Страница 3 из 12
Пьяному отцу вообще не было необходимости трудиться и придумывать повод для того, чтобы начать компенсировать свои скрытые комплексы за счет своих же жены и детей. Он просто ни с того, ни с сего подходил и задавал вопрос, «И что?», источая отвратительную вонь перегара. Правильного ответа не было, поэтому все понимали, к чему все идет. Все осознавали неотвратимость действий, последующих за этим вопросом. Но отец любил не только «расслабляться», но и готовить. Он не терпел вмешательств женщин в сам процесс, если сам брался за это дело. Все в нашей семье были в восторге от его кулинарных способностей. Он решил порадовать нас котлетами собственного приготовления. В то время у нас не было электрической мясорубки. Кроме продуктов, отец взял в магазине «для настроения» пару бутылок напитка для взрослых. Пока готовил, приговорил одну из них. Я помогал ему на кухне. В общем строили мужской кулинарный клуб. Пришел черед делать фарш. Я крутил ручку мясорубки, он нарезал все ингредиенты и засовывал в нее. Я кручу, он проталкивает своими пальцами, мясорубка издает обычный чавкающий звук, перемалывая все, что в нее запихивают. Вдруг отец замирает, глаза его стекленеют, он отталкивает меня от аппарата, я падаю на пол и не понимаю, чего я такого сделал. «Опять начал буянить.», подумал я. Он начинает крутить ручку в обратную сторону и достает свой палец, перемолотый по первую фалангу. То есть палец, как палец, только на конце, вместо ногтя, бахрома из мяса. Его мяса вперемешку с животным. Кровь льется ручьем прямо в миску с готовым фаршем. Я как сидел на полу, так и остался на том же месте. Как загипнотизированный, не отрываясь, наблюдал за его рукой. Я не мог отвести свой взгляд в сторону. Он позвал маму. Ну как позвал, заорал благим матом, чтобы она быстро бежала на кухню. Прибежала жена, всплеснула руками, начала причитать и ругаться, забегала растерянная по квартире. Замотала полотенцем руку отца, и они ушли в клинику. Котлет нам так и не довелось поесть. Мы не стали отдавать этот фарш дворовым собакам, просто выбросили на помойку. Еще не хватало, чтобы у нас во дворе бегали собаки, отведавшие человеческой плоти.
Когда я ходил в детский сад, я просто грезил школой. Наверное, это случалось с каждым ребенком. И вот наконец я пошел в первый класс. В честь этого отец сделал мне шикарный подарок. Он подарил мне учебный стол и кресло, изготовленные своими руками. «Все для того, чтобы ты учился.», сказал он. Отец смастерил этот гарнитур из белых панелей ДСП и расписал их красками. До сих пор помню цветастого попугая на спинке кресла. Я был в восторге. Я готов был целыми днями сидеть на нем, читать, рисовать и играть. Мне не нужно было искать предлог, чтобы воспользоваться подарком. Отец отлично рисовал…точнее не рисовал, а срисовывал, так он сам говорил. Он мог скопировать любое изображение, которое находилось перед ним. Он решил сделать ремонт в детской комнате, поклеил обои изнанкой наружу и стал их разрисовывать гуашью. Это было очень красиво. У нас в детской комнате «росли» пальмы, кактусы, разнообразные цветы на любой вкус и цвет, он даже траву вместо плинтуса нарисовал по всему периметру комнаты. В нашей комнате «жили» львенок из мультика, тропические птицы и множество других экзотических животных, изображения которых он смог найти. Это было просто великолепно. Но отец не остановился только на стенах и разрисовал потолок. На потолке были облака и парящие среди них птицы. Это было потрясающе, такой шикарной детской я нигде не видел. Я обожал смотреть на потолок перед сном и представлять, что лечу вместе с этими пернатыми. У нас с Ритой была двуярусная кровать и я спал на втором этаже. Это создавало дополнительный эффект. Все это было очень красиво, но, так как нарисовано гуашью, для детской не совсем надежно. Когда меня ставили в угол за провинность, я стоял, смачивал свой палец слюной и размазывал рисунок, который находился в этом углу, а там находился Гарфилд, изображенный с меня ростом. Нос у Гарфилда с каждым разом становился все больше и больше. За это я получал по своей филейной части и опять стоял в углу. Получался порочный круг какой-то. Нашу радость от обновленной детской комнаты перебило известие о том, что у мамы обнаружили несколько раковых опухолей. Когда мама легла в больницу, отец присматривал за детьми. Получалось у него не всегда хорошо, так как иногда он просто оставлял Риту со мной дома, а сам отправлялся «в магазин» и возвращался через пару дней. Но иногда он наоборот был эталоном примерного отца, посвящая нам все свое свободное время. Мы часто с ним ходили навещать маму. Я тогда не совсем понимал почему она не дома, но это не мешало мне скучать по ней и осознавать, что в больницу попадают не от хорошего здоровья. Ей сделали ряд операций, удалив все опухоли, но, на всякий случай, прописали еще химиотерапию. Родители решили, что операции достаточно. И действительно, со временем оказалось, что врачи просто хотели перестраховаться, так как у мамы, при повторных тестах, ничего не выявили.
