Страница 5 из 6
Глава 5. Ещё один прекрасный день для борьбы
Я выпил таблетки, сверх дозы, чтобы быстрее уснуть, но не мог уснуть ещё около трёх часов. Наверное, всё-таки иногда надо соблюдать дозировку, или вовсе отказаться от этих химических костылей. Ближе к утру я, конечно же, отключился, и мне даже успел присниться сон, настолько короткий и ослепительно яркий, что еле запомнил его: вспышки в конце туннеля; символично, правда? Надеюсь, что в конце этого туннеля меня ждут ответы, а не очередные вопросы о том, куда он ведёт, откуда, и кто вообще его построил? До сих пор мной владеет фон тревожности. О чём я тревожусь, для чего? Как выбросить эти помехи из сердца и головы? Как начать жить, а не вечно стремиться сесть туда, где вокруг тебя всё расцветёт, всё идеально, полная гармония, радость и отсутствие всяких печалей. Осточертела погоня за безмятежностью и то, как она мне необходима, в то время как мозг не может принять одну простую истину: безмятежность – невозможна; она лишь единичные мгновения в череде волнений, беспорядков и распорядков. Ещё один вопрос мучал меня больше – что я буду делать, когда проснусь, и во имя чего? И должен ли я что-то делать? Должен ли я просыпаться после такой нещадной бессонницы? О, лучше не ставить такие Шекспировские вопросы! Мне как-то сказали, что они до добра не доведут. Я должен проснуться и что-то делать, потому что я ещё жив, а там – неисповедимы пути Господни.
Новый день раздавил меня. Зажевал, как плёнку аудиокассеты, на которой когда-то были записаны старые добрые песни. И дело не только в погоде. Уже стал привыкать к серо-голубоватому, вялотекущему небу, и нижайшему давлению. Солнце еле пробивается. В сердце зависло беспокойство. Кричу себе «прорвёмся!», но куда? Позади – пустота, а впереди её коварное эхо, посерединке я, вдавленный в кровать и срывающийся с неё, чтобы вспомнить, что ещё живой… Я опять никуда не вышел, опасное состояние. Стоит мне не выйти более трёх дней, тело сковывает комнатный паралич. С другой стороны, не знаешь, где найдёшь. Может, иногда имеет смысл никуда не выходить, лежать в кровати и созерцать потолок, практиковать буддизм? Откуда мне знать. Ох, я бы предпочёл быть просто в депрессии, чем во всём этом. Жив ли я вообще? И что это такое, быть живым? Краски моих чувств померкли после болезни. Я всё ещё такой же человек, но всё понемногу во мне на стадии, как бы отмирания, словно я проекция себя живого до коронавируса. Умирание в миниатюре. Ничего уже не может быть прежним. Самое время посмотреть «Ночь живых мертвецов». Да, ещё одна актуальная шутка, но не смешно, когда это касается тебя. Когда смерть была так близко и не спрашивала, готов ли ты всё бросить и покинуть этот мир. Теперь я бы покинул его, но остался жив. Большинство окружающих тоже не горят жизнью. Ходят, как проекции себя живых, но где-то в других местах и времени. В их глазах нет света, и боишься даже просто подойти, спросить «сколько времени?». Кажется, что уже нисколько, ни у меня, ни у них. Всё упущено за праздными днями. Все потеряли свои жизни, но бояться в этом признаться. Я их понимаю, ибо сам до сих пор не хочу это принимать, ищу оправдания, прячусь в комнате, которая, кажется, скоро примет форму моего невротического дыханья, и сожрёт меня.
Как ни странно, я вижу выход в себе и окружающих. Все люди прекрасны, просто кто-то на время теряет связь со своими чувствами. От этого они не могу воспринимать окружающих; проживают в своих замках и не понимают, где же она, та радость жизни, что нам обещали в детстве? Вот почему говорят, что важно сохранить в себе ребёнка и обещания, данные в детстве – мечты полететь в космос, желание стать супер-героем. То есть стать и оставаться просто человеком, чувствующим этот, прекрасно-пугающий своей неизведанностью, мир.
