Первый и последний

— Я подумаю над твоими словами, мамочка, — хмыкает он. — Не буду задавать идиотских вопросов про вас с Диккенс, и так все сам вижу. Но как ты стал продюсером и менеджером группы? Ты же учился в бизнес-школе.

— Ну вот я и занимаюсь бизнесом, как видишь.

Адам широко улыбается, рассматривая меня.

— Не могу передать тому, как рад тебя видеть.

Я тру затылок, потому что собираюсь сказать то, что говорить неприятно. Но я должен.

— Слушай, прости, что мы тогда так… Что я тогда так себя повел. Я не должен был отталкивать тебя и ругаться. Дело в Долли. Они с Тришей всегда были подругами, и я бы сдох тогда, если бы увидел Доллс с кем-то другим, например, на твоем или Триши дне рождения или еще на каком сборище. Мне казалось правильным разорвать связи со всеми вами и предотвратить мои встречи с Долли.

— Ты поэтому и на встречи выпускников не являлся?

— Думаю, да. Но сказать сложно.

Адам хлопает меня по плечу.

— Не парься, мужик. Слушай, ты можешь раздобыть для Триши автографы своих парней? Она дуреет от «Крашез».

И вот так, буквально за пару минут откровенной беседы все барьеры между мной и моим лучшим другом рушатся, оставляя по себе чистое пространство для построения новой дружбы.

— Конечно. После концерта вы приглашены на афтепати, на котором парни дадут Трише столько автографов, сколько ей понадобится. И сфотографироваться она может со всеми вместе и с каждым по отдельности.

— Не перегибай, — со смехом говорит Адам. — Не хочу потом свою девочку отдирать от чужих мужиков.

Наш вечер заканчивается на позитивной ноте. Девочки успевают сбежать от нас к голодным младенцам, чтобы покормить, а мы в это время зависаем с другом на балконе и болтаем обо всем, что произошло за последние годы. Тепло прощаемся, договорившись о встрече перед концертом следующим вечером, и покидаем гостеприимных хозяев.

— Не хочу пока возвращаться в автобус, — говорит Долли, когда мы за руку выходим на улицу. — Давай немного прогуляемся.

— Не нагулялась за день? — Она пожимает плечами и внимательно смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Что-то изменилось за эти несколько часов в квартире наших друзей. Изменилось в хорошем смысле, потому что мне нравится то, с какой нежностью она осматривает мое лицо. — Идем.

Мы поворачиваемся и двигаемся в сторону парка рядом с домом Триши и Адама. Здесь тихо и практически безлюдно. Несколько человек выгуливают своих собак, кто-то на вечерней пробежке, и всего несколько пар, прогуливающихся так же, как и мы с Долли. Она берет меня под руку и прижимается головой к моему плечу. Мы медленно бредем по аллее, разглядывая старые деревья, слушая сверчков и отдаленный гул улицы.

— Как пообщались с Адамом? — спрашивает она.

— Хорошо. Знаешь, я был удивлен тому, что он так легко простил меня за нашу ссору.

— О, вы прямо поссорились? Я думала, просто перестали общаться.

— Мы тогда все были на взводе, так что это было не сложно.

— А вы с Триш как?

— А, нормально, — рассеянно бормочет Долорес, как будто погруженная в свои мысли. Я решаю пока ни о чем ее не расспрашивать. В такие моменты Долли лучше не трогать. Она несдержанная и обязательно поделится тем, что у нее на уме.

— Знаешь, оказывается, доктор Скотт курит. Немного, но пока мы были на балконе…

Долли резко останавливается и выпаливает:

— Я люблю тебя!

Я торможу сразу за ней, огорошенный тем, что услышал. Подумал даже, что показалось. В голове быстро крутятся возможные причины такого признания. Вино? Она выпила всего пол бокала. Романтика? Какая, к черту, романтика, если мы целый день были, по большому счету, заняты работой и осмотром достопримечательностей. Может, на нее так парк повлиял? К дьяволу причины. Хочу услышать это еще раз.

Беру лицо Долли в свои ладони и наши взгляды встречаются. Мой пытливый и ее испуганный.

— Повтори, — говорю тихо, но твердо.

— Я люблю тебя, — уже тише произносит Долли, а я буквально впитываю эти слова с ее губ.

Наклоняюсь и целую ее. Сначала нежно, потом настойчивее. Она охотно отвечает, крепко сжимая ладошками мою талию.

