Страница 34 из 49
Павел выскочил с больницы, как ошпаренный. Добежав до стоянки, вспомнил, что еще вчера свой «Хендай» после обеда отдал на частное СТО, на очередное обслуживание. Побежал обратно, к центральному выходу. Вот-вот должен быть рейсовый автобус. Да где же он, черт бы его побрал!
- Девушка, девятый ещё не проходил?
- Нет, дубльгис показывает: минуты через две будет, - она доверительно потыкала пальчиком в смартфон и показала содержимое Павлу.
Эти две минуты показались Павлу самыми долгими, его так и подмывало броситься в бег, прямиком через дворы - до дома сестры. Кровь бурлила в нем, душила избытком адреналина до тошноты, мешала здраво мыслить. Уже в последний миг, когда он все-таки хотел отправиться своим ходом, из-за поворота вывернула девятая маршрутка.
Павел заскочил в автобус, и его тут же зажало с обеих сторон волной пассажиров. Он, кажется, тысячу лет не ездил в общественном транспорте. Кто, куда? Одни к выходу, другие к креслам, все толкаются, галдят. Духота была неимоверной, но еще больше Павел одуревал от шума. В голове была единственная мысль — скорее увидеть сестру! Она поймет! Она сразу увидит и поймёт! Он ведь не сошёл с ума! Он так боялся вновь ошибиться…
Автобус полз по заснеженным улицам. Черт бы побрал этих коммунальщиков! Всю ночь падал снег. Время к полудню, а дороги еще не очищены. Да что же так медленно!
Он попытался пробиться сквозь толпу к выходу, но его тут же вытолкнули обратно, еще и от какой-то толстой тетки выговор получил: «Гражданин, зайцем тут нечего ездить! С передней двери выходить надо и оплачивать проезд».
Триста метров от остановки до дома он бежал, сорвал пуговицы от пальто, пытаясь хоть немного сбить жар. И отдышаться.
Как преодолел все лестничные проемы до самого четвертого и не заметил. Позвонил. Ключ был, но трясущимися руками было бы, наверное, долго открывать.
- Оля! – в дверь он уже тарабанил кулаком.
- Да иду я иду, ты что ключи потерял? Паша! Пашка, что случилось?!
- Оля, где фотоальбом родителей? - он на ходу скинул пальто прямо на пол, кое-как освободился от ботинок.
- Там на стенке, справа, в коробке.
Павел уже лез на табурет, чтобы достать фанерный короб с альбомами из верхнего ящика совдеповской мебельной стенки. И, словно помня наизусть, где и какая фотография хранится, ровно через несколько секунд держал детский снимок Оли. Он дал ей карточку в руки.
- Оля, сколько тебе здесь?
- Пять или шесть. Это в садике ещё. Нас тогда Катерина Сергеевна фотографировала на свой старенький Зенит. Вот тут я на своей детсадовской кроватке, ещё после сна...
Павел уже не слушал, он трясущимися руками достал телефон. Взволнованный, не сразу смог снять блокировку и открыть галерею. Нашел последнее фото, где улыбалась сонная Маша, и приставил рядом с фотокарточкой. Оля вскрикнула.
- О Боже, о Боже мой, Паша! Одно лицо! Паша, да это же... Паша, откуда? Скажи, это то, о чем я думаю?
- Перелистни фото, пожалуйста, - уже осипшим голосом попросил брат.
Оля схватила смартфон, перелистнула на следующее фото и изумленно уставилась на родимое пятно на груди ребенка, возле подмышки. На детском тельце оно имело ровные края и выглядело как красивый рисунок в виде звездочки.
- Паша, твое родимое пятно... Пашка, она! Ты нашел её, господи, Паша!
Оля разрыдалась и бросилась целовать брата, а он, словно не чувствуя ног, стал оседать на пол, растирая болевшую грудь. Впервые в жизни ему стало плохо с сердцем.