Королевский премьер

— Ваша… концепция. Зачем человечеству выдумывать себе кнут и пряник?

По губам Иарам струится снисходительная улыбка.

— Я попробую объяснить… — Она отнимает у Астори бокал, берёт свой и расставляет их по краям стола. — Вот… Добро и зло. Два полюса. Два ориентира. Понимаешь, дочь моя, человек идёт во тьме, у него нет ни трости, ни поводыря… ему надо знать, от чего отталкивать и к чему стремиться, чтобы…

— Чтобы — что? — насмешливо перебивает Астори. — Быть хорошим? Или счастливым?

— Быть человеком, — вполголоса уточняет Иарам. — Дочь моя, быть человеком не значит быть хорошим или плохим, добрым или злым, счастливым или несчастным… быть человеком — значит уметь выбирать. Собирать себя как конструктор. Иметь право отказаться от того, что выбрал… и нести за это ответственность. Починить себя или сломать.

— Конструктор… — Астори нервно облизывается. — Именно. Человек не может быть полноценным, вымазанным только чёрной или белой краской… он идёт по тонкой границе между двумя полюсами. Если он свернёт туда или сюда… разве он по-прежнему будет человеком? В нас много разноцветных кирпичиков… мы ущербны и дефекты от рождения, наша вселенная ущербна и дефектна! Мы живём в мире неполноценностей, где из двух половин выбирается меньшая. Разве может здесь существовать Добро или Зло, возведённое в Абсолют?

Иарам подпирает кулаком щеку.

— Кто знает… не вы и не я. Я согласна с вашими словами о неполноценностях… но согласитесь, что наш мир — ещё и мир крайностей. Думаете, человеку достаточно середины? Достаточно считать себя всего лишь неплохим? Вам самой этого хватает?

Астори опускает голову. Иарам выдыхает и поднимается.

— Давайте я вам долью.

***

— Обыщите лес и рощу. Город. Окрестности. Нет, не желаю я слушать! — Тадеуш яростно барабанит пальцами по столу. — Повторяю в сотый раз: если королева не найдётся до рассвета, вы все потеряете свои должности. И меня не волнует, что у вас там… Чёрт подери! Поднимете на ноги армию — да, весь гарнизон! — полицию, МЧС, пожарных, спасателей… да кого угодно! Мне всё равно. Вы хоть понимаете, с кем говорите? Не прекращайте поиски. Да, даже если у вас гроза и штормовое предупреждение. Тем более, слышите! Соедините меня с шефом полиции. Я свяжусь с министром обороны, если не получу приятных новостей в ближайшие три часа, вам ясно? Так-то лучше. Соединяйте.

Тадеуш откладывает трубку и роняет лоб в ладони. Спать хочется зверски. Он несколько часов не отходит от телефона, борется с перебоями связи, пьёт кофе и извиняется перед Леа. В этот вечер у них ничего не получилось. Тадеуш думает о том, как там Астори одна, в грозу, ночью, и его трясёт от страха, гнева и досады. Время становится совсем поздним.

Кажется, этой ночью он так и не уснёт.

Леа виновато звенит ключами за спиной, и Тадеуш оборачивается, разлепляя сонные набухшие веки. Размыто улыбается.

— Прости, пожалуйста, я… работа, сама понимаешь.

— И ты прости. — Леа пожимает плечами. — Я, наверно, пойду. И это… Тед… может, нам, ну, как бы… расстаться, ну?

У Тадеуша нет сил удивляться или разочаровываться. Он лишь с трудом моргает. По напряжённым мускулам разливаются неожиданная горечь и облегчение.

— П-почему?

— Слушай, ну ты же сам… сам видишь… ты готов бросить всё и сорваться спасать её. Работаешь ночами. Звонишь. И это не в первый раз… Я не хочу быть запасной, понимаешь? Королевский премьер… он и есть королевский премьер. Извини. Давай останемся друзьями.

Тадеуш слабо улыбается — двигаются уши, собираются морщинки у воспалённых глаз — подзывает к себе Леа и мягко целует её в лоб.

— Конечно. Я оплачу тебе такси. Может, как-нибудь созво…

Пиликает телефон, Тадеуш торопливо охает и рывком поднимает трубку.

— Премьер-министр слушает. Вы шеф полиции? Да? Я просил соединить… да, именно…

Леа вздыхает и тихо спускается вниз. Тадеуш болезненно ерошит тёмные с проседью волосы, смотрит ей вслед и вновь возвращается к разговору. На столе остывает седьмая чашка кофе.

