Царица Синдов

– Тиргатао, – позвала Ганира и усмехнулась, когда девчонка вскинулась со своего травяного ложа, осоловело зыркая глазами. – Успокойся, это всего лишь я, старая провидица Ганира.

– Что тебе нужно? – девушка устало опустилась обратно на траву. Недолгий сон принёс больше усталости намученному телу, чем ожидаемого отдыха.

– Надень, – женщина протянула ей тряпичный свёрток, который до этого держала в руках.

– Что это? – Тиргатао развернула свёрток. Это оказалось некрашеное льняное платье. – Зачем?

– Он скоро проснётся, – Ганира кивнула головой на мужчину, – тебе буде легче ухаживать за ним.

Как старуха узнала, что Тиргатао была на грани того, чтобы сбросить ненавистные кожаные одежды и остаться голышом, для девушки осталось загадкой. Но нежданную помощь она приняла.

Хоть и не смогли застывшие, будто камень, губы вымолвить слова благодарности.

Уже в который раз за этот долгий день Тиргатао в сопровождении верной Арры отправилась купаться. Она натёрла илом штаны и рубашку, тщательно прополоскала и аккуратно развесила на прибрежных кустах. А сама легла на мелководье, блаженно позволив течению омывать её тело.

Отец рассказывал, как в старые времена, когда савроматы ещё кочевали в степи, иногда по многу дней не встречали они большой воды. Драгоценной влаги хватало лишь на то, чтобы напоить лошадей и скот, и приготовить пищу людям. Мыть тело водой считалось большой глупостью. Пот счищали с себя травой, которая является настоящим степным морем. А сильный запах позволяет узнать крадущегося в ночи врага.

Тиргатао смеялась, когда Багос рассказывал такие глупые сказки, и кричала: «Фу-у!». Ну как можно человеку не мыться? Сейчас почти в каждом дворе Городища была своя мыльня, и даже умерших обмывали водой, прежде чем предать земле.

Тиргатао с сожалением вышла на берег, потянулась, чтобы размять затёкшие мышцы, отжала свои красивые длинные волосы, которые были тёмными и слегка вились, как и у её матери.

Одежда была ещё мокрой, поэтому чуть посомневавшись, скептически оглядев платье и не найдя в нём какого-либо подвоха, девушка натянула подарок на себя. Натёршие ноги сапожки она тоже не стала надевать и пошла к лагерю босиком.

Раненый наконец проснулся и хриплым голосом попросил воды. Ганира принесла ему настоя трав и помогла приподняться. Пока он жадно пил, женщина пристально разглядывала гривну[3] на его шее.

Обруч был массивным, его концы спереди венчались змеиными головами, которые держали подвеску в виде головы быка. При взгляде на это украшение в памяти шевелились смутные воспоминания, отказывавшиеся всплывать на поверхность.

Мужчина всё ещё был слаб, но на щёки возвращался румянец, а взгляд был осмысленным.

– Где девушка? – был первый его вопрос.

– Скоро придёт. Лежи пока.

Ганира помогла ему принять полусидячее положение, прислонив спиной к дереву. Когда женщина уже собралась подняться и отойти, из зарослей вышла Тиргатао. Ганира глядела на неё одобрительно, платье подчеркнуло изгибы девичьей фигуры, а распущенные мокрые волосы придавали образу хрупкости. Эллин же смотрел на неё во все глаза, даже слегка приоткрыв рот, будто узрел мимолётное видение, что является во снах и грёзах. По тому, как он смотрел на девушку, Ганира засомневалась, что он является ей хотя бы женихом. Слишком неподдельным было его удивление, слишком явным восхищение её красотой, которое неизменно должно было потускнеть с течением времени. Он не знаком с девчонкой, сделала вывод мудрая женщина.

Так зачем же она спасала этого мужчину?

И кто он, носящий гривну правителя эллинской колонии?

Тиргатао, заметив пристальное внимание незнакомца, смутилась. Она, конечно, привыкла к одобрительным мужским взглядам, провожавшим её на улицах Городища или на охоте. Но ни один из меотских воинов не заставлял её сердце забиться чаще, а щёки покрыться румянцем. Девушка волновалась и не могла понять почему.

– Здравствуй, эллин, – сказала она, приблизившись.

– Я не эллин, я синд, – ответил он, не отрывая от неё взгляда.