Отец, как и мама, всегда старался заработать деньги, как мог, чтобы прокормить семью. В основном это была работа на стройке. Как-то ему предложили работу и пообещали очень хорошую зарплату, но нужно было уехать в Ленобласть и жить в вагончике, оставив семью. Была зима, слишком холодно для простого вагончика, но он согласился. Когда он позвонил, спустя несколько месяцев, и сказал, что возвращается, я обрадовался и пошел его встречать. Мама работала, у Риты были свои дела, так что я отправился один. Несмотря ни на что, в детстве я скучал, когда отца долго не было дома. Добравшись до станции, я вышел на платформу. Там было скользко, поэтому я держался подальше от края, но из-за большой толпы народа, скопившегося в ожидании поезда, я ничего не мог увидеть. Когда я услышал, что подъезжает поезд, я стал пробираться поближе к краю, чтобы не пропустить отца. Проходя мимо двух мужчин, которые что-то очень громко обсуждали или ссорились, я не обратил внимание на то, о чем они говорили. Я мельком окинул их своим взглядом и отошел подальше от этой пары. Поезд приближался. После того, как первый вагон на большой скорости приблизился к станции, я услышал сначала крик мужчины, а потом и вопль ужаса окружающих людей. В одно мгновение поезд подъехал и остановился, я обернулся на крики, посмотреть, что случилось. Люди расступились от края перрона, некоторые зеваки смотрели под поезд и показывали туда пальцами. Кто-то кричал, призывая на помощь, кто-то просто стонал в ужасе. Я поддался любопытству. Посмотрел с края платформы в том направлении, куда указывали зеваки и увидел одного из тех двух мужчин. Только сейчас он не кричал и вообще ни издавал ни звука. Находясь под поездом, просто молча вертел головой во все стороны, словно что-то искал. Вместо его левой ноги была одна зияющая рана. Как будто кто-то сделал разрез вдоль его конечности. Люди начали спрыгивать с перрона, залезая под поезд, в попытках хоть как-то помочь ему. Некоторые хотели его достать оттуда, но у них ничего не получалось, так как сам незнакомец, при малейшем прикосновении орал, чтобы его не трогали и сопротивлялся, как мог. Двигаться у него желания не было совсем. Через непродолжительное время пострадавший обмяк, перестал сопротивляться и затих, голова его повисла и просто болталась пока его вытаскивали из ловушки. Не знаю, что случилось с этим мужчиной дальше, как его выносили, я уже не видел. Отец так и не приехал в тот день. Он опять загулял, решив отметить большую получку. А мы очень ждали его. Маме было сложно справляться со всем одной. Она работала продавцом в продуктовом магазине и только это нас спасало. В девяностые зарплату постоянно задерживали. В счет зарплаты разрешали брать товар.
Отец, когда был трезв и в хорошем настроении, проводил свободное время с семьей. Он веселил нас, прокручивая видеофильмы на старом проекторе, озвучивая их так, что мы смеялись до коликов. Рассказывал смешные истории, не знаю, придумывал их или брал из жизни. Смеялись все, и мама, и Рита, и я. По его лицу было видно, что он сам доволен. Читал нам книжки на ночь, играл в настольные и подвижные игры. Временами мы носились, как угорелые, то он за нами, то мы за ним. Мы любили кататься на нем. Обхватишь его ногу, сядешь на ступню, он идет, поднимая тебя, а ты представляешь, что ты на ноге Гулливера. Устраивал семейные вечера, делая для нас с Ритой крепость из подушек, а сам с мамой сидел на диване обнявшись. В такие моменты отец был совершенно другим человеком. Я очень любил эти мгновения. Казалось, что вокруг нас стоит огромный забор, а все невзгоды остались по другую сторону ограды и никак не могут просочиться к нам. Из-за подобных сюжетов нашей жизни я очень люблю ночной город – это тоже позитивные ассоциации с тех времен. Мне нравится, как желтый свет фонарей падает на листву, как будто деревья нарисовал художник со своим необычным видением вещей. А зимой этот свет отражается от поверхности сугробов, превращая их в золотые горы, в которые можно нырнуть, как это делает Скрудж Макдак в своем хранилище. Ночной город, освещенный таким успокаивающим желтым светом фонарей, мне казался волшебным. Как-то раз во время ночной прогулки, мы с папой побежали, нарвали цветов с клумбы школы, где мы с Ритой учились, и принесли нашим родным женщинам. Для меня это было целое приключение, ведь мы нарушали общественный порядок. Во тьме ночной прокрались на территорию школы, дошли до клумбы, которая находилась в центре открытого пространства перед входом в учебное заведение. Наверное это были самые ароматные цветы в моей жизни, которые я только дарил кому-либо.