Венец из молний

Гуарин уставился на ведьмака широко раскрытыми светло-зелёными глазами. Он не понимал, воспринять это за оскорбление или шутку, но на всякий случай покраснел…

— Что же это за издевател’ьства, господин в’едьмак? Разве так с им’енами, данными матушкой с баатюшкой делается?

— Делается или нет, когда мне какая тварь будет ногу отгрызать, я скорее умру, чем выговорю «Серафиму» или «Гуа…рена».

— Ваша правда, — вздохнул Гуарин.

Ему совсем не прельщала перспектива быть «Гурей», поэтому он затих, пытаясь придумать сокращение посолидней.

Лошади топтали грязь. Из-за туч, всё никак не решающихся на дождь, вышло солнце. Ветер гнул тонкие деревца и шумел кронами тех, что согнуть не мог. По мнению ведьмака, поход двигался еле-еле — тяжёлые рыцарские лошади замедляли. Несмотря на это, он был приятно удивлен тем, как просчитался: его тайник был, по ощущениям, куда ближе, чем он думал.

Ведьмак притормозил.

— Дальше по бездорожью.

Тройка свернула с протоптанной лошадьми, ботинками, колёсами дороги.

— Марек Яр, — обратился Гуарин к ведьмаку через несколько минут. — Как ок’азалось, что ваши пожитки так далеко от ваас самих?

— Я говорил, что потерял лошадь. Остальное пришлось припрятать, чтобы не тащить до ближайшей деревни.

— Вы сказали, это было неделю назад. А ближ’айшая деревня, как я поонял Бронницы, где мы встр’етились. Неужели вы шли неделю?

— Нет. Где-то дня четыре я валялся в канаве. Отдыхал.

Гуарин охнул. Ведьмак казался ему сегодня не таким дружелюбным, как тогда, в корчме. Хоть и выглядел он здоровее, был какой-то мрачный. Должно быть, не выспался? Рыцарь не стал узнавать, почему отдыхать ведьмаку понадобилось так долго и именно в канаве.

Туссентцы предложили устроить привал в середине дня. Они выбрали лесную поляну у небольшого ручейка и разложились основательней, чем ведьмак обычно раскладывался на ночлег. Бросили монетку.

Гуарин напоил лошадей и занялся сооружением костра, а Серафим, впервые сняв перед ведьмаком шлем и перчатки, уселась под дубом с книгой. По страницам зашуршало перо. Ведьмак, пользуясь случаем, сменил свежую повязку на плече. Рыцари отметили под ней не очень глубокий, но толстый свежий порез, сшитый крайне неаккуратно. Кожа вокруг раны пугающее чернела, но ведьмака это, видно, не заботило.

— Это от чуудища, что убило вашу лошадь?

— Верно.

После перевязки Марек помог Гуарину с костром, и когда тот разгорелся, Серафим поднялась. Положила книжку с принадлежностями в седельную сумку под незаметным взглядом ведьмака. Сняла с лошади баул и принесла к костру.

— Госп’один Марек, пока Серафим сооружает обед, давайте поболтаем о нашем похооде, — предложил Гуарин.

— Не знал, что рыцари умеют готовить.

— Рыцари умеют всё, — гордо заявил Гуарин. — Хотя я вот не умею муз’ицировать…

Он повернулся к Серафим. Она в этот момент разбирала коробочки, не доставая из сумки.

— Уважаемая Серафим, а вы случайно не умеете играать на каком-нибудь инстр’ументе?

Серафим покачала головой, и по щекам ее забили локоны. Она убрала их в пучок. И зажестикулировала, как будто пишет кистью.

— Только рисовать умеете, — озвучил Гуарин, и Серафим кивнула. — Я т’оже.

Ведьмак, со скуки жующий травинку с пушистым хвостом, хмыкнул. Проследил, как в чан на огне льётся масло.

— Раз всё умеете, зачем вам ведьмак?

— Всё умеем, но не всё р’азумеем, уважаемый. О фантомах, вот ничего не раазумеем, ровно как о проклятьях. Кроме того, конечно, что всем изв’естно: первые мертвые, вторые страшные. Вас мы нааняли ради более пр’офессиональных компетеенций по этому поводу.

Серафим закинула на огонь мясо, обильно присыпав яркими специями. Даже на нюх ведьмак не мог их определить — видимо, не знал.

— Ну что же, я готов выслушать ваши истории о проклятиях и привидениях, чтобы выдать первые компетенции.

