Страница 60 из 69
-- Стала ты и статна, и мудра; на всё найдёшь ответ сама.
Ларуал точно след простыл... Магия!
Юнни вернулась к себе, и разложила карточки с нанесёнными на них рунами. И вот, выпало ей, что пожаловал тогда в "Коннахт" шпион, соглядатай из чернолюдов, дабы с малого начать да осмотреться; мести ищет тот народ, за поражение в Лихие годы, отмщения жаждет. И выпало ей ещё, что род меди с родом железа враждует, а род олова пытается их помирить, но тщетно. Карты говорили, что гномы из рода меди недовольны, что слишком властной стала Ларуал по разумению их, а гномы из рода железа хотят над собой королём Олвина; спят и видят это -- однако ж, сего не желает сам Олвин, да и негоже это, будто бы по наследству власть передаётся. Это запрещено Советом, но ведь столько воды утекло! И разве Берилла -- не правнучка Ронфутта, а оба властвовали в Гномгарде.
Юнни была очень хозяйственной гномкой, и держала в своей уютной пещере-норке рассаду комнатных растений, а также кур -- а курица сидит и жмурится; дожидается хозяйку. Но стоило Юнни отвлечься на пару мгновений -- хвать, а курицы-то и нет! Курица больше не жмурится; нет больше курицы... Кто слопал?
-- Ах, ты ж, рыжая, бесстыжая лиса! -- Накинулась было гномка на воровку, но та уже сбежала далеко-далеко, виновато поджав хвост, и в пасти -- бездыханная курочка. И не лень же было лисице спускаться под горку!
Тем временем Олвин в очередной, уже второй раз налетел на камень, о который уже спотыкался, когда относил в мешке пойманного им огнехвоста. В этот раз времени у гнома было чуть больше, и он решил докопаться до истины, а именно выяснить, откуда взялся на дороге этот достаточно крупный по своим размерам булыжник, и отчего его до сих пор никто так и не убрал.
Гному, как это ни странно, удалось прочесть руны, нацарапанные кем-то на этом валуне, хотя тогда, вечером, он не мог разобрать ничего. И зря он это сделал: видимо, сработало какое-то заклинание, и прямо в центре камня отпечаталось чьё-то дивное лицо!
"Зеркало, не зеркало... Что это? И кто?", мелькали в голове у Олвина разные мысли.
Сначала гном попытался приподнять камень, чтобы вглядеться повнимательнее в образ, им, камнем, источаемый, но не тут-то было: при всей своей природной, физической силе Олвин не смог даже сдвинуть с места тот достаточно небольшой объект -- большой, как препятствие на дороге, но малый, чтобы совладать с потомком Нейна.
Наконец, камень поддался, но теперь этот чудо-булыжник показывал сбитому с толку гному не только лицо, но и всё тело той, которая...
"Интересно, а кто это?", бормотал Олвин. И чем больше он вглядывался в образ, тем больше этот образ захватывал его.
То была самая что ни на есть великанша -- вот только таких красивых он не видывал никогда: никакого внешнего уродства, утончённая фигура, даже талия; светлые локоны волос, и васильковые глаза. Точно эльфийка или представительница людей из рода Варианна -- но слишком уж большая да высокая; для неё, пожалуй, даже гора Энгер будет только по колено в высоту!
Великанша там, в камне, ходила-бродила по какой-то лужайке, и, по всей видимости, почуяла, что за ней кто-то пристально наблюдает; лицезреет, не отрывая своих глаз. Ходячая глыба нагнулась, и приблизила своё лицо к порталу; розоватые губы насмешливо скривились в ухмылке, но для Олвина это уже не имело никакого значения в абсолюте -- точно завороженный, он пялился на ту, которая с интересом его разглядывала, рассматривала.
-- Олвин! -- Позвала она. -- Олвин!
-- Да, моя госпожа? -- Гном был словно загипнотизирован ею.
-- Иди ко мне!
-- О да, моя госпожа...
-- Но для этого тебе придётся меня найти! Разыщешь Ёллейн среди льдов и снегов, на крайнем севере... Да смотри не замёрзни на полпути!
Гном застыл в безмолвии: образ Ледяной королевы исчез! И руны на камне -- тоже. Теперь это был самый простой булыжник, не более того...
Перемену в Олвине заметили не сразу -- это был всё тот же трудяга, работяга; однако, медленно, но верно гном замерзал, постепенно становясь каким-то чёрствым, мрачным, отстранённым -- чары колдуньи обволокли и больше уже не отпускали.
Когда Олвин пожаловал в "Коннахт", всё уже было давно убрано -- любой в этом мире имеет право на отдых.
-- Олвин! -- Окликнула осунувшегося гостя Юнни: от неё не укрылось, что бравый гном не в духе, и уже давно.
-- Да?
-- Тебя явно что-то беспокоит. Говори.
-- Тебе показалось. -- Уклончиво ответил тот: похоже, он не желал говорить на эту тему.
-- Вот чего ты хмур? Опять не поел, словно моя стряпня тебе больше не по нраву. -- Присев рядышком, гномка легонько дотронулась до плеча своего друга.
-- Одну из шахт нынче завалило; хорошо, что никто не пострадал.
-- Уверена, что это не единственная причина твоей апатии.
Олвин молчал. И на следующий день была такая же картина.
-- Я знаю, что это: это ледяное дыхание Ёллейн. -- Юнни была мудрее многих смертных, многих из уже почивших и ныне живущих. -- Ёллейн да Ёллейн! Заладил одно и то же. Не издал ни звука, но я всё поняла без слов. Не кушаешь; ни капли не пригубил из-за неё.
Олвин посмотрел на Юнни, небрежно расплатился (хотя ни к чему не притронулся), встал из-за стола и вышел, не проронив ни "а", ни "б".
Трактирщица чуть не разревелась, но вовремя взяла себя в руки -- и всё же одна слезинка предательски побежала по щеке. Огнехвост заворчал и уткнулся мордочкой в ладони гномки, сложенные на переднике.
"Ничего! Всё в порядке, малыш; это временное...", мысленно шептала она, гладя зверька по голове, но на душе скребли кошки.