Страница 2 из 3
Ерундовая царапина – да даже не царапина, а просто пшик – и вправду осталась на щеке гостя. На ней проступила капелька крови – малюсенькая, меньше и представить сложно. На свою голову, Оссмий эту капельку крови увидел.
И свалился в обморок.
Потому что Алексис Оссмий не переносил вида крови.
***
Алистер много спал.
Но сон был для него не полной наслаждения прихотью, а инструментом изучения, как микроскоп в руках ученого и сера на столе алхимика.
В глубокой дреме он всегда видел сны. Так и должно было случиться, ведь иначе ничего бы не вышло, все застлала бы черная безжизненная пелена временного, но небытия.
Потому что уснуть – все равно, что умереть.
***
Когда среди раскаленных песков Египта впервые начались раскопки, никто и подумать не мог, как тряхнет мир – его может быть и вовсе не тряхнуло бы, если бы Жан-Франсуа Шампольон, отец египтологии, не откопал больше, чем следовало. Хотя, странно говорить, что ему что-то сделать следовало – просто судьба распорядилась так, а не иначе, хотя при каких-нибудь иных обстоятельствах мир бы даже не узнал сокровищ древности. Лишь по той причине, что они остались бы не найденными.
Но из-под песков извлекли столько магического, что самые консервативные академики еще долго плевались, откровенно смеясь над коллегами, которые взялись это дело изучать. Мол, да что там в этих иероглифах такого может быть – наверняка какие-нибудь инструкции по взращиванию пшеницы и правильному рациону вола, чтобы плуг хорошо тащился.
Но Шампольон с коллегами не сдавался. Они долго и упорно пытались расшифровать письмена, а когда наконец нашли ключ к разгадке и перевели иероглифы, то поняли, что только что изменили мир.
Из гробниц извлекли своды правил, заклинаний, постулатов и текстов, которые доказали миру, давно ушедшему от магии к паровым технологиям – Египетские мистерии и вправду работали. Все эти обереги, взывания, ритуалы – все это взаправду, и теперь инструкции по применению попали в свободный доступ. Но, что важнее всего…
Люди поняли, что боги древнего Египта – реальны, живы и рады подарить свое благословение.
Мировые столицы охватила лихорадка: среди храмов одного бога, а иногда и вместо них, начали строить святыни божеств Египта, которые становились драгоценными жемчужинами мегаполисов. На дирижабли – главный транспорт всех крупных городов – стали наносить кресты-Анкхи и Солнечных Скарабеев, магию применяли в практических целях, паровые технологии слились с волшебством. Теперь сэры в атласных костюмах и цилиндрах, дамы в ажурных платьях стали носить обереги, которые сперва казались такими чужими в Европе, а потом как-то прижились, и никто, даже те самые консервативные профессора-академики, уже не понимал, как же раньше все жили без магии Египта…
Так вот, отвлекаясь от краткого экскурса – полезного, но не самого динамичного, – нужно все же еще немного понудить и отметить вот что: среди всех городов, А́мнибус – его уже давно никто не называл Санкт-Петербургом на старый манер, – стал центром бога Осириса. Об этом можно было не знать, это просто чувствовалось среди улиц среброголового города, ну а для самых невнимательных всегда мерцали два грандиозных купола собора из изумрудного стекла, огибаемые шумными дирижаблями.
Дирижабли, кстати – главный транспорт не только для путешествий между странами и городами, но и для передвижения по самому А́мнибусу. Некоторые из летающих машин были поменьше и побыстрее, некоторые – помассивней, ведь везли груз, а некоторые выполняли роль общественного транспорта.
И вновь кстати – один грузный транспортный дирижабль только что причалил к посадочной платформе, где его уже ждала целая делегация, в основном из стариков и тех стариков, что помоложе, но не особо. Собрались все «сливки города», у которых хватило времени и сил встретить дирижабль. Людей могло быть больше, но вот только газетчикам веры не было – а они, бедные, так старались заинтриговать побольше народу.
