"2013"

— Пройдемте, молодые люди, — санитарка распахнула калитку, развязав веревку, и жестом приказала входить. — А теперь представлюсь: меня звать Марина Геннадьевна. Я санитарка с четырнадцатого отделения. Сегодня со мной работает Наталья Сергеевна. Это я рассказываю тем, кто у нас еще не был. Мельникова не считается.

— Э — э, а почему Мельникову вечно дискриминируют? — шутливо возмутилась я.

— Будешь возмущаться — проведешь месяц на первом этаже, — произнесла Марина Геннадьевна.

Мужчина усмехнулся. Я бросила на него гневный взгляд.

— Все, пошлите. Предупреждаю сразу: Людмила Афанасьевна занята и примет вас позже. Так что, будьте добры подождать.

Мы вошли в тамбур.

Марина Геннадьевна достала из кармана белого халата ключ и отперла тяжелую деревянную дверь.

— Вы — за мной. — Она показала на меня с пожилой женщиной. Мы как раз прошли в просторное фойе, где стояло несколько стульев. Что — то типа комнаты для свиданий с родней. — А вы, — санитарка указала на мою маму и альбиноса, — подождите здесь. Сейчас вернемся.

Я последовала за Мариной Геннадьевной.

— Так, барышни, — она прошлась по отделению, оставив нас у закрытой двери медсестринской. — Ты — туда. — Санитарка обратилась ко мне, показав на вторую палату — как раз напротив кабинета медсестры. — Там свободное место есть. Вещи свои давай сюда. — Я передала ей пакет. — Придет Валентина Алексеевна, все посмотрит и, если что, разрешит что — то забрать прямо сейчас. Пока можешь располагаться. А Вы идите в третью палату, — сказала Марина Геннадьевна пожилой женщине. — Там тоже есть свободное место.

Я бросила постельное белье на свободную кровать и вернулась в фойе.

— Ну все. Теперь можешь отдыхать. Если что, я приеду к тебе в пятницу. Если все получится. Привезу тебе мобильник. — Я молча кивала, пока мама вела свою речь.

Мне было сложно сдерживать свои эмоции. Хоть это и временное расставание, все же дома оставаться всегда лучше. Но раз уж другого пути нет…

— Ладно. — Мать посмотрела на свои наручные часы. — Оставайся. Поеду домой. Может, часов в шесть приеду. Все, давай. — Мы обнялись. — Пока. — И я помахала ей рукой на прощание.

Я забежала в палату, находившуюся через стенку, и постучала в окно — мама как раз вышла из здания и спускалась, держась за перила.

Она была тогда полная и седая.

Мать рассказывала, как поседела, когда рожала старшую дочь, мою сестру, Аню.

Иногда ей приходилось краситься в свой родной, русый, цвет.

И, к тому же, на протяжении последних четырех лет мать болела сахарным диабетом.

Мы снова помахали друг другу и окончательно разошлись.

Я осталась стоять у окна.

И почти в ту же минуту вышел тот самый красавчик — альбинос. Он с кем — то разговаривал по телефону, и подошел к окну.

В фойе громко хлопнула входная дверь. Либо кто — то ушел, либо, наоборот, пришел.

Я постучала по стеклу.

Мужчина обернулся.

Я помахала ему рукой. А он — мне в ответ. И ушел.

А я ведь всего лишь подшучивала над ним. Эх.

2

Я вернулась обратно в палату.

В комнате никого не было — стояли разобранные постели и раскиданы вещи.

Я молча заправила свою постель и прибрала гигиенические средства и полотенца себе под кровать. В коридоре царил шум: работал телевизор да больные громко разговаривали между собой.

Я присела и огляделась. Хотелось чем — то заняться, но единственным желанием было лечь спать.

На улице все — таки пошел дождь. Вот умора! Мама как раз попала под ливень!

Мысли о ней заставили меня грустить. Как бы я не рвалась сюда, с ней все равно было лучше. Несмотря на наши непростые отношения: характер у мамы тот еще — могла обидеться на пустом месте и подолгу не разговаривать.

Да и ругались мы очень часто: я просто не хотела никого слушать и делать то, что хочется. Хотя мне пару месяцев назад исполнилось девятнадцать — пора бы начать думать своей башкой.

