Страница 10 из 14
Сторонники радикальных партий уверенно включились в работу, закрутив маховик протестов активнее. Радим пока еще не понял, как к этому относиться, хорошо это или плохо. С одной стороны, без фанатичного упорства националистов попытка добиться от власти уступок давно бы выдохлась, а с другой ― западенцы явно перегибали палку.
Вместе с тем не покидали мысли о Дарине. Он часто звонил ей, общался по скайпу, показывал через камеру, что и как происходит, звал в Киев. А она находила какие-то причины, чтобы в очередной раз отказаться, а потом и вовсе заболела мама, оставить её никак не получится. Такая пассивность девушки его возмущала ― как можно думать о какой-то бытовухе, когда решается судьба страны!
Вдали постепенно нарастал шум, по толпе пошло волнение, вновь запылали покрышки, повалил чёрный дым, поднялся гомон, а потом и гвалт.
Пацаны, с лицами, спрятанными под балаклавами, что есть мочи опять начали лупить колотушками по днищам перевёрнутых железных бочек.
Чуть в стороне большая группа будто зомбированного молодняка прыгала на месте, выкрикивая: «Кто не скачет ― тот москаль! Кто не скачет ― тот москаль! Кто не скачет ― тот москаль!»
Откуда-то доносилось нестройное исполнение гимна Украины.
Время от времени общий гвалт перекрывал чей-то истеричный ор:
«Слава Украине!!!»
Другие не менее истерично орали:
«Героям слава!!!»
Протискиваясь через толпу, прошёл мимо какой-то парень и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Там с «беркутовцами» опять началось…
– Ну, що, Радим, підемо подивимося, цікаво ж.1
– Що ти, не бачив, як б'ються? Або по голові отримати хочеш кийком? Підеш туди, то й мізки вилетіти можуть,2― предостерегающе ответил Радим товарищу.
–Та підемо, подивимося, що ти злякався, чи що?3― не унимался Андрей.
–Гаразд, підемо.4
Они долго пробирались через толпу, пока не оказались рядом с почти средневековым сражением ― строй на строй.
«Беркутовцы» в одинаковой форме и снаряжении, с серыми щитами.
Протестующие ― кто в чём и абы с чем: в строительных и взятых неведомо откуда армейских касках, у некоторых поверх одежды какая-то маловразумительная защита из эмалированных мисок в качестве наплечников, накладки на руках и ногах крепятся изолентой. Иные с деревянными или вырезанными из железных бочек щитами.
Тут же мелькала пара щитов, отнятых у силовиков.
В руках цепи, дубинки, арматурные пруты, шипастые кистени…
Вся эта разномастная чрезвычайно агрессивная орда осаждала «беркутовцев», стоявших плотным строем, пытаясь вклиниться, развалить их единство. Беспорядочный стук ударов самодельного оружия о щиты, злые выкрики, бешеные лица…
Наскок… Отступление… Наскок… Удар, другой, третий… Отступление…
Вдруг силовики, подчиняясь команде, ринулись вперёд, смяли нестройную линию майдановцев, кого-то повалили, схватили, потащили волоком в свой строй; другие бились наотмашь, продвигаясь дальше.
Радим и Андрей оказались на пути милиционеров, даже не думая оказывать сопротивления. И всё равно их смяли, свалили, поволокли. Уже среди своих хорошо приложились дубинками по ногам, да и по спинам тоже.
Радим свернулся калачиком, прикрыл голову руками, охая на каждый болезненный удар, катался в ногах разозлённых «беркутовцев». Андрею доставалось не меньше. Однако долго и насмерть не били. Скорее, для острастки, чтоб пар выпустить. Потом, в числе прочих задержанных, тщательно охлопали, выискивая оружие, и затолкали в автобус, где учинили дознание. Вскоре старенький жёлтый «Богдан» тронулся и покатил куда-то, как выяснилось чуть позже ― в отделение милиции.
Так друзья оказались сначала в приёмнике-распределителе, где в тревожном ожидании провели несколько часов, а потом их отправили в подвал, где заперли в самую настоящую камеру. Вместо нар половину помещения занимал настил высотой до колен, где вповалку, на голых досках, в верхней одежде, кто-то в обуви, иные в носках, под тусклым освещением лежали местные арестанты ― то ли узники совести, то ли тутошняя районная алкашня, то ли ещё кто.
