Страница 3 из 40
– Не ночевал дома, – рассказывала Татьяна своей подруге. – Как мне это все надоело…
Я сделал шаг вперед и оказался у нее за спиной. Она дернула плечами и обвернулась. Я увидел ее воспаленные глаза и подумал:
– Плохо спала – плакала…
Сколько боли и страданий я причинил этому человеку, этой женщине, которую когда-то любил. Мне захотелось пожалеть ее и успокоить. Я протянул руки, а они прошли сквозь нее, причинив ей только страдание. Она вздрогнула и, отшатнувшись от меня, заплакала.
– Я больше так не могу, с ним что-то случилось!
– Да брось ты убиваться! – Успокаивала ее подруга.
– Небось у бабы какой-нибудь зависает. Знаю я этих мужиков – проходили. И хватит рыдать, Татьяна! Люди смотрят…
Жена стала вытирать слезы, а посетители с недоумением посматривали на нее. Я тоже покинул это место, потому что мое присутствие здесь только усугубляло тревогу и наводило страх. Моя беспомощность раздражала меня, и я поднялся в небо, от куда еще слышал плаксивые причитания Татьяны. Это гнало меня прочь, но и высоко от земли, голос жены долетал до моего сознания.
* * *
Пролетая над городским сквером, я вдруг вспомнил о своем грешном теле, оставленном на безлюдной аллее парка. Сбавив скорость полета, я быстро нашел его на траве у красного куста. Здесь уже собралась небольшая группа людей, и я опустился на место, где совсем недавно стал жертвой убийства.
Народ обсуждал происшествие, а я посмотрел на убитого. Молодой мужчина лежал на боку в какой-то необычной позе. Его ноги застыли в полушаге и казалось, что даже лежа он продолжал свое движение. Руки были широко раскинуты по сторонам, а пальцы, собранные в кулак, сжимали горстки пожелтевшей травы. Голова лежала затылком на земле, а глаза смотрели в небо.
– Впечатляет! – Цинично пошутил я и нагнулся к своему телу, чтобы поправить челку на его лице.
Рука бесполезно трогала воздух, а покойник вдруг подмигнул мне левым глазом и выпустил струйку крови из-под своих посиневших губ. Я отскочил на безопасное расстояние, а подошедший полицейский накрыл мое тело какой-то промасленной тряпкой.
Рассматривая место происшествия, я заявил:
– В общем и неплохо… Я убит, а не умер от наркотиков или водки. Я не валяюсь в канализационном люке, а лежу на аллее сада у людей на виду. В общем сойдет! – Сделал я заключение и почему-то вспомнил телерепортаж с городского кладбища.
Как-то вечеров в новостях показывали его малоизвестную часть, где были захоронены безымянные люди; бомжи или тела, не нашедшие своего имени. Кому-то из журналистов удалось сделать уникальную съемку, как бросали этих бедных людей в неглубокие ямы, без гробов, и не всегда в полиэтиленовых мешках. Как бездомные собаки отрывали из могил трупы и пожирали покойников.
– Да-а!.. Не хотел бы я так… – Подумал я и заметил, как у моего тела шло активное обсуждение происшествия.
Звучали высказывания о бандитском беспределе, о бездействии властей и о том, что я стал жертвой этого беспорядка. Мне было приятно участие этих незнакомых людей в разбирательстве данного происшествии. Они жалели меня и, совсем не зная меня, прощали мне все мои грехи и прегрешения.
– А ведь я далеко не безгрешный человек и очень может быть, что не заслуживаю такого быстрого прощения. Многим людям я причинил боль и страдания. – С грустью сознавал я. – И среди них были близкие и даже родные мне люди.
Сирена спецмашины прервала мои размышления, и я заметил, как у моего тела продолжались дебаты. Высказывались версии убийства, и свидетели сообщали о выстрелах на аллеях сквера.
– Надо же, даже стреляли… – Ухмыльнулся я.
Я не придавал этому особого значения, а наблюдал, как санитары бесцеремонно забросили мое тело в машину и, громко хлопнув дверью, уехали прочь. Толпа не расходилась, а сотрудники полиции опрашивали свидетелей и обыскивали место происшествия. Я потерял интерес к происходящему, а непонятная тревога наполняла мою душу. Оставаться здесь не было никакого желания, и я покинул это место с тяжелой мыслью о будущем. Мне было страшно представить, что будет с моими родителями, когда они узнают о моей смерти. И я, поднявшись к облакам, искал спасения в небе.
Мысли мои спутались и это было заметно по моему перемещению в пространстве. Страх перед предстоящей расплатой мучил меня и не давал осмыслить, и осознать мое новое положение.
