Карты и лезвия

— Ох-х, — протянул он, когда ему показали очередных дректагцев. — Нет, нет, всё впорядке! Я провожу их, тока… Дух переведу.

Караульные, проводник и молодёжь отобедали вместе, дали Вихе отдохнуть полчасика и отправились. Как там наливочка, Торби и Коген проверяли последний раз около часа назад: это беспокоило, и скрывать переживания ни у того, ни у другого не получалось.

— Волнуетесь, а? — хмыкнул чернобородый Виха, седлая мула. — Ничего, ничего, зато как вас теперь семья любить начнёт, ух-ха-ха! Дом не за Горами!

— Не терпится уже… Слушай, а ты с нами докуда? — не очень ловко поинтересовался Коген, ведущий телегу.

— А вот, думаю, до самого Ротертага. Хорошая у вас деревушка, а мне охота отдохнуть. Как раз вас приведу — буду герой. Шучу! Не собираюсь я вашу славу красть, малышня. Или уже не малышня, а, ха-ха?

Торби и Коген несчастно покосились на груз.

— Слушай, Виха, а это правда, что ты королеву вёл по местным перевалам? — поинтересовался Торби, чтобы отогнать мысли об утопленнике в телеге.

Когену показалось, что он слышит глухой кашель.

— Точно! — громко подхватил он, заглушая странные звуки. — Рассказывал нам новости Тоффи, сказал, что Зигрин переправщик с королевой в гвинт пол осени играл*!

— Было дело, братки. Тока не я то был, брат мой от дядьки Габор! Хороший мужик. Раньше вместе молодняк водили… Да тока… Он и слинял с королевкой своей. Уж не знаю, втрескался в неё, что ли… Да вряд ли, великовата.

— А что за королевка-то в Махакаме отрылась?

— Не отрылась, из-под Гор припёрлась с целой армией! Да ток не воевать, а помогать да помощи просить. Королева… Рылии и Рыбии… Но, говорят, без хвоста да пятачка — с ногами и носом. Я уточнял.

— Лирии и Ривии, может? — предположил Торби.

— Точно, королева Мэва! — вспомнил Коген. — Есть она у меня в колоде!

— О-о-о, держись, коллекционер! Гвинтус, говорят, с ней аж три карты новые готовит, так она тут нахозяйничала! Представляете, почистила Грань Бороса и Глубины Давора армией своей, Дальбергов с Гоогами помирила, Кельтуллис угомонила… Правда, мы за ней до сих пор от трупиков человечьих дороги чистим…

Пока Виха смаковал сплетни о королеве Рыбии, Торби с Когеном начали истошно друг другу сигнализировать. Торби предлагал взять что-то в руки и треснуть. Коген яростно отрицал, делал из рук головы дракончиков и беседовал ими друг с другом. Тогда яростно отрицать начинал Торби, показывая, как два кулачка-дракончика летят с пинка далеко вниз, с мула, а потом разбиваются о невидимые скалы…

Стоило уже откровенно фантазирующему Вихе повернуть в их сторону голову, тут же они замирали, улыбались или важно кивали.

— …Вот! И краснолюдов она, говорят, всех, кого ни встретит, в карты обыгрывала на раз-два!

— Быть не может! — наигранно воскликнул Торби.

— Вот и я такой… Как это: какая-то людка и всех в гвинт обыгрывает? Люды ж вообще играть не умеют да правил не знают… А тока все, кого не спроси, все в один голос: уложила их эта Мева с пары партий!

— Ух, что за…

— Слушай, а как она вообще на Гору забралась? Людам же нельзя.

— А ей от старосты Гоога перстень достался. Через какого-то там королька, который когда-то там чем-то там заслужил. Гоог тоже было обалдел, но правила есть правила, все писаные.

— Интересно, а что бывает с людом, который без правил в Махакам проберётся? — невзначай спросил Коген.

— Ой, ха-ха, а мы таких людов по два года после Фестиваля по сусекам собираем… Ничего хорошего с ними не бывает. Всех, кто в сосульки не успел превратиться — тех по бочкам и с Горы, в сторону дома, ха-ха! Да и сосульки туда же.

Дректагцы кисло засмеялись вместе с Вихой. Так ни к чему и не придя, они следовали за Зигрином в долину, слушая новости, рассказывая свои. Ни тому, ни другому не было дела до открывающихся пейзажей: заснеженных лесов, ледяных гор, зеленеющих низин где-то в резких уступах… Не было даже времени осознать, как они скучали по этим скромным, но только на первый взгляд видам — заспиртованный в бочке недолюдь занимал куда больше внимания.