Едва дверь камеры с тяжёлым, характерным только для узилищ скрипом распахнулась, из полутьмы послышалось недовольное, сиплое:
– Куда ещё?! И так не протолкнуться, дышать нечем!
Сержант грубо ответил:
– Пасть заткнул!
И добавил уже парням:
– Заходь!
Они зашли.
Дверь с тем же нехорошим звуком гулко захлопнулась.
От нестиранной одежды и носков сидельцев, спёртого застоявшегося воздуха и отхожего места вонь стояла на всю камеру, сразу проникла вглубь лёгких, заставляя дышать через раз.
Тот же сиплый голос поинтересовался:
– Кто такие?
Андрей ответил спокойно:
– Тебе сказали пасть заткнуть? Вот и заткни.
Несколько голов приподнялись, пару секунд оценивали габариты Андрея и совсем не слабо сложенного Радима, опустились обратно. Больше никто не протестовал.
– Ну и вонища… ― проворчал Андрей, присаживаясь на настил. ― Как думаешь, надолго?
– Не знаю, ― пожал плечами Радим, устраиваясь рядом. ― Ой, бля… Больно ноги… На сколько там обычно арестовывают. Андрюха, тебе как, нормально прилетело?
– Мало не показалось. Добавки не надо. Но в целом терпимо. А ты что?
– Ляжки отбили… ― сквозь зубы прошипел Радим. ― И по почкам досталось. Пока в обезьяннике сидели, вроде ничё было, а сейчас разболелось.
– Закурить есть, хлопцы? ― спросил кто-то.
– Не курим, ― ответил Андрей.― Сколько здесь держут?
– Смотря за что приняли.
– Да мы не виноватые вообще, ― убеждённо сказал Радим.
– Ага. Тут все такие, если ты не знал, ― отозвался собеседник с напускной скромностью и одновременно с едким сарказмом бывалого сидельца.
На нарах несколько человек засмеялись как-то погано, по-хамски.
Андрей многозначительно посмотрел на товарища, дескать, оцени юмористов.
Ночь провели, кое-как устроившись среди других. Места ещё хватало, но потесниться всё ж пришлось.
Радим стоически переносил храп неведомого соседа, думая о том, что при обыске забрали японский смартфон последней модели, деньги, ключи от квартиры, выгребли всё, что было в карманах. Теперь неясно, что вернут, а что нет. Ключи ― ладно, это не проблема замок на двери сменить. А вот смартфон… Там все контакты личные и рабочие. Если зажмут, дело плохо. Как всё восстанавливать? Он даже номер Дарины не помнил ― просто внёс в память аппарата и всё.
«Дариночка, как же ты там? Думаешь ли обо мне?»
Он долго мучился от боли, от неудобства и мрачных мыслей, пока не забылся тяжёлым сном.
***
Наутро его и товарища развели по кабинетам.
Радим попал к толстой тётке средних лет ― деловитой, спокойной. Такая запросто проведёт все необходимые следственные действия и отправит дело дальше вместе с пережёванной ею очередной жертвой уголовно-процессуальной системы.
– Ну что, допрыгался? ― услышал он вместо приветствия.
Яворский счёл за лучшее промолчать.
Мурыжила тётка его долго и не один день. Всю душу вынула. В результате всех этих неприятных встреч и переживаний за будущее, в отношении него и товарища избрали меру пресечения ― отобрали подписку о невыезде, выражаясь языком уголовно-процессуального права. То есть запретили отлучаться с места жительства. В противном случае могут избрать иную, более жёсткую меру пресечения ― заключение под стражу.
Вещи им вернули в целости и сохранности.
Стали друзья ходить на допросы уже не из камеры, а из дома.
Андрею-то что, он не трудился официально, а вот у Радима на работе сразу начались неприятности. С его мерой пресечения он не мог и думать о служебных командировках. Шеф напряжённо молчал несколько дней, потом вызвал в кабинет и с глазу на глаз сказал без обиняков, что временно отстраняет от руководства отделом, ставит на его место заместителя и отправляет в Прагу. А Радим пока здесь поработает. Но если получит судимость, пусть даже условную, увольнение станет неизбежным.
1
Ну что, Радим, пойдём, посмотрим, интересно же.
2
Что ты, не видел, как дерутся? Или по голове получить хочешь дубинкой?Пойдёшь туда, то и мозги вылететь могут.
3
Да пойдём, посмотрим, что ты испугался, что ли?
4
Ладно, пойдём.