Игра даэдра

Крики всполошили остальных дикарей, и они дружно высыпали из палаток, хватаясь за оружие – костяные мечи, топорики и изогнутые грубые луки.

Эрандур вернулся ко мне в палатку и потянул на себя за шиворот. Я попыталась сопротивляться этому, но вдруг шкуру надо мной вспороло зазубренное костяное лезвие, едва не задев голову. Инстинктивно подняв посох, призвала магию Шеогората. Нависший надо мной изгой взорвался сотней сверкающих септимов, разлетевшихся по всему лагерю и обсыпавших не только меня, но и дикарей.

Совсем рядом раздались звуки сражения и воинственные кличи. Мы с данмером выскочили из палатки, прямо перед убегающей к шатру толпой изгоев. Что-то определенно отвлекло их от нас, и это произошло не только из-за воздействия посоха.

Я бросила взгляд на костры, увидев вдруг, как сквозь пламя, выпрыгивает наёмник с топором и щитом наперевес и врывается в гущу врагов, расталкивая их и круша черепа. Он выбежал один против десяти, чтобы спасти нас.

Из шатра сбоку выскользнула Мьол с окровавленным клинком и атаковала дикарей. Лютый ловко крутился в её руках, проходил сквозь меховые брони изгоев как сквозь масло, и в рядах противников воцарилась паника. Они уже не сражались – дезориентированные и застигнутые врасплох толкались, пытаясь прятаться друг за друга, когда с третьей стороны появился Эйрин и, наверное, сам от себя такого не ожидая, вонзил меч в глотку ближайшему дикарю с отчаянным и яростным криком.

А Львица, сражаясь, танцевала, выписывая Лютым широкие сверкающие круги и дуги. Меч лежал в руке воительницы так, словно был её неотъемлемой частью. Движения Мьол завораживали и восхищали, заставляли любоваться её стремительными выпадами и ловкими уклонами.

Я призвала на ладони огненную стрелу, но не решалась метнуть, боясь в суматохе задеть кого-то из своих. Эрандур шел передо мной, держа наготове клинок обеими руками.

Только теперь я заметила торчащие из тени шатра кривые когтистые лапы поверженной ворожеи. Вот, почему кричал один из охранников лагеря!

Ворстаг, в отличие от Мьол, бился безжалостно, как взбешенный медведь. Он рычал, громыхал сталью доспеха и каждый его удар, достигший цели, оказывался смертельным для врагов. Брызжущая из глубоких ран кровь впитывалась в землю, изгои погибали, не в силах дать достойный отпор столь неожиданной и слаженной атаке. Все-таки они не сильны в открытом бою – их удел скрытность и внезапность, и у нас получилось победить банду, используя их собственную тактику.

Когда затих предсмертный хрип последнего дикаря, пронзенного Лютым и повалившегося на землю, восходило солнце. Вдали брезжил алый рассвет, а костры затухали. К запаху жженой плоти примешался густой металлический аромат пролитой крови. Тела изгоев беспорядочно валялись по лагерю, и вдруг меня посетила пугающая мысль. Кем бы ни были эти дикари, они тоже люди. Не считая ворожеи, конечно. И это норды когда-то вытеснили их с собственной земли. Разве они не имеют права мстить и бороться за свою родину? А мы устроили такую жестокую резню, убивая спящих в их же постелях.

Встряхнувшись, я посмотрела на Мьол, самодовольно оглядывающую опустевший лагерь. На лице воительницы темнели брызги свежей крови. Эрандур и Ворстаг прошлись вдоль палаток в поисках выживших. Эйрин отошел к шатру, а Львица вдруг, перехватив мой взгляд, подняла руку с мечом и закричала, провозглашая о нашей победе. Её грозный клич, подобно рычанию настоящего зверя, разнесся над лагерем и долиной, помчался меж складками гор навстречу рассвету нового дня.

Я ощутила, как совсем рядом, слева, пронесся ветерок. Спустя миг в поднятую руку Мьол вонзилась стрела и раздался короткий вскрик воительницы. Я инстинктивно развернулась, чтобы найти стрелявшего. Вдаль по склону удирала растрепанная девчонка в шкурах. Она бросила лук и петляла меж камней, растворяясь среди зарослей можжевельника.

Сразу вспомнилась фраза Ворстага: «ищи потом изгоя в Пределе!» Наёмник с оружием наперевес тут же кинулся за девчонкой.

Поняв, что догнать её не получится, я в два прыжка оказалась возле Мьол, к которой со стороны шатра уже несся перепуганный Эйрин.

