Метаморфозы. Культ чуда

Леди Ворона проводила ее до ворот крепости и отдала сумку с полугодовым жалованьем. Снарядила двух солдат для охраны и хотела усадить в повозку, но Хэледис отказалась, желая прогуляться, впервые за долгое время.

Солнышко было теплым и по-весеннему ласковым.

Оно вызолотило буйные рыжие кудри Рилы, ожидающей ее на дороге к Тенлору. Облегчение в глазах подруги почти тут же сменилось гневом. Если бы Рила пришла одна, то Хэледис ждала бы серьезная выволочка, но рядом с ней стояли еще двое. Едва взглянув на них, Хэледис испытала приступ такого жгучего стыда, что чуть не провалилась сквозь землю.

— Доченька! Какое счастье, что ты жива! — Амалия Мерр заплакала и бросилась к ней.

Сухощавая и седовласая, она обнимала так крепко, словно боялась, что Хэледис исчезнет, если ее не держать. Секунду спустя к объятию присоединился и Тео Мерр.

— Не делай так больше, — тихо попросил он, — ты у нас одна осталась. Оба сына сгинули, неужто и тебя потеряем? Не бросай стариков.

У Хэледис все поплыло перед глазами. Горячие слезы потекли по щекам.

Родители Джелона давно приняли ее, как члена семьи, и дали то, чего от родных по крови она так и не получила. А она воспринимала их отношение, как вежливое дружелюбие и одобрение выбора сына.

Ее никто ни в чем не обвинял. Ее поддерживали целых полгода, когда она не хотела жить.

А она даже не вспомнила о Тео и Амалии, ринувшись в фиолетовый мир. Не подумала, каково им будет услышать об очередной смерти близкого человека.

Бессердечная дура!

— Мам, пап, простите, — заревела Хэледис, — я больше никогда так не буду делать, честно! Простите меня!

— Милая, как же хорошо, что ты с нами! — всхлипнула Амалия.

— Пойдемте домой. Давай сумку, я понесу, — Тео был рослым и крепким мужчиной, несмотря на шестой десяток прожитых лет, — если утомишься, скажи. Вы с нами, молодые люди?

Солдаты крепости, неловко пережидавшие семейную сцену, кивнули.

— Приказано проводить госпожу Шек до дома. Она теперь героиня.

Хэледис рвано вздохнула, вытащила платок и вытерла слезы.

— Дурья башка, — припечатала Рила, затем подошла и тоже обняла ее, — я тебя потом прибью. Сейчас и дунуть страшно: кожа да кости, вот-вот развалишься!

— Рила, прости, пожалуйста, — пробормотала Хэледис, утопая в ее мягких, полных руках, — спасибо, что ты у меня есть. А булочки не найдется? Я голодная, как Блуждающая Тварь.

— Хитрая подлиза, — фыркнула Рила, — знаешь, чем меня успокоить. На, ешь. Не ровен час, ветром унесет.

Хэледис с удовольствием принялась за еду. Она и правда немного лукавила, но если бы кто-нибудь спросил сейчас о ее самой любимой еде, то она без колебаний назвала бы булочки Рилы.

***

Хэледис, как могла, старалась вернуть заботу родным и близким. Теперь она постоянно навещала родителей (больше не вспоминая, что они не ее), помогала им по дому, возилась в саду с Амалией, восхищаясь ее способностями к цветоводству. Одних только фиалок там росло пять видов, и все были абсолютно разными. Хэледис даже задумалась, не вернуться ли снова в цветочницы? Простая, хорошо знакомая работа, все как советовала Рила. Амалия не возражала, но предлагала не торопиться:

— Тебе надо отдохнуть и подумать. Ты ведь бывшая Привратница и можешь найти место намного лучше. Например, пойти в жрицы Чтеца.

— Не хочу я быть жрицей, — помотала головой Хэледис, — тем более Чтеца. Я зря полагала, что ему есть до меня дело.

— Но ты ведь умница. Тебе бы понять, где использовать свой ум. Тогда Чтец тебя заметит.

— Мне не нужно его внимание. Как и внимание остальных богов. Обойдусь.

Боги не помогли ей, когда она молила о помощи. Пусть другие бьются за их интерес, Хэледис вполне устроят Чертоги Тихой Госпожи. Та приходила ко всем, и за это ее можно было уважать.

Амалия к богам относилась с почтением, но без фанатизма, так что тему жречества больше не поднимала.