Я не знал, что мне еще предстояло испытать в этом новом мире, но одно я уже знал точно – то, о чем говорили умные люди на земле – случилось, то, над чем мы частенько посмеивались – есть.
Здесь была совсем другая жизнь, неизвестная для человечества. Теперь я уже понимал, что мне предстояла встреча с Ним, с Тем, о ком мы частенько забывали на земле.
К вечеру этого дня я по чьей-то воле оказался на пороге квартиры, где проживали мои родители. Чуть помедлив, я осторожно прошел сквозь двери, но замок предательски щелкнул, и я услышал, как в дальней комнате раздались голоса. Я продвинулся вперед и в большой комнате квартиры нашел своих родителей, сидевших у телевизора.
– Дверь хлопнула. – Произнесла мать, когда я появился зале.
Она посмотрела в мою сторону, а отец ответил:
– Да нет, тебе показалось.
– Пойду посмотрю. – Не успокаивалась мать и поднялась с кресла.
Сделав два шага, она остановилась передо мной, и я увидел, как ее глаза испуганно, что-то искали перед собой.
– Ну и чего? – Спросил отец, наблюдавший за нами.
Мать вернулась на место и со вздохом сказала:
– Душа разрывается, а тут еще и сон плохой видела…
Отец, как-то безучастно промолчал, а она продолжила:
– И телефон молчит целый день. Я позвоню, Паша?
– Я уже звонил. Не ночевал дома и сейчас его нет, ни дома, ни на работе. – Как-то равнодушно сообщил отец и мне стало немного обидно за его холодное осуждение.
Но когда он потянулся к тумбочке за валидолом, обида сразу прошла, и я подумал:
– Они еще ничего не знают.
Я представил картину, когда откроется причина моего исчезновения. Мне стало невыносимо больно. Боль моя увеличивалась от того, что я не мог им помочь и утешить. Моя беспомощность раздражала меня, и я в отчаянии резко ударил по межкомнатной двери. Не ощутив с ней контакта, я заметил, что она все же стукнулась о стену комнаты и стекло в ней жалобно задребезжало. Я удивился, а родители, испугавшись, одновременно посмотрели на меня.
– Это что? – Тихо спросила мать.
– Сквозняк?! – Пожимая плечами, предположил отец.
– Сквозняк? Откуда?
Она тяжело вздохнула, и сказала:
– Душа разрывается, я позвоню Вите?
– Позвони. – Согласился отец и безнадежно махнул рукой.
С тяжестью и болью я покидал родительский дом. Я был виноват перед ними в том, что часто забывал о них и не уделял должного внимания. Я забывал о том, что для них я всегда оставался ребенком, которого они любили и боялись потерять.
«И не дай мне Бог пережить своих детей», – часто говорил отец, когда дело доходило до выяснения отношений.
Теперь все это было в прошлом, которого вернуть было невозможно. От этих мыслей я выскочил из квартиры и проскакивая каменные стены строения, понесся по городу.
Долго и бесцельно я метался по его улицам, заглядывая к знакомым и друзьям. Но вдруг я вспомнил о своем бренном теле и это заставило меня вернуться к нему. Я нашел его в городском морге. Оно лежало на большом столе и было безжалостно разрезано от шеи до самого паха. Рядом лежали внутренности; сердце, легкие, печень и другие органы. Меня удивляло то, как эта окровавленная, переплетенная между собой масса давала телу движение, форму, цвет и красоту.
Мои рассуждения прервал вошедший мужчина. Он был в резиновом фартуке, надетом поверх темного халата и в белых медицинских перчатках. Это был врач, без особого труда, догадался я. И хотя не только его вид, но и действия, напоминали мне работу мясника, он все же оставался врачом патологоанатомом. Он бесцеремонно набивал мое тело внутренностями, насвистывая какую-то веселую мелодию себе под нос. Его небрежность в работе меня раздражала и когда он упустил мое сердце на кафельный пол, то у меня что-то больно кольнуло внутри. Я дернулся в сторону и, проскочив стену, очутился в другом помещении. Здесь, в небольшой комнате со слабым освещением, на стеллажах лежало несколько голых тел, приготовленных для вскрытия. В сизом тумане, расстилающемся над покойниками, было трудно разглядеть умерших, но я, наткнувшись на каталку у самой двери комнаты, заметил бледное лицо девушки. Это была совсем юная девочка с красивым лицом. На вид ей было лет шестнадцать – семнадцать и ее молодое тело не имело никаких видимых повреждений. Она лежала, как живая и только холодная белизна ее лица, и посиневшие губы, говорили о том, что жизнь оставило это тело.