Львица оседала вниз, не разжимая пальцев, стискивающих рукоять. Вокруг стрелы стремительно чернело кровавое пятно, просачивающееся сквозь поддоспешник.

Отшвырнув посох в сторону, я призвала исцеление, видя, что в остекленевших глазах жены отражается восходящее солнце. Стрела угодила в подмышку, в уязвимое место доспеха. Но разве от таких пустяковых ран погибают? Быть того не может!

Магия вспыхнула на моих ладонях и окутала воительницу теплым целительным светом. Мьол завалилась на спину и больше не шевельнулась.

– Нет… Нет-нет! – я продолжала лечить, не веря своим глазам. – Мьол! Очнись!

Напротив меня присел Эйрин и осторожно дотронулся до плеча Львицы.

Правая рука Мьол осталась вскинутой в победном жесте. Она не выронила клинка, её побелевшие пальцы по-прежнему сжимали рукоять Лютого, поблескивающего зачарованием в утреннем свете.

А я лечила жену, пока в глазах не потемнело. До разума постепенно начинало доходить, что дикарка выстрелила не обычной стрелой. Скорее всего, наконечник был смазан смертельным ядом.

«Но если это яд, его действие можно замедлить чарами! – давясь слепой надеждой, отказываясь принимать действительность, думала я. – Я же спасла Эрандура, почему же не смогу спасти Мьол?!»

Эйрин глухо взвыл, давая волю чувствам, схватился за сжатую в кулак ладонь Мьол и поднес к губам.

А я продолжала лечить, уже не видя, кто передо мной. Не соображая ничего от горя. Перед глазами застыло её лицо. Легкая улыбка и удивление. Наверное, от того, что шальная стрела угодила всего лишь в руку. И кто же знал, что наконечник отравлен!

– Хватит, Джулия! Она мертва! – крик Эрандура прогремел над самым ухом. Данмер перехватил мои руки. – Ты и себя погубишь, если не прекратишь!

– Нет! – я попыталась вырвать ладони, но не удалось. – Я вылечу её! Я должна…

– Она умерла! – жрец силой оттащил меня в сторону. Я трепыхалась в его хватке и что-то кричала. Я сама не понимала, что кричу, а сознание помутилось от увиденного. Не верилось, что бывает так.

Хватка Эрандура вдруг разжалась. Данмер развернул меня к себе и сильно встряхнул за плечи.

– Смотри на меня! – приказал он.

Я послушалась, но ничего не увидела из-за пелены слез. Только серое размытое пятно.

– Она мертва, – твердо повторил данмер. – Мы больше ничего не можем сделать.

– Это… был… яд? – пытаясь собрать себя по осколкам, спросила я.

– Да, – пальцы жреца до боли впились в мои плечи.

– Тогда… почему ты тогда не умер? Почему она?.. – ноги перестали меня держать, я рухнула на землю, ощутив, как ладони утонули в крови и грязи. Пальцы стали липкими, и я сжала кулаки, впилась ногтями в ладони, только бы почувствовать физическую боль. Лишь бы опустошающая боль души унялась.

За моей спиной раздались грузные шаги, потом тяжелое дыхание и голос Ворстага.

– Я не догнал эту мелкую сучку. Как сквозь землю провалилась… – он сделал паузу, увидел Мьол и заревел. – Даэдрова тварь! Я… найду её! Убью! Своими руками сверну шею!

– Сейчас нет на это времени. Надо возвращаться в Маркарт, – Эрандур попытался поднять меня, но без Ворстага не получилось. Наёмнику пришлось рывком вздернуть меня на ноги и прижать к себе. Щекой я почувствовала холод стального доспеха. Сквозь преграду слёз смогла различить Эйрина, все ещё сидящего возле Мьол и держащего её руку у своих губ.

– Эйрин! – крикнул парню Эрандур, но тот услышал не сразу. После второго оклика поднял голову и недоуменно посмотрел на жреца, словно насквозь.

– Я её не оставлю, – на удивление твердым голосом ответил парень, не сдвинувшись с места.

– Мы её не оставим, – отозвался Ворстаг. – Надо вернуться к лошадям. Мы заберем её в Маркарт.

Я всхлипнула и отодвинулась от наёмника. Рассеянным взглядом обвела лагерь, сгоревшие и окровавленные тела и не почувствовала ничего. Ни сожаления, ни чувства вины. Сердце колотилось как бешеное, казалось, даже в горах раздается эхо от его биения.