С Тео они часто ходили на рынок за свежими продуктами, как для них с женой, так и для Хэледис. Приветливый, добродушный, всегда гладковыбритый, Тео был дружен с огромным количеством лавочников, подбиравших ему лучшие товары. Хэледис с удовольствием готовила и угощала его, пока Тео, в прошлом опытный плотник, чинил что-нибудь в ее доме или точил ножи. Она чувствовала себя любимой дочерью, да и смотрелась так же: несколько раз приезжие купцы принимали их за кровных родственников. Между ними даже наблюдалось внешнее сходство: седой, светлоглазый Тео был неярким, как и Хэледис. У Амалии еще сохранились русые пряди в волосах и общая миловидность лица. Именно она передала по наследству Джелону ореховый цвет глаз и стройность фигуры.

Теперь Хэледис должна была позаботиться о них вместо него.

С Рилой они виделись реже, чем раньше, и та часто находилась в задумчивости.

— У тебя что-то случилось? — однажды спросила Хэледис.

— Мне надоело печь булки.

— Быть того не может!

— Думаешь, ты единственная, кто хочет что-то поменять в жизни?

— Нет, что ты. Так чем же ты хочешь заняться?

В глазах у Рилы зажегся мечтательный огонь.

— Пока ты страдала, к нам приезжал знаменитый повар из Тамарии. Называл себя чудно: кон-ди-тер! Но ты бы пробовала его сладости! Божественный вкус, а на вид, как драгоценности! Вот уж кого Создатель Идей не обделил талантом. Все пекут булки, а он создает шедевры. Я тоже так хочу.

— А он не берет учеников?

— Брал, но только за большие деньги. Он уже уехал домой.

Рила тоскливо вздохнула.

— Гайер говорит, что я спятила: мою выпечку все любят, господин Руден меня ценит, деньги есть. Не понимает, чего мне не хватает.

— Гайер — это кто?

— Мой любовник, башмачник. Замуж зовет, дурачок.

— Ты не пойдешь?

— Не хочу. Успеется.

— Я буду очень скучать по твоим булочкам, — серьезно сказала Хэледис, — и стану первой, на ком ты можешь опробовать свои новые сладости. Дерзай. Я верю, что у тебя все получится.

Рила улыбнулась, но улыбка быстро пропала.

— Хэл, можно тебя спросить? В столице болтают, что раз ты спасла принца, то станешь принцессой. Вроде был такой закон. Принц Сэргар предлагал тебе выйти за него замуж?

— Очень смешно. Нет, конечно. Его давно никто не видел, он не покидает дворец.

— Все еще болен?

— Наверное.

Рила замялась.

— Люди часто меня об этом спрашивают, знают, что мы дружим. А недавно я видела кукольное представление, в котором ты его спасла, и вы поженились.

— Уличные артисты чего только не выдумают, — отмахнулась Хэледис, — не бери в голову.

— Ладно. Ты тоже не бери, хорошо? Не хватало еще снова тебя вытаскивать из черной хандры.

— Не сравнивай несравнимое. Я не собираюсь переживать из-за всяких глупостей.

Хэледис представить себе не могла, как ошибалась.

Она и раньше замечала любопытные взгляды на улице. Ее узнавали, расспрашивали, иногда благодарили за спасение принца. В основном юные девушки, которые отказывались верить, что он ее никогда не любил, как и она его. Лавочники угощали фруктами и называли героиней. Какая-то пожилая женщина долго требовала, чтобы она помогала народу, когда станет принцессой. И обругала после того, как Хэледис сказала, что этого не произойдет.

Это было местами забавно, местами неловко. Пока не начало исходить от тех, кто ее знал.

Когда Нину и Баала, пришедшие в гости, дружно начали убеждать ее выйти замуж за Сэргара Аринайского, она впервые рассердилась на это:

— Что вы несете?!

— Ты подумай от чего отказываешься, глупышка! — горячо настаивала Баала. — Он же потрясающий! От него женщины не зря млеют, тебе понравится, уж я-то знаю! Заставь его хоть раз в неделю выполнять супружеский долг и окажешься в Чертогах Возлюбленной при жизни!

— Никто меня замуж не звал, уймись уже!

— Не звал, так позовет, — веско обронила Нину, хмуря соболиные брови, — он обязан это сделать, ты ведь спасла его. Не вздумай отказываться. Твари с этими постельными утехами, но ты будешь жить в роскоши, а твои дети получат все самое лучшее.