***

— Кроме того, — как ни в чём не бывало произносит Иарам, усаживаясь на стул и мешая зубочисткой коктейль, — людям необходимо во что-то верить, во что-то незыблемое и несомненное. В Абсолют. При всей нашей неполноценности стремление к завершённости в нас очень сильно развито.

— И поэтому вы предлагаете верить в добро? — язвительно интересуется Астори, обхватив ладонями запотевший прохладный бокал. Иарам выразительно искривляет рот.

— Не я… само существование Единого Мастера по умолчанию предполагает это…

— К чёрту. — Астори отпивает и вытирает губы рукавом. — Я не верю в добро, потому что оно в меня не верит. В противном случае всё было бы по-другому. Вся моя жизнь. С самого начала. Было бы… по справедливости, а не так… идиотски.

— Но человек не может ни во что не верить, — ненавязчиво возражает Иарам, откладывая зубочистку. Астори отряхивает волосы.

— Я верю в себя.

Они пьют коктейли. Иарам глотает тёплый ласковый смешок.

— В этом всё дело… Ваше Величество, вы верите в себя, но себе — не верите. Правда? Боитесь того, на что можете быть способны?

Астори невольно вжимается в спинку стула. По ключицам пробегают мурашки.

— От-ткуда вы знаете?

— Я не Единый Мастер, я не знаю. Я… угадываю. — Иарам снова берёт её руку в свои узкие и аккуратные ладони. Поглаживает. Успокаивает. — Давайте говорить честно, Ваше Величество. Всё, что вы скажете, не выйдет за пределы этой комнаты. А вам… нужно это. Я вижу.

Астори выдавливает лихорадочную полуулыбку. Тело бьёт мелкая дрожь.

— Что я должна сказать?

— Что угодно.

— Ладно… — Она допивает коктейль, судорожно втягивает воздух и опирается локтями на стол, всё так же нервозно улыбаясь. — Я всегда хотела быть хорошей. Во всём. Просто — хорошей, чтобы мною гордились, чтобы меня любили… и знаете, что? Я облажалась по всем фронтам. Я даже не уверена в том, кто я теперь… мать? Королева?

— Относительно последнего… о, Ваше Величество… — Иарам качает головой. — Королевой вас делает не корона, а поступки, которые вы совершаете. Неужели вам никто этого не говорил? Оглянитесь назад. На свою жизнь. На восемь лет вашего правления… и ответьте: вы — королева? Или кто-то другой?

Астори поджимает губы и потупляет взгляд. Прикусывает изнутри щеку.

— Нет, — шепчет она. — Не королева. Я дура, дура и дура.

Её глаза вызывающе блестят, когда она вновь смотрит на Иарам.

— Вы осуждаете меня?

— Нет, — выдыхает та. — Мне не за это платят.

Астори недоверчиво фыркает, и Иарам усмехается в ответ.

— Я серьёзно. Знаете, сколько получают священники? Стыдно сказать. И за эти смехотворные деньги ещё и сверх положенного работать… увольте. Я вас не осуждаю, Ваше Величество. Я по-прежнему хочу вам помочь, но для этого вы должны помочь мне. Чего вы боитесь?

Астори напряжённо вздыхает.

— Что я не умею любить. Что я… была недостаточно хорошей.

— О… нам уже есть, с чем работать. Спасибо. — Иарам встаёт с подкупающим спокойствием и гладит Астори по щеке. — Хотите ещё коктейль?

— Да… не отказалась бы. Знаете, для священницы вы удивительно вкусно их делаете.

— Благодарю, Ваше Величество, — добродушно откликается Иарам. Спустя несколько минут бокалы наполняются; Астори отпивает из своего, Иарам переплетает пальцы и внимательно глядит на неё.

— Давайе займёмся любовью… вернее, не в том смысле, нет… вашей. То есть… кхм… что вы представляете, когда думаете о любви?

— О любви? — уточняет Астори, смакуя терпкий щиплющий вкус на языке. Иарам кивает.

— Да. Что-нибудь, что угодно… Яблоко. Зонт. Я не знаю… похвальная грамота.

Астори проводит языком по губам и задумывается. Первое, что вспыхивает в мозгу: «Тадеуш». Но она ведь не может, не может…

— Дети.

— Хорошо. А ещё? Ощущения, запахи?

И Астори сдаётся: слишком явно и чётко накатывают воспоминания.

— Мягкость… — тянет она, закрыв глаза и перебирая пальцами ткань рубашки. — Тепло. Запах мирта и вербы… Плечи…