— Люблю тебя, Доллс, — задыхаясь, шепчу в ее губы. — Так чертовски сильно люблю тебя.

Обнимаю ее и тяну в сторону огромного дерева, заросшего по периметру кустарниками. Краем глаза смотрю вокруг, чтобы никто не заметил этого маневра.

— Что ты делаешь? — хихикает она, но не сопротивляется.

— Хочу тебя. Прямо сейчас.

— Ты с ума сошел? Нас посадят.

— Если ты будешь вести себя тихо, никто даже не узнает. Давай, милая, поторапливайся.

Я легонько шлепаю ее по попке, затягивая в заросли. Осматриваюсь, чтобы здесь не оказалось таких же любителей секса на свежем воздухе. Или еще похуже хулиганов. Но вокруг никого. Я сажаю Долли на идеально склоненную к земле толстую ветку дуба и задираю подол платья. Нам не нужны сейчас предварительные ласки, адреналин все делает за нас. Лихорадочно расстегиваю молнию на джинсах, не прекращая целовать Долорес, пока ее руки шарят под моей футболкой. Сжимаю ее ягодицы, а потом отодвигаю трусики в сторону. Провожу пальцем по сладкой киске и с удовлетворением отмечаю то, насколько она мокрая. Готовая для меня.

— Скажи еще раз, — прошу я, пристраиваясь у ее входа.

— Я люблю тебя, — повторяет Долли шепотом и я врываюсь в нее сразу на всю длину.

Она кусает мои плечи, чтобы не закричать, но из нее все равно вырываются тихие стоны и всхлипы, и я схожу с ума от этих звуков. Обездвиживаю Долли, чтобы она не ерзала нежными ягодицами по грубой коре, и вхожу в нее без остановки. Выхожу полностью и снова врываюсь, как будто мне мало. Словно если я остановлюсь, Земля сойдет с орбиты. Долли цепляется за меня, как обезьянка, обвив мою талию ногами. Не могу так. Для меня слишком мало, через чур медленно и как-то не до конца. Снимаю ее с дерева, поворачиваю спиной к себе и наклоняю, заставляя упереться в ветку руками.

— Держись, малышка До, поездка будет быстрой и ухабистой, — шепчу ей на ухо и через секунду возвращаюсь в гостеприимное тепло ее тела.

Я знаю, что она сейчас закусывает губу, жмурится и кривится, потому что не может отпустить себя и выразить все эмоции, которые в ней накопились и не перестают собираться. Я трахаю ее быстро, жестко, наши тела сталкиваются с шумными хлопками, но мне нет до этого дела. У меня в голове то и дело слышится нежный голос, который произносит «Я люблю тебя». Я словно наяву вижу ее розовые губки, с которых так легко слетает признание и, клянусь, я парю над землей. Таким большим мое сердце еще никогда не было. Таким мощным никогда еще не был мой оргазм, вызванный финалом Долли. Она кончает бурно, едва стоит на трясущихся ногах, пока я изливаюсь в нее. Перед глазами темнеет, а руки с еле сдерживаемой силой сжимают нежную кожу бедер моей куколки Долли. Теперь я уверен не на девяносто девять, а на сто процентов: чувства делают секс острее. Живее. Пронзительнее.

Помогаю Долли выпрямиться. Она прислоняется к дереву и тяжело дышит, а я нависаю над ней, упершись своим лбом в ее.

— Я люблю тебя, — шепчу ей.

— И я тебя люблю, Дрю, — отзывается она, проводя по моему лицу дрожащими пальцами. Я поворачиваю голову и целую теплую ладошку. В полумраке зарослей я вижу, как глаза Долли блестят слезами.

— Эй, ты чего? — спрашиваю, притягивая ее к себе.

Долли крепко прижимается к моему телу и содрогается в беззвучных рыданиях. Я поглаживаю ее спину одной рукой, пока второй прижимаю ее голову к своей груди. Ей нужно немного времени. Это слезы счастья. Или облегчения. Я слышал, что у женщин такое бывает после секса. Сам никогда не сталкивался, но от парней слышал. А что, если нет? Может…

— Я сделал тебе больно? — спрашиваю.

Она качает головой и вытирает слезы.

— Нет. Просто… Я не знаю, что на меня нашло. — Долорес поднимает голову и смотрит на меня с улыбкой, редкие слезы все еще скатываются по ее щекам. — Знаешь, я сейчас так счастлива, что не могу не плакать.