Королевский премьер

Проклятье.

Зелёные глаза глядят вежливо и отстранённо.

— Эникберты собираются приехать во второй половине лета… — произносит Тадеуш, листая документы. — С их помощью… с помощью «Эникберт Ассамтил Дейл», я имею в виду, разумеется… мы сможем запустить первый сверхзвуковой поезд уже через пять лет. В лучшем случае, да, но это огромный прогресс. Новая железная дорога почти достроена… да, и ещё. Парад.

Астори разглаживает тёмно-бежевую юбку-карандаш, рассеянно склоняет голову набок.

— Двести семьдесят пять лет с тех пор, как Эглерт обрёл независимость. — Премьер-министр складывает бумаги, опирается локтями на ручки кресла. — Важная дата для всех эглертианцев. Для всей нации.

— Разумеется, — кивает Астори. Силой заставляет себя выкинуть из головы ненужные и горькие мысли и сосредоточиться на том, что действительно важно. Тадеуш… прав. Как всегда. Если она потеряла его, это не значит, что теперь можно пустить всё на самотёк и потерять ещё и государство. Уж это-то она обязана сохранить. К тому же это единственный способ вернуть его любовь.

Показать, что он ошибся в женщине, но не в королеве.

— У вас есть идеи? Какие-нибудь? Любые? В конечном итоге, вам принимать парад, а мне его проводить…

— Давайте… — Астори поджимает губы. У неё и в самом деле имеются любопытные соображения, но они настолько новаторские и смелые, что она боится, что Тадеуш не одобрит их, ещё сильнее разочаруется в ней, и тогда у неё не останется ни малейшего шанса помириться с ним. Хватит. Она была слишком неосторожна эти годы. Не слушала и не слушалась его, и вот к чему это привело. А сейчас, когда почти всё готово к вводу правительственных войск в одиннадцать северных провинций, отношения между королевой и её премьером и так обострились до предела, незачем усугублять их ещё больше.

Однажды Астори опять придётся выбрать: месть северянам или любовь Тадеуша. И тогда уже переиграть не получится. Хотя… если такой выбор предоставится, это уже будет громадной удачей.

Достанет ли ей везения в этот раз? Астори не знает. Но она поставила цель и намерена добиться её во что бы то ни стало.

— Говорите, Ваше Величество, — тихо усмехается Тадеуш, и вокруг зелёных глаз разбегаются лукавые мелкие морщинки. Он откидывается на спинку кресла. — Раньше вы были гораздо храбрее.

Он щурится, и Астори кажется, что она ослышалась. Эта интонация… эти слова… Он заигрывает с ней? Флиртует? Это можно назвать флиртом?

— Давайте перевернём обычный формат парада, — произносит она решительно, окрылённая самообманом — впрочем, самообманом ли? — Проводить буду я, а принимать — вы. Я полагаю, это может быть… интересно. Этот парад должен выйти запоминающимся, не так ли?

— Так… — Тадеуш вертит в пальцах карандаш. Астори начинается тревожиться.

— Это не слишком…

— Нет, отнюдь. Любопытная мысль. Согласуется с девизом «зелёных»: «Старые традиции…»

— «Новое знание», — охотно подхватывает Астори. Тадеуш слегка улыбается — двигаются уши и морщится нос. О Мастер, ей отчаянно недостаёт его улыбки.

— Именно. Мы подумаем над этим… надо проконсультироваться с Советом и кабинетом министров. Но ваше предложение принято к рассмотрению, Ваше Величество.

Астори выдыхает. Пронесло. Он на неё не злится.

— Но у меня тоже есть одна идея. Раз уж мы заговорили о новшествах.

— Д-да? — Она настороженно поднимает на него взгляд, и Тадеуш подаётся вперёд.

— Пусть в параде участвуют северные полки.

У Астори перехватывает дыхание, и сердце стучит так громко, что его, кажется, слышно на весь Серебряный дворец. Тадеуш смотрит не мигая и ждёт, но это не его прежнее ожидание, влюблённо-робкое и терпеливое, нет — оно требовательное и подчиняющее. Они шумно молчат. Астори облизывает губы.

Вот он — выбор.

— Если вам так угодно, господин премьер-ми…

— Да. Угодно, — припечатывает Тадеуш. Астори судорожно кивает.

— Х-хорошо… северные полки п-примут… у-участие…

Ей обидно и зло почти до слёз. Чёрт возьми! Она не для того переступила через себя и Тадеуша, введя проект о ЧП на Севере, чтобы теперь так просто… Проклятье! Он знает, как ей плохо, и он доволен этим. Тадеуш её наказывает.