Коген, глядя на хищный взгляд Торби в затылок проводнику, решил действовать.

— Слушай, Виха… А вот ты… Ты бы что сделал, если б узнал, что весь твой род проклят?

Виха как-то напрягся, а Коген продолжил под панические жесты Торби остановиться:

— Ну, если бы например… Все в Махакаме бы вдруг решили, что Зигрины — страшные злодеи… И что ты злодей в том числе. Но ты бы, вот, знал, что это всё неправда и грязная ложь… Ты бы, вот, что сделал?

Виха побледнел. Неужели… неужели знает Махакам о грехе Зигринов? Или знает клан Грантов?

— Виха?

— А. Я… я бы… всем показал, что это неправда!

— Вот и я так думаю, — протянул Коген.

Виха уставился на него, пытаясь отыскать на лице насмешку или вызов, но лицо это было по-братски и по-дестски озабоченным.

— А ты бы решился другому нелюдю помочь, если б он в такую ситуацию угодил?

Торби, уже весь красный, кусал губы, слушая эти издевательства.

— Что за странные вопросы!

— Ну ответь! Я бы помог. Это же целая жизнь на кону… А то и не одна, всех друзей и родных!

— Да, я бы… помог…

— А ты бы решился ради этого правила нарушать?

— Так, Грант! Барбегаза мне в арсе! Что за вопросы?! Давай уже, выдавай всё, что имеешь!

Виха остановил мула, Коген повозку. Торби издал какой-то жалобный вздох. Может, не поздно ещё дать по башке славному Зигрину?..

— Выдаю, Виха: в бочке у нас сидит такой нелюдь.

Торби схватился за лицо. Коген и сам хотел, но окаменел. Он уже пошёл напролом, а значит, надо было ломиться дальше.

— Чего?

— Ведьмак с истерзанным прошлым, понимаешь? — процитировал Коген пьяного Марека с их первой встречи. — Нависла над его именем страшная клевета, и всё из-за Гвинтуса. А мы везём его исправить чужую ошибку.

Повисла тишина.

Виха пытался понять, издеваются ли над ним. Покрасневшие дректагцы думали, что оглохнут от собственных сердец.

— Вы… провезли в Махакам… ведьмака?

Коген рвано кивнул. Дышать и двигаться ему было сложно.

— И он… сидит в бочке?

Ещё один, ещё более кривой кивок.

— И как долго… он у вас там сидит?

— По-моему, смертельно долго.

— Курва мать, быстрей доставать!

Три краснолюда бросились к бочкам. Торби постучал.

— Марёк?

— Ведьмарик?!

Ответа не следовало. Виха бил себя по щекам, но не просыпался.

— Вскрываем, млять! — крикнул он.

Краснолюды сняли бочку с телеги, содрали плохо сидящее на её краю кольцо и принялись ковырять днище. Они не видели, что оно всё ещё, хоть и очень слабо, и очень редко, поблескивало магическим светом. Ничего не выходило.

— Он же это говно заколдовал! — воскликнул Торби.

— Так, мать вашу!

Виха схватился за топор на поясе и занёс над бочкой.

Никто не слышал, как три секунды назад очень слабо и тихо в бочке прохрипели: «ошойси». Даже ведьмак этого слова своего не услышал, но одеревеневшие пальцы уже были сложены.

Бочка скрипнула жалобно и взорвалась. Винный столб поднялся в воздух вместе с подлетевшим Вихой. Торби окатило вином с щепками, Когена сбило куском доски.

Марек уже не чувствовал, как ударился со всей силы Аарда о землю.

— А-А-А-А! — слышал Махакам недолгий вопль летящего краснолюда, пока его не заткнул сугроб.

Дректагцы подскочили к скрюченному Мареку. Торби ударил его по груди, ещё раз, ещё. Коген вдохнул в него воздуха, ещё раз, ещё, пока рот ведьмака не наполнился жидкостью. Краснолюды перевернули Яра, а он закашлялся на снег бордовыми разводами. Выглядело страшно, пахло пряно.

— Панна Лифия… реально ведьмак, — застонал Виха, ковыляя к спасателям. До него, матерящегося последние несколько секунд из сугроба, дела никому сейчас не было.

Марек отплевался вином. Цвета он был не человечьего, даже не ведьмачьего — утопского. Попытался разогнуться, но не получилось, конечности не слушались. Его подняли и распрямили краснолюдские руки, и из пустой глазницы прямо в лицо Когену вылилось вино.