Я устал разделять бесконечную печаль. Эта ловушка образовалась во мне, во мне она и исчезнет. Это мой мозг, и я не позволю ему уничтожить мою жизнь! Я даже придумал экстремальный метод на случай, если совсем придавит: глубокий вдох, и на медленном выдохе повторять «я буду работать над этим, я буду работать над этим», пока воздух не закончится. Не думать о деструктивах, программировать сознание на решение проблемы, на то, что оно принадлежит мне, а не я ему. Это же так просто; а сколько сложностей можно преодолеть, не обращаясь к туманным таблеткам и специалистам! Надо по миллиметру отвоёвывать своё спокойствие. Да, ноги и руки трясутся, но я принадлежу ещё себе, и мне решать, куда подует ветер моей жизни – звучит, конечно, шаблонно и сверхлирично, но это правда, до которой надо ещё долго и мучительно копать в себе, чтобы понять.
День пролетел глыбой, незаметно, несколько раз сбив с ног, отдав на съедение дивану, оставив много размышлений обо всём и ни о чём. Для счастья человеку, правда, нужен человек. Но чтобы понять это, надо оказаться в беспощадном одиночестве, которое испытываешь, даже находясь среди людей, с открытыми глазами, но с закрытым сердцем. Здесь не может быть полумеров: либо ты живой, либо просто проекция себя, передвигающаяся в пространстве, тратя время… Я пойду спать, и попробую проснуться в себе новом, чувствующим, а не делающим вид. На пороге новой жизни, а не грёз о развалинах несуществующего мира. И если Вы не увидите продолжения этой истории, то у меня немного получилось. Но, возможно, я начну и продолжу писать какую-нибудь другую книгу. Берегите себя и своих близких. Жизнь прекрасна, если Вы позволяете ей быть. До новых встреч, на новых страницах.
Глава 6. Ничего не изменилось, но поменялось всё
Ничего не вышло, хорошего. Так бывает. Прошло несколько недель с моего предвкушённого восторга новой жизни, на новых страницах, но книга оказалась глубже моих страхов. Ко всему прочему одолела психогенная икота. Название прикольное, но состояние адское. Будто кто-то вставил раскалённый прут тебе в лёгкие и поворачивает с разной скоростью в зависимости от времени суток. Я не могу играть на инструменте, не могу сесть и успокоиться или посмотреть телевизор, почитать, да хоть что-нибудь сделать с этим миром. Вот так, очередной сюрприз от тела, которое, кажется, мне уже не принадлежит. И не спрашивайте, как же я в таком состоянии ещё что-то пишу. Удивительно, но во время письма промежутки между спазмами увеличиваются и у меня есть время подумать; буквально как существовать дальше, дальше этого предложения, страницы и т.д. В остальном же мне просто надо лежать в кровати и делать вид, что меня нет, чтобы не беспокоить окружающих своим иканием. Забавно, всякое лежание в кровати стремится к тому, чтобы встать и начать что-то делать, а «что-то делание» наоборот, закончить все дела и отдаться постели. Думаю, самое практичная сфера деятельности для человека – это постоянно лежать и размышлять, отвлекаясь разве что на приём пищи и уборную. В моём случае и это не сработает, т.е. каждый икотный спазм сбивает все цепочки мысли. Я был у врача, психиатра и невролога, оптимизм первого и экспресс-забота второго меня сомнительно воодушевили, хоть я и осознаю, что они не понимают, что со мной происходит. Ммм, временное утешенье, как бальзам на раскалённую диафрагму. Мне хотелось прокричать им в лицо, что всё намного сложнее и страшнее; что мне нужна комплексная диагностика, и не в этом городе, и не методом тыка в тёмной комнате. Я чувствую, как тело разрушается по неделям, а ведь мне всего 32 года. Нет, я не боюсь смерти или оказаться в ещё более болезненном состоянии. Мне просто осточертела эта видимость работы системы здравоохранения. Какого мать его хранения! Когда даже больничные коридоры осыпаются на твою голову, и стыдно почему-то тебе, а нет, кто за это отвечает… А это ещё кто? – звонок в дверь.
– Ох, Эд, это ты… сейчас не лучшее время для встречи.
– Но мы уже встретились, так что я всё понимаю, можно просто зайду на пару минут?
– Знаю я твои пару минут, хе-хе-хе, вот развеселил под начало дня! – закрывает дверь и проводит гостя на кухню. – А позвонить не мог?