наконец, что-то сказал вразумительное. Он, наконец, переключился на другие проблемы, которые раньше не меньше волновали его.
— Дело в том, — продолжает он, — что не один месяц ты ведёшь себя очень странно, словно тебя кто-то запугал до полусмерти, а затем подменил.
— Гарри, мы уже много раз обсуждали… — на выдохе отзывается Гермиона, но друг не даёт закончить.
— И ни разу ты не сказала, что на самом деле случилось, — так же ровным голосом произносит Поттер. — Сколько раз ты неожиданно пускалась в слёзы? Сколько раз ты почему-то резко отвечала и грубила на мои вопросы? Сколько раз ты говорила, что словно сошла с ума?
Гермиона закрывает на несколько секунд глаза, в очередной раз укоряя себя за то, что ещё в первый месяц не справилась со своими эмоциями и глупо думала, что Гарри способен её понять и оказать помощь.
Это было опасно: говорить о существовании Тома Риддла в этом времени, раскрывать его планы и замыслы и, наконец, их взаимосвязь, за которую вряд ли кто-то погладит её по голове.
Сначала Гермиона была слабой, немощной, вечно ищущей утешения, боясь упустить из вида последнюю надежду в образе Гарри, но спустя некоторое время она точно осознала, кто является её последней надеждой.
Гарри раздражал, когда говорил о Малфое, о том, что он Пожиратель смерти, или когда пропадал и неожиданно появлялся, объясняя, что караулил у Выручай-комнаты.
Гермиона злилась на то, что друг просто тратит время зря, пытаясь вынюхать хоть что-то. Она сомневалась в этом, как и Рон, пока Том не открыл один из своих секретов: Малфой действительно Пожиратель смерти. И тогда всё изменилось.
Она перестала наматывать сопли на кулак и терять голову в истериках от того, что не может спокойно прожить дня без Риддла. Её вечно тянуло к нему, сущность страстно желала воссоединиться, а возникающее тепло согревало так сильно, что хотелось в нём засыпать и никогда не открывать глаза, растворяясь в мягких, но таких редких объятиях Тома.
Одержимая Гермиона.
Её сущность прогибалась, а потом ломалась под давлением магии, которая ещё не до конца впиталась в неё и вечно устраивала бунт, требуя сдаться, броситься к горячему дыханию, таящее в себе ту белоснежную нить, чем было физическое проявление волшебства, желающее сплестись окончательно и оказаться в ком-то из них полностью.