Воздай ударом за удар… кажется, в Эноскадэ написано немного по-другому, но Астори никогда не читала священное писание, да и в намине была всего несколько раз за всю жизнь. Она изобрела себе собственную религию, в которой возмездие, а не прощение, стало единственным правильным воздаянием за грехи.

И теперь она получает по вере своей.

***

Тадеуш подбрасывает дров в уютно потрескивающий камин и разминает усталую спину. Хрустят позвонки. Он с наслаждением вертит шеей и цокает языком: Эйсли права, ему давно стоило отложить бумажную кабинетную волокиту и поработать на воздухе. Отцовский дом нуждается в мужской руке. Тадеуш почти не приезжал в Наполи с тех пор, как умер отец, отчасти потому, что боялся разбередить болезненные воспоминания, отчасти потому, что теперь в их особняке живёт Лумена с дочерью, которые якобы арендуют дом у Тадеуша. Конечно, это не так: он не берёт с них ни гроша и сам оплачивает все расходы. Заставлять платить одинокую женщину и неработающую девушку — низко и подло. Да и потом, они почти одна семья…

Почти.

Тадеуш успел полюбить Эйсли за годы совместного проживания, но к Лумене он по-прежнему испытывает лишь сдержанную приязнь. Она хорошая мать и хозяйка. И она сделала его отца счастливым… Тадеуш ценит это. Он не звонит первым, но присылает открытки на Сайоль и день Гасто ди Эбильто, без просьбы платит по счетам, отвечает на редкие звонки Лумены и говорит с ней деликатно и мягко. Они не сближаются, но и не ссорятся: делить им нечего.

Наследство отца досталось им поровну. Тадеуш не стал оспаривать завещание. Холостяцкая жизнь незатратна, а Лумене и Эйсли деньги пригодятся; к тому же, так пожелал отец, а Тадеуш всегда уважал его волю.

Этот Сайоль Эйсли предложила отмечать вместе, втроём, в Наполи. Тадеуш пытался отвертеться, но не тут-то было: его маленькая сестрёнка жутко упрямая. И в кого бы? Лумена кроткая и послушная, а отец… Тадеуш думал, что от него ему и Эйсли достались одни только зелёные глаза. В любом случае, спорить с сестрой оказалось невозможно, и она утащила его на Сайоль и всю Снежную Неделю в Наполи.

Тадеуш сам не вполне понял, как это получилось, но теперь он стоит в просторном зелёном — в цвет глаз — свитере, подарке Лумены, трогает знакомые с детства фигурки на каминной полке и вдыхает свежий пихтовый запах. Ему тепло. Внутри и снаружи. Он подмёл хрупкий тающий снег во дворе, наколол дров и теперь ума не может приложить, чем бы ещё заняться. Рассованные в три увесистые пачки документы ждут своей очереди у него в спальне. Ими он займётся… позже.

Тадеуш вряд ли хоть кому-нибудь в этом признается, но он рад, что проницательная Эйсли не позволила ему встречать Сайоль в одиночестве. После разрыва с Астори оставаться одному совершенно невыносимо. Конечно, он хочет её обратно, конечно, он скучает, конечно… конечно, он любит её. Эту невозможную упрямую гордячку. Но то, что сделала она, — подлость и предательство. И Тадеуш боится и не может вновь доверять ей. Он… он не верит, что она изменилась и искренне раскаивается.

И он устал от того, что она вечно всё решала за них обоих.

Он засовывает руки в карманы и отрешённо глядит на пляшущее в камине пламя, опаляющее ненавязчивым жаром щёки. Вздыхает. Свитер сполз на одно плечо, из-под него выглядывает белая рубашка; в кудрявых тёмных волосах виднеются серебряные пряди. На лбу и переносице залегли морщины. Чёрт возьми, ему ведь тридцать пять — тридцать пять! Практически полжизни.

А он… всё ещё один. Да, премьер-министр, да, второе лицо в стране, да, самый завидный жених Эглерта, не считая малолетнего принца Джоэля… и один. Он так долго видел лишь Астори и не замечал никого вокруг… а ведь было, кого замечать. Естественно, было.

Тадеуш шмыгает носом. Наверно, сейчас уже поздно что-то исправлять… и он не уверен, сумеет ли вытравить Астори из своего сердца… да и хочет ли вытравлять. Она была его мечтой, лелеянной семь лет — и даже дольше — в самых потайных уголках души, ревниво оберегаемой от всех: коллег, друзей, знакомых… Как признаться, что влюблён в жену наследного принца?