Но есть одно обстоятельство, которое не дает это делать. О нем расскажу позже.

Не хочу вываливать все сплошным текстом. Пусть будет … небольшая интрига.

— Мельникова! — О черт! Я совершенно забыла об Валентине Алексеевне! Неужели она уже успела вернуться? — Мельникова! — снова раздался ее пронзительный голос.

Пришлось встать и идти в медсестринскую.

В кабинете сидела полноватая женщина в очках и с короткими кудрявыми светло — русыми волосами в белом халате. Это и есть та самая Валентина Алексеевна.

Несмотря на столь громкий голос, все же она была не настолько строгой — могла немного шугануть, и все.

В это время из медсестринской вышла Марина Геннадьевна. Санитарка передала медсестре карточки, и та с полным безразличием пролистывала их, даже не смотря в мою сторону.

— Ну что, как дела? — поинтересовалась Валентина Алексеевна. — Какими судьбами опять к нам?

— Отдохнуть немного. Я не спала трое суток. Сейчас как зомби.

— Того страха нет? Кого ты там боялась… Тутанхамона, что ли?

— Есть, к сожалению.

— Да — да, наш Тутанхамон вернулся! — громко рассмеялась Марина Геннадьевна. — Я тут вещи наших гостей оставила. Вы потом посмотрите, что им там родня оставила. А то мало ли чего.

— Ладно.

— А, я чего пришла — то… Алеська спрашивает, когда суд. Ей ничего Афанасьевна не просила передать?

— Нет. Мне она ничего не говорила.

— Ладно. Так и передам. Пусть жопу прижмет.

И санитарка ушла, сильно размахивая руками.

— Алеська! Прижми жопу! Тебе Афанасьевна ничего не передавала! — громко закричала она.

— Спасибо! — в ответ раздался женский прокуренный голос.

— На чем мы там остановились? А! — Валентина Алексеевна закрыла мою карточку. — Людмила Афанасьевна тебя скоро примет. Будь добра, позови Воробьеву. Это та женщина, которую вместе с тобой привели.

— Хорошо.

Я вошла в третью палату.

— Простите… — взглядом отыскала ту пожилую женщину с приятным внешним видом. Она была блондинкой, не такой, конечно, как тот мужчина, который находился вместе с ней. Хоть и немного полноватая, но не такая пухлая, как моя мама. Настроение у бабушки оставалось прежним. — Вас Валентина Алексеевна зовет.

Несчастная кивнула и встала.

— Мы можем потом поговорить? Хоть немного.

Я пожала плечами.

— Конечно.

— Спасибо, — усталым голосом ответила пожилая женщина. — Меня, если что, Галина Сергеевна зовут.

— Очень приятно. Настя.

Я проводила бабушку до медсестринской и вернулась в палату.

Единственное, что меня тревожило, успеет ли Людмила Афанасьевна принять нас или же перенесет встречу на понедельник.

Впереди пара выходных. Никого из врачей и других медицинских работников не предвидится. Останутся только медсестры на двух этажах и санитарки.

В больничном городке на это время будет дежурный врач. На экстренный случай. И охранник. Он частенько патрулировал территорию ночью, когда все больные отдыхают. Мало ли кто из пациентов предпримет попытку бегства.

И такое тут тоже бывает. Правда, очень редко.

— Мельникова! Воробьева! К Людмиле Афанасьевне, бегом! — раздался пронзительный голос второй санитарки, Натальи Сергеевны.

Она была повыше Марины Геннадьевны, с короткими седыми волосами, но уж за пожилую женщину ее сложно посчитать. Строгая баба, которая строит получше своей напарницы. Та обычно со смешком гоняет больных по отделению, частенько подшучивая над ними. А Наталья Сергеевна могла и тряпкой по мягкому месту дать.

Мы молча направились в коридор.

Я уступила очередь Галине Сергеевне — та выглядела чересчур печальной.

Может, после разговора с Людмилой Афанасьевной ей станет лучше. Сомневаюсь. С таким врачом беседы очень короткие и заканчиваются довольно быстро.

Тем временем день клонился к вечеру. Солнце медленно близилось к горизонту.

Галина Сергеевна вышла из кабинета заведующей довольно — таки быстро. И направилась в сторону палаты, не сказав ни слова.

Я проводила ее задумчивым взглядом и вошла в кабинет.