Первым с дирижабля сошел мужчина в костюме, в цилиндре с крестом-Анкхом и в красных очках-гоглах. Прибывший остановился, осмотрел собравшихся, кивнул будто бы всей толпе разом, а потом отошел в сторону, освобождая путь четырем рабочим в простеньких костюмах, которые несли на удивление маленькую коробочку – такую и школьник спокойно может дотащить в одиночку. Но эти четверо опускали деревянный ящик так медленно, словно там лежала либо взрывчатка, либо, что хуже, тетушкина любимая хрустальная ваза, которую ни в коем случае нельзя разбить и даже поцарапать, иначе условная тетушка внесет тебя в черный список. А черный список любой тетушки на свете – вещь страшнее любой преисподней.
Ожидавшие дирижабля пожилые сэры окружили четверых, несущих коробку. Те не думали останавливаться, а потому со стороны все выглядело весьма забавно – словно мама утка решила поиграть с утятами в какую-то издевательскую игру, замедлив шаг, а те окружили ее и плелись, переваливаясь с ноги на ногу.
Мужчина в красных гоглах такого интереса не проявил, ведь знал, что было в ящике. Он только машинально задрал рукава, но тут же опомнился и спустил вниз – если бы кому-то удалось в этот момент посмотреть на руки господина, то это кто-то очень удивился бы, обнаружив налитые глубоко-фиолетовым вздутые вены. Мужчина подметил какое-то резкое движение в стороне – и улыбнулся.
Один чиновник из процессии тоже обратил внимание на непонятное движение. Посмотрев по сторонам, он не приметил ничего, кроме невнятной тени, которую списал на обнаглевшую чайку.
– Да, чайки, – подумал чиновник, – беда этого города. Надо бы с ними что-то решить на законодательном уровне…
Тень и вправду была, но только отбрасывал ее Алистер Пламень – тот, кто собирался разжечь огонь. Он точно знал, что и зачем сегодня днем прибыло в А́мнибус – и как оно его покинет.
***
Молодой человек в кресле цирюльника говорил, как заводной, без устали – причем обо всем, о чем только можно было: начиная городскими сплетнями, в правдивость которых не поверил бы даже ребенок с очень бурной фантазией, и заканчивая нынешними политическими делами. И ладно бы, если клиент все это просто говорил – подумаешь, болтун, тоже новость, пусть себе трепет языком, – но этот молодой человек задавал вопросы и хотел дискуссии.
– И что вы скажете о последнем решении гранд-губернатора? Официально разрешить магию Анубиса! – молодой человек хотел было всплеснуть руками, но тут же вспомнил, что его подбородок щекочет острая бритва.
– А ничего плохого, – ответил седой и сухой старик с лицом, похожим на плавленый сырок. Он сидел в углу, в гостевом кресле, рядом со стеклянным газетным столиком, и потягивал кофе. Его взъерошенные усы и забавная, словно постоянно дрожащая бородка, подпрыгивали вместе с фарфоровой чашкой. – Анубис и Анубис, все правильно – напомню вам, что это не злой бог, а то, что его последователи постоянно ходят полу-иссохшими, так это эмоциональная отдача такая. Когда играешь со смертью, гуляешь с ней рука об руку – она много отбирает. К тому же, у нас тут Собор Осириса – а они с Анбуисом… эээ… скажем так, одного поля ягоды.
Молодой человек краем взгляда – большее ему не позволяла все еще идущая процедура бритья – уставился на мужчину, темно-синий костюм которого был оделен черно-серебряными египетскими символами, на шее висело несколько амулетов, а правый глаз украшала черная татуировка. Конечно, в форме ока Гора – такие использовали те, у кого со зрением была совсем беда, магический символ помогать видеть отчетливей.
Гость недовольно нахмурился – это был уже десятый вопрос, на который вместо цирюльника ответил этот странный тип, не собиравшийся уходить. Сам Алексис за все время не обронил ни слова – даже под нос себе не насвистывал, а так ведь делает каждый второй, это общеизвестный факт.
Бредэнс Невпопадс свалился на голову цирюльника не то чтобы как снег среди летнего неба, а скорее как чугунная наковальня – удар принес такие же серьезные последствия, но Алексису они даже нравились. Старичок, сухой и какой-то дерганый, служил в Жандармерии, но теперь уже ушел в отставку на пенсию, и однажды зашел в цирюльню Алексиса побриться по совету коллег. Бредэнс разговорился, пока Оссмий рассекал бритвой белую пену, но быстро понял, что говорить во время работы цирюльник не собирается – все-таки, полицейская смекалочка – это вам не хухры-мухры, и в каждом, даже самом заурядном служителе закона, на самом деле живет гениальный сыщик.