– Если ты из меотского племени, то почему носишь греческую одежду и стрижёшь волосы?

– Это долгая история…

– Что ж, я очень люблю послушать долгие истории после ужина.

Ганира молча смотрела на них и думала, что вот оно, то самое начало пути, ступив на который уже невозможно свернуть. Сейчас и здесь зарождается чувство, в силах которого либо соединить мужчину и женщину, либо разбить им сердца.

– Может быть, вы всё-таки покормите меня, я голоден как шакал, – синд первым нарушил установившуюся тишину.

– Да, конечно, – засуетилась Тиргатао, смутившись ещё больше, ведь она даже не подумала, что вместе с кровью он потерял много сил, и теперь их нужно восстановить сытной пищей.

Ганира что-то пробурчала про посуду и отправилась в свою избушку.

Тиргатао же, чувствуя спиной пристальный, изучающий взгляд незнакомца, и боясь повернуться, чтобы проверить это волнующее ощущение, ворошила остывающие угли костра, покрытые серым налётом пепла. Девушка решила сразу запечь всю свою утреннюю добычу, потому что уже не рассчитывала сегодня вернуться в Городище.

Одного кролика получила Арра и тут же прикопала в надёжном месте. Собачий желудок ещё был полон, но ближе к вечеру можно будет выкопать спасённую от насекомых тушку и полакомиться всласть молодым зайчишкой.

Пока Тиргатао при помощи двух сучковатых веточек сражалась с закопчёнными глиняными комами, не желающими выкатываться из глубоко выкопанной костровой ямы, Ганира принесла три деревянные широкие тарелки с низкими бортиками, три глиняных миски, большой пучок зелени, три ломтя пшеничного хлеба и один нож. На иронично приподнятую бровь синда с раздражением пояснила:

– У меня больше нет.

– У меня был в седельной суме, – с сожалением вспомнил мужчина.

– Арра принеси сумки, – велела Тиргатао, и собака мгновенно бросив принюхиваться к раздававшимся ароматам печёного мяса, понеслась к прибрежным кустам. Через минуту она уже пятилась задом из кустов, таща в пасти кожаную суму. Оставив её у ног хозяйки, отправилась за второй.

Синд, не ведавший об умении Тиргатао, поражённо застыл с открытым ртом. Меотиянка бросила ему принесённую сумку. Арра снова улеглась в тени и, позёвывая, с наслаждением чесала за ухом задней лапой.

Девушка со старухой дружно усмехнулись.

– Рот закрой, а то муха залетит, – не удержалась от замечания Ганира.

– На поешь лучше, тебе много сил нужно, – поддержала её меотиянка, поставив рядом с мужчиной тарелку с самым большим комком, в котором находилась запечённая дрофа. Расколов глину, Тиргатао явила голодным взглядам истекающую соком птицу. Аромат запечённого мяса мгновенно разнёсся по поляне, заставив Арру просительно заскулить.

– У тебя есть кролик, – строго сказала девушка, заставив собаку переменить своё решение выпрашивать еду у людей и отправиться откапывать зайчатину.

Тиргатао взяла свой охотничий кинжал, отрезав несколько сочных ломтей, положила их в миску и подвинула ему с ломтём хлеба и зеленью.

– Ешь, потом послушаем твою историю.

Ганире и себе она положила по зайцу, предоставив провидице самой разбивать глину и нарезать мясо. Ели молча, каждый погружённый в свои мысли.

Только откусив первый кусок мяса, Тиргатао поняла, как она была голодна. Сначала долгая скачка по степи и охота, потом встреча с синдом и изматывающая перевозка его к реке, затем испытание знакомством с нелёгким характером провидицы, всё это отвлекало, не давая задуматься о своих потребностях. И сейчас вкус обычной крольчатины казался ей необыкновенным лакомством. Сочное, нежное, ароматное мясо просто таяло во рту, заставляя девушку прикрывать глаза от удовольствия.

Гекатей не мог оторвать взгляда от юной меотиянки с того самого момента, как увидел её выходящей на поляну. Все его мысли были сосредоточены на ней. Смутно вспоминался ему её голос в степи, велевший вставать и куда-то идти через силу и боль.

3

Шейная гривна – обруч, цепь или ожерелье, носимые на шее или на груди как украшение или как знак отличия.