Страница 67 из 71
Этот сумасшедший, безумный декабрь, едва не снесший рассудок ураганом событий, выродился в холодный и унылый выстиранный январь. Настолько же унылый, как и наше существование.
Парни успокоились, снова налаживая быт, если в нашей ситуации его можно вообще таковым считать, их жизнь вернулась в привычное русло, а вот я никак не могу обрести покой. Мне хочется лечь, свернуться калачиком и никого не видеть. Но я понимаю, что стоит дать слабину — я уже не смогу собрать себя обратно. Да и как бы отвратительно я себя не чувствовала, не время сдаваться.
Шон говорит, секрет кроется в распорядке дня. Не даром, в армии нет проблем с «лишними» мыслями. Я соглашаюсь. Трачу все свободное время и последние силы на физические тренировки, чтобы к вечеру доползти до кровати и упасть, но даже когда тело ноет, эта боль не приносит избавления.
Чтобы избавиться от стресса и напряжения, каждый день следует слушать новую песню, смотреть на хорошую картину и читать хоть какое-нибудь мудрое изречение, — что-то подобное произносит Арт, цитируя за ужином радио, и я хватаюсь за эту идею, как за соломинку. В доме не остается непрочитанных книг, музыка играет на кухне каждый день, когда мы с Артом готовим, а картины мне заменяет пейзаж за окном.
Мой день расписан по минутам: Артур тренируется вместе со мной по несколько часов, ещё минимум столько же мы ломаем голову над паролем от диска, но как я ни стараюсь довести себя до полного изнеможения, мне не удается выбросить из головы произошедшую с Ником ситуацию. Он просто бросил напоследок: «С Рождеством!», вышел на улицу и отправился в пустоту, так ни разу не оглянувшись. Шутка ли, но он действительно ушел в канун главного праздника в году.
Как будто хотел уйти.
Как будто только этого и ждал.
Я зажмуриваюсь, пытаясь выкинуть из головы это воспоминание. Но теперь там настолько пусто, что избавиться от чего-то довольно сложно.
Застёгивая куртку, я оглядываюсь по сторонам и вижу, что ночью был снегопад. Натягивая капюшон на голову, я бегу вперед. Продолжая жить, продолжая надеяться. Оказалось, единственное, что может помочь прочистить голову — протоптанная дорожка и влажный соленый ветер.
Поселившись здесь, мы сразу нашли тропинку для тренировок, что проходит сквозь густой ельник и дальше вдоль отвесного берега океана. На удивление, я полюбила бег и даже начала получать от него удовольствие. Теперь я знаю каждую низко висящую ветку, каждое упавшее дерево, каждую яму и рытвину вдоль дороги. Мчусь по лесу, словно призрак, практически не отставая от Шона с Артом. Но сегодня я бегу одна. Мне нужно пространство.
Когда мне было семь, папа ушел от нас. Я вспомнила это утром. Не четко, нет. Отдельными фрагментами, которые внезапно сложились, как картинка в калейдоскопе.
На улице было ясно и солнечно, возможно, поэтому этот день так запомнился, выделяясь среди серых лондонских будней. В воздухе витал аромат цветущих каштанов, на мне был сарафан из малинового вельвета.
Стоя у окна, я смотрела, как отец укладывает сумки в машину. Снова командировка? Почему он не попрощался? Я выскочила на улицу и хотела побежать за ним следом, спросить, скоро ли он вернется, вот только я с детства знала, что машины ездят быстрее, чем бегают маленькие девочки. А его служебный автомобиль уже тронулся.
Медленно, стараясь отогреть голые ноги на редком английском солнце, я вернулась в дом. Распахнула дверь.
Последний образ, врезавшийся в память — белое, как больничная стена, лицо мамы. Она опустилась на пол на кухне, прижав к себе колени, и бесшумно зарыдала, закрывая рот руками. Не хотела, чтобы я увидела или услышала. А я стояла и не знала, что сделать, чтобы помочь. Отец бы точно справился.
Что мне сделать, пап?
Но я так и не успела задать ему этот вопрос.
Дальше воспоминания обрываются. Мои глаза наполняются слезами. Все, что подкинула мне память — лишь клочок прошлой жизни — вырванный из тетради лист.
Я останавливаюсь, когда носы ботинок практически касаются края утеса. Задираю голову и смотрю в небо, прося хоть какой-то знак, что когда-нибудь все закончится, но в ответ небо посылает снег. Холодная крупа сыпется на лицо. Я поёживаюсь и кутаюсь туже.
В нескольких метрах прямо передо мной океан. Он всюду.
Завораживающий, бесконечный.
Вода обрушивается на камни под моими ногами и отступает. Нападает и отступает снова, словно смирившись с тем, что эту преграду ей не одолеть.
Почему люди поступают также? Уходят, когда становится слишком сложно? Убегают, уезжают, прощаются навсегда. Почему не хотят больше пытаться? Почему предают?
Меня оставили и предали практически все, кто мог предать. Даже собственная память. А отец вообще трижды. Что уж в таком случае говорить про Ника…
Прошло три недели с тех пор, как он ушел, и все это время я не могла выкинуть из головы случившееся в Эдмундсе. Ведь он мог оставить меня там, вернуть отцу, или сдать тем, кто за нами гонится. Мог давным-давно избавиться от каждого из нас, если бы захотел. Но не сделал этого… Как обезумевшая, я пытаюсь найти хоть какие-то доказательства того, что Ник на самом деле виновен. И чем дольше ищу, тем крепче во мне зарождаются сомнения: вдруг я ошиблась? Насколько высока окажется цена промаха? Я не могу представить, каково это — остаться в одиночестве, лишившись не только памяти, но и какой-либо поддержки.
Куда Ник отправился? У меня ни малейшего понятия.
Не то чтобы я сильно переживала по этому поводу, ведь своим поведением он заслужил то, что получил в итоге. Но если бы я знала, где он сейчас, мне было бы куда спокойней…
Я застегиваю воротник куртки и, попрощавшись на сегодня с океаном, шепчу:
— Надеюсь, ты в порядке, идиот.