Гуарин повернулся к Серафим, которая резала над казаном сочные помидоры. Она кивнула, покрутила ладонью параллельно к земле.

— Над р’одом уважаемой Серафим фон д’Амеди навис злой рок, забирающий жизни всех ноовых член’ов семьи, — изрёк Гуарин, сверяя каждое слово с лицом Серафим.

— Младенцы мрут?

— Нет… Суженные. И д’уши их неспокойные застреваают между жизнью и смертью.

— Пытаются связаться?

Гуарин глянул на Серафим. Она, заметно помрачневшая, кидала на сковородку чеснок и травы. Покачала головой отрицательно, потянулась к шее ладонью, будто душа.

— Мне бы хотелось осмотреть место последней смерти.

Серафим снова закачала головой, указала за спину, потом на небо. Солнце в этот момент пряталось за облаками, но она имела ввиду именно его.

— Это в Туссенте, — озвучил Гуарин. — Мы не будем туда возвращат’ься.

— Почему?

Рыцари обменялись взглядами.

— Единственная, кто мож’ет знать о проклятье — многоуважаемая баабушка Серафим, Карина фон д’Амеди. Мы держим путь в старое имеение семьи под Бан Глеан, чтобы проведать её и уз’нать всё из первых уст.

— Тогда я хочу получить описание последней смерти.

Серафим хмурая помешивала в казане будущий обед, уже манящий ароматом жареного мяса и специй. Подсыпала ещё приправ, в запахе которых ведьмак всё же разобрал знакомые: базилик, кориандр, укроп.

— Займёмся этим п’осле обеда, как думаете, уважаемые? — перебил дискомфортную тишину Гуарин.

— Мёртвые никуда не денутся, — согласился ведьмак.

Несмотря на уже роскошный запах, блюдо готовилось ещё не меньше получаса. Серафим то накрывала его крышкой, то кидала туда больше ингредиентов, то подливала воды.

— Офирское блюдо? — спросил Гуарин в сторону повара, на что получил кивок. Зевнул. — Лююбит рыцарь Серафим всё офирское.

Ведьмак, видимо, заразился этим зевком и задремал. А когда проснулся, перед ним уже была поставлена миска, полная пикантно благоухающего «офирского блюда» — не то супа, не то мясной каши. Рыцари довольно уминали свои порции за обе щеки. Марек было присоединился к ним, отправив в рот полную ложку, но замер. Во рту полыхнуло, ударило столбом огня по горлу. Ведьмак покраснел и закашлялся.

— Курва, как… остро… — прохрипел он задыхаясь, заливая пламя водой из бурдюка.

Рыцари неловко переглянулись. Серафим позволила себе отхватить ложкой из миски Марека и попробовать. Пожала плечами. Ведьмак кашлял, шмыгал остатками носа и жалел, что не может прорыдаться.

— Ох…

— Изв’ините, господин ведьмак, — вздохнул Гуарин. — Что-то я не подумал спросиить, как вы относитесь к острой пище…

— Да я то, кхх, нормально отношусь… Но чтобы настолько…

— Позвоольте, пожарю вам простого мяса… — предложил Гуарин.

— Нет, кх, тогда мы отсюда никогда не сдвинемся. Всё… Нормально.

Он откашлялся и пошёл наполнить заново флягу. Сел обратно и начал есть осторожно, стараясь не жевать, как будто это должно было помочь. Обливаясь потом и насморком, что выглядело весьма специфично вкупе с отсутствием носа, выпив литра полтора воды, Марек всё-таки победил свой обед. Тяжело выдохнул. Серафим доедала вторую порцию, и на её лице не было ни грамма страданий ведьмака. Гуарин, хоть и шмыгал носом в процессе, явно не был впечатлён остротой офирской кухни.

После обеда тройка задержалась передохнуть. Серафим достала трубку, набила и закурила. Табак, гвоздика, конопля — принюхался ведьмак. Когда она докурила, путники начали собираться. Марек с кислым видом наблюдал, как рыцари собирают оставшуюся еду.

За весь остальной день и вечер ведьмак не пропустил ни одного куста пижмы: проезжая мимо, он срывал жёлтые плоды, мял в пальцах и отправлял в рот, стараясь не жевать, разнося по округе острый запах. В какой-то момент перестал есть соцветия, но по-прежнему собирал их в складку куртки.

— А у в’едьмаков разве не два меча? — спросил неожиданно Гуарин, наблюдавший за ним всё это время.

Он, конечно, заметил пустые ножны на спине Марека. Поравняться с ведьмаком не мог, так как шли они по лесу цепочкой.