Страница 81 из 85
СМС-ки и сообщения в «Инстаграме» с поздравлениями были прочтены, ответы на них были отправлены. Настроение от того, что обо мне помнят, ощутимо приподнялось. Я даже открыла бутылку шампанского, выпила бокал полусладкого напитка и закусила ароматной клубникой. Фруктов, которые каждый день привозил Дима, было достаточно, чтобы накормить с десяток голодных обжор.
Он приезжал каждый день. Привозил готовую еду из ресторана и почти насильно заставлял есть. Мы почти не разговаривали. Молча включал телевизор, находил развлекательные программы или ставил комедии. Его поведение было естественным, он вел себя так, будто мы дружили лет сто.
— Не пропаду я, Дима. Оклемаюсь и снова вперед пойду.
— Уверена?
— Думаешь, не понимаю, зачем приезжаешь? Боишься, что с собой что-то сделаю?
— Никогда не забуду, в каком состоянии тебя нашел, и всю жизнь буду винить себя за то, что не предотвратил случившегося.
— В этом нет твоей вины. А насчет меня не переживай. Я никогда не причиню себе вред.
— Ты когда-нибудь простишь его?
Горько усмехаюсь. Простить?
— Он придет к тебе, Вероника, не сомневайся, и будет молить о прощении.
— Мне все равно.
— Сегодня он узнал правду. Теперь у него есть все доказательства того, что ты не причастна к этой грязной истории.
— А моего слова ему было недостаточно?
Дима молчит, ему нечего сказать. А что тут добавишь?
— Это была Мария. Это она сливала информацию Бродскому, — сказал Дима спустя минуту. — IP-адрес, с которого взламывали систему, не могли установить из-за одной очень продвинутой программки. Мария — очень хороший программист. Как оказалось, — ухмыляется. — Она сама разработала этот софт и установила на свой рабочий компьютер. Для нее не составило труда и получить всю необходимую информацию, взламывая систему. Гладышеву вместе с айтишниками из Лондона понадобилось почти две недели, чтобы понять, в чем дело. Огнев в ярости из-за того, что безопасность его компании оказалась под ударом. Он в ярости из-за того, что впервые оказался настолько уязвим.
На тот момент ни облегчения, ни радости от услышанного я не почувствовала. Равнодушие и апатия полностью вытеснили какие-либо позитивные эмоции, которые я должна была бы испытать. Но... уже на следующее утро я по-другому начала воспринимать услышанную новость. Огнев узнал правду, моя совесть перед ним чиста, чего не скажешь о нем. Справедливость восторжествовала. Отчасти.
Шампанское ударило в голову. Теперь я с интересом следила за монологом Галкина и даже позволила себе похихикать над его шутками.
Самым тяжелым за этот вечер оказался разговор с родителями, а не осознание своего одиночества. С этим я как-то свыклась за несколько дней затворничества.
Мама сразу почувствовала неладное, укоряла себя за то, что не настояла на моем прилете к ним, допрашивала о моем здоровье и самочувствии. Мне понадобилось полчаса, чтобы убедить ее в том, что со мной все в полном порядке. Из последних сил сдержалась, чтобы не разреветься и не рассказать о случившемся. До безумия хотела почувствовать ее поддержку, теплоту рук и в сотый раз жалела, что не полетела к ним.
Звонок в дверь отвлекает на мгновенье. «Наверное, ошиблись дверью», — думаю и снова утыкаюсь в экран телевизора. Спустя полминуты снова раздается звонок, откидываю в сторону теплый плед и медленно плетусь к двери. Открываю ее, не глядя в глазок, забывая об элементарной осторожности.
К горлу подкатывает тошнота, когда натыкаюсь на тяжелый взгляд серых глаз. Огнев, одетый в простые черные джинсы и коричневую кожаную куртку, выглядит уставшим и похудевшим. Внутри против моей воли поднимается то самое чувство, которое я испытывала каждый раз, когда он, уставший, откидывался в кресле и прикрывал глаза, пытаясь на несколько минут отдохнуть от дел. Подавляю желание пройтись нежно рукой по колючей щеке, заросшей щетиной. Корю себя за слабость в ногах от одного взгляда на мужчину, который когда-то дарил ласку и нежность; корю себя за желание прижаться к сильному телу и просить избавления от боли, которую он сам мне и причинил.
В глубине души знала, что наша встреча неизбежна, и, наверное, именно поэтому не испытала удивления от его прихода.
Не знаю, как долго мы стояли и молча смотрели друг на друга. Нас разделял порог — черта, перешагнув которую, последуют перемены. Сейчас все встанет на свои места, сейчас мы выскажем друг другу все, что наболело.
Огнев переступает порог и тихо закрывает за собой дверь. Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и направляюсь в гостиную, сажусь на диван, подбирая под себя ноги. Слышу приближающиеся шаги, чувствую его присутствие, когда он входит вслед за мной. Смотрит молча. Прямой взгляд будто пытается проникнуть в душу. Вижу, что он немного озадачен моим поведением, наверняка думал, что наткнется на неприступную стену нежелания что-либо с ним обсуждать. Проявляю большую гуманность, давая ему шанс все высказать и получить свое прощение. Ведь за этим он пришел. Не так ли?
Его взгляд останавливается на полупустой бутылке шампанского на журнальном столике и лекарствах, которые кучей валялись на полу у дивана. Он берет пульт от телевизора из моих рук и выключает его. Спокойно перевожу взгляд на его лицо.
— Не стоит употреблять алкоголь вместе с лекарствами, — говорит тихо и садится передо мной на корточки.
Слышу его запах. Хочу уткнуться в его шею и вдохнуть в последний раз некогда самый любимый и родной.
— Ты здесь, чтобы проявить заботу?
«Тебе не к лицу сарказм, Вероника», — ответил бы он при других обстоятельствах.
— Ты знаешь причину моего прихода.
— Чувствуешь свою вину?
Вижу отражение собственной боли в его глазах.
— Чувствую себя недостойным тебя.
— Как же ты прав, Огнев, — говорю устало. — Ты недостоин даже дышать со мной одним воздухом.
— Прости меня. Прости за всю боль и страдания